После того, как церемония перерождения Кацуо в анамаорэ успешно завершилась, девушка с косами цветами меда, молитвенно прижав изящные руки к пышной груди, обратилась к возлюбленному, едва пара осталась наедине:
— Вот уж не думала, Лу, что я стану матерью дважды, причем вне законного брака, и мои дети будут от разных мужчин!
Лукас блаженно улыбался.
С тех пор, как они начали жить вместе с Тамико, личное солнце щедро и неустанно озаряло его душу.
Впрочем, иногда Лукас непритворно хватался за сердце.
Тамико допытывала:
— Лу, скажи, ты же любил Наоко? У вас все было так романтично и драматично, я сама видела и дивилась!
Лукас поднял бровь:
— Хочешь сказать, раза в четыре менее романтично и драматично, чем с тобой? Не буду спрашивать, кого ты любила в этой жизни, но я ведь ревную ко всем твоим прошлым… У нас бы они длились, как одна.
Тамико залилась краской:
— Скажешь тоже! Вот умеешь ты обернуть все себе на пользу!
Его озорные ямочки контрастировали с чуть более, чем привычно, длинными клыками, вызывая у Тамико легкий холодок в животе… Она поинтересовалась:
— Как считаешь, Магнус живет с Эстеллой как с женой, или у них чисто деловые отношения?
Лукас, мимолетно нахмурившись, ответил:
— Уверен, что они не живут, а так, встречаются иногда. Иначе с чего бы Маг раздавал Эстеллу направо-налево всем желающим, обещая им немыслимые наслаждения?
Тамико вскинула подбородок:
— Это Эс-то немыслимые наслаждения?! Да что она?!.. Да что я… Ладно, Лу, это пройдет… Так ей и надо — со всеми.
Лукас молчал, не желая ни развивать тему собственнических и сопернических чувств, ни обсуждать какие-либо похождения Эстеллы, с которой пусть и не по воле сердца, но собирался разделить вечность.
Эстелла, томно развалившись на алых подушках, выговаривала высокому, изящно и вместе с тем крепко сложенному мужчине с копной темно-каштановых волос и глубокими карими глазами:
— Почему ты считаешь, что тебе позволено больше? Я Жрица Бога Наслаждений, я принадлежу всем в равной степени! Цени мое сострадание, что я не приказала лишить тебя жизни за неслыханную дерзость!! Как смеешь ты предъявлять на меня права?!
Эстелла немного лукавила: ей нравилась настойчивость поклонника; участь всеобщей Властительницы, но ничьей Единственной тяготила ее сердце.
Магнус дал ей полную свободу, не оделяя особой любовью, Эстелла чувствовала себя одиноко.
Темноволосый мужчина с четко выраженными скулами и твердым подбородком был точно порыв свежего ветра перед грозой:
— Я люблю тебя! Это мое право! И если меня полюбишь ты, то не будешь обязана служить эгоистичному богу!
Его глаза горели. Эс лежала на возвышении, а он стоял рядом на коленях, непроизвольно, судорожно приобнимая ее ложе, иногда касаясь нежных и блестящих волос Эстеллы, в беспорядке рассыпавшихся по постели — касаясь и поглаживая.
Эс рассмеялась, на ее полных щеках обозначились ямочки:
— Ты говоришь об этом, словно о какой-то повинности, Роман! Наверное, ты не так давно стал анамаорэ и забыл прошлые воплощения, но мы дети неги и соблазна. Я упиваюсь своей ролью, она приносит мне счастье. И как ты один думаешь заменить всех?
Эстелла посмотрела из-под полуопущенных ресниц, на ее губах заиграла мягкая улыбка. Ей хотелось больше признаний, больше обожания, больше сумасшедшей жажды обладания ею.
Роман не отступал:
— Смогу. Смогу, если позволишь! Когда ты пожелаешь отказаться от дурной игры, то перестанешь быть забавной безделушкой бога.
Эстелла вскричала:
— Замолчи и уйди! Ты говоришь гадкие вещи! Бог мудр, и я верная слуга его! Уходи и не вздумай возвращаться, пока я тебя не позову… Или не позову, ты чересчур наглый!
Его карие глаза глядели прямо, без тени смущения:
— Гони, не гони, я вернусь. Ты будешь моей, пусть даже для этого придется сразиться с твоим богом!
Испугавшись, Эс пролепетала чуть более поспешно, чем хотела:
— Прекрати! Ты словно пьян и говоришь нелепости! Я такая, какая есть, только благодаря ему. Иную меня ты не знаешь и вряд ли любишь. Уймись, Роман, иначе горько пожалеешь о своих словах!
Роман, поняв, что похитительница его сердца вероятно не шутит, резко приблизил чувственные губы к ее прелестному лицу:
— Только один поцелуй… Еще немного блаженства… И я уйду, уйду, чтобы вернуться!
Эстелла, не желая отказывать теперь, обвила его шею точеными руками.