Оливер корил себя за то, что слишком рьяно расписывал другу прелести полетов, настолько, что Роберт возгорелся желанием ощутить величие и красоту моментов сам, однако, летать в подмышке у анамаорэ Роб отказался:
— Я тебе малыш что ли?! Вот Антон повзрослеет, забавляйся! — супруги, наконец, выбрали имя для растущего в животе Колетт сына.
В итоге упрямый блондин согласился на прыжок с парашютом без летательной техники, без инструктора, и так настаивал, что Оливер не смог ему отказать, проклиная себя втройне, когда Роберт оказался на земле с рваной раной на ноге.
Оливер догадывался о его ощущениях, но Роберт только улыбался и ворчливо шутил:
— Вот ты ипохондрик! Заживет само! Угораздит некоторых лекарями стать, писал бы себе спокойно музыку дальше, а не кудахтал вокруг!
Оливер не обращал внимание на его браваду:
— Не дашь вылечить добровольно, зафиксирую насильно.
Под таким напором Роберту ничего не оставалось, как доверить лечение профессионалу.
— Ладно, валяй. Колетт ни слова, а то я тебя придушу.
Жена, милая, нежная, все еще стройная смуглянка, отпустила Роберта с огромной неохотой, точно что-то предчувствуя, и нетерпеливо ждала его дома.
Блондин с васильковыми глазами, с момента ее беременности ставший особенно нежным, звал любимую теперь не только Котеной, как всегда, но и «своим сладким нектаром», находя успокоение в жизни с ней и с недоумением вспоминая былое.
Оливер беззлобно хмыкнул:
— Сначала поймай. Допрыгай!
Лукас не знал, как сказать Тамико так, чтобы не обидеть ее профессионализм — ему больше не хотелось работать с ней, зато жаждалось вместе жить.
Видеть, как она просыпается поутру под теплым одеялом — Тамико иногда ночевала совсем одна, в собственной постели. Подавать ей первый кофе, наблюдать ее выбор духов, хотелось гулять с ней, взявшись за руки, болтая и пересмеиваясь, по многочисленным лесам и лугам, кормить друг друга фруктами, мечталось вместе читать и танцевать. Лукас злорадно отмечал, что Магнус в отличие от Тамико танцы не жалует.
Мастерство Лукаса в создании копий усилилось, и он предлагал Тамико передать заботы виртуальной помощнице, а самой заниматься тем, что приносит ей больше удовольствия, хотя и понимал, что раздача ему советов является для Тамико реальным наслаждением.
Иногда Тамико отказывалась, но все чаще поддавалась искушению, не забывая ласкать и нежить Лукаса, дома у которого, наконец, появилась крохотная дочурка. А уж передоверять воспитание Маринки двойнику Лукас не собирался и, закончив работу, теперь в самом деле возвращался к общению с Эстеллой, которой ему также нужно было оказывать знаки внимания.
Подменять себя всякий раз, когда требовалось просто погладить или поцеловать законную жену, Лукас находил странным. Эс ни в коем случае не была противна ему, и в то же время Лукас ощущал внутренний дискомфорт, изменяя своей настоящей единственной.
Тамико ничего не говорила. Почему-то ее дикая ревнивость не распространялась на Лукаса сначала, не изменилось это и сейчас.
Возможно, дело было в отсутствии ее чувства контроля над превосходящим ее Магнусом. Лукас же всецело отдал Тамико душу, заставляя Тамико испытывать тщеславное удовлетворение от этого факта. Удовлетворение и любовь к тому, кто доверился ей.
Лукас понимал, что по формальным законам Тамико никогда не откажется от Магнуса, но принимал во внимание и факт, что формальное часто отличается от реального, и ни в коем случае не собирался давить, особенно с Тамико.
Лукас радовался каждому случаю, когда Тамико немного задерживалась на работе. Был рядом, заботился о ней и терпеливо ждал.
Хотя Лукас целовал и гладил Эс, все более интимное он передоверил своей копии и поставил казавшуюся пока почти нереальной цель привести Пушистика к сходному решению насчет Мага.