Бескомпромиссная греза о призраке с одной стороны, а с другой, живая реальная Колетт, их пока не рожденный Антон…
Роберт сумел бы вообразить воинства гурий, и Кэйли даже воплотила бы эти воинства наяву, просто…
Роберт клял человеческую беременность, что длится так долго, хотя красавица, носящая под сердцем его ребенка, и являлась бессмертной.
Он выбрал Колетт за женственность, мягкость, уступчивость, но была в Колетт и твердость духа, просыпающаяся в важные моменты.
Сейчас наступило время, когда Роберту хотелось не обладать, но завоевывать, когда он предпочел бы плетку ласке. Роберт соскучился по хорошей ссоре, в которой можно было не опасаться задеть чувства, и ему следовало придумать, как намекнуть об этом Котене так, чтобы не унизить ее, сделав их скандалы равноправными.
В то время, как Роберт мечтал о вспыльчивой и страстной в образе Тамико, Лукас учил настоящую Тамико не стесняться печалей и проявлять страхи, если те вдруг возникали. Поскольку случалось, что Тамико не могла справиться с какой-то работой так быстро и ловко, как ей хотелось.
Лукасу нравилось сажать Тамико себе на колени и поить ее неизменным кофе, ощущая, как маленькое ухо доверчиво прижимается к его плечу или груди.
Тамико не возбранялось плакать, исповедоваться и делать что угодно, что раньше она скрывала от всех, прячась в своей комнате. Кроме того, Лукасу было приятно, когда Тамико читала ему что-нибудь вслух.
Но жар, пылающий в душах обоих, не давал скатиться их отношениям в рутину. Тамико оставалась собой и питая интерес к жестоким эротическим играм, даже в застенках повела себя непристойно: вместо того, чтобы сжиматься от страха и дрожать в жутком месте, уселась прямо перед Лукасом на стол, широко разведя ноги, и Лукас догадывался, что под платьем с длинным «языком» на ней ничего нет.
— Да, я во всем виновата, но можно ли мне смягчить наказание?
Могло статься, что эта Церемония, напоенная запахами цветов и свежести моря, прошла бы куда скромнее, но клятвы давали не только популярная актриса и почитаемый композитор, некогда бывший человеком, а потому чрезвычайно интригующий.
Так вышло, что невеста оказалась бывшей сестрой нового бога, а жених его сыном.
Магнус никак не пропустил бы празднество, подготовив Оливера и Анелю к присутствию толп зевак. Впрочем, Оливер с Анелей были и так привычны к любопытству вокруг их имен.
Магнус опять исполнял желания гостей, на этот раз не тайные, сокровенные, а простые, произносимые вслух. Он смеялся и шутил с просителями, называя некоторые вещи «слишком сложными», впрочем, никто из гостей не ушел обиженным.
Тамико, не приятельствовавшая ни с Оливером, ни с Анелей и даже сравнительно редко их видевшая — Оливер все время жил у Анели, на Церемонию не пошла.
Тамико не любила вечеринки ради вечеринок, а потребности пообщаться с Магнусом не испытывала.
Изумительное, ошеломляющее чувство — она, привыкшая к годам двойной жизни, тайн, скрытности, теперь не нуждалась ни в ком, кроме Лукаса!
Лукас стал ей всем — или он сразу был ей всем, только находился в бешеном, измученном состоянии сжатой пружины. Тамико боялась, не доверяла ему до конца и не подозревала, каким нежным, ласковым, довольным и расслабленным может быть Лукас! Ее Лу. Мудрым, но при том не потерявшим ни капли страстности!
Их Церемония стала бы, наконец, правильной. Без третьих. Без лишних.
Тамико ощутила что отправиться в вечность только вдвоем и без сомнений — реально.