Отрицание каких-либо романтических чувств давало Жизели защиту: она просто приходила пользоваться мужчиной, точно общественной игрушкой, не смущаясь тем, что другие также хотят с ним позабавиться. Это усыпляло ее ревность, хотя Жизель и старалась появляться как можно чаще, «обрабатывая» Оливера до кромешного нежелания видеться с кем-то еще.
Он стал жрецом недавно, а значит, он жаждал удивительное многообразие женщин, миллионы соперниц. И он уж явно не был расположен уединиться с одной из женщин в сакральной Церемонии.
Подобные мысли настолько ранили Жизель, что она предпочитала укрываться от них за спасительной стеной цинизма, уютной в своей надежности. Признать себя уязвимой, жаждущей обладать и боящейся потерять — все это было слишком шатким положением. Так игрушкой становилась она.
— Рыженькая… Любимая ты моя! — Оливера не смутила ни напряженность абсолютно прямой спины Жизели, ни ее молчаливость. Забрав у Жизели бокал, он горячо и крепко стиснул ее в объятиях, опрокидывая на шкуру. — Ты тоже меня любишь! Очень-очень! — утвердив это, Оливер продолжил. — Во-первых, я не обязан принимать гостей, если сам того категорически не желаю. Внимания Магнуса хватит на всех, я только помогаю ему, пока мне самому нравится. Во-вторых, я имею право вовсе уйти из жрецов и продолжать карьеру музыканта или целителя. Представляешь, как мы будем лечить вместе? Это совсем не то, о чем тебе надо беспокоиться. Хочешь, я уйду отсюда, отправлюсь с тобой, и мы станем жить в твоем доме? Там тебе и думать не придется, что меня кто-то навещает!
Уши и щеки Жизели залила краска. Оливер так точно описал все ее страхи. Жизель оказалась совершенно «раздетой» и невероятно смущенной. Разговоры по душам Жизель виртуозно умела избегать, боясь того, что разворачивалось прямо сейчас.
Однако Оливер не думал над ней насмехаться, будто признавая ее право на любые чувства и даже находя ее ревность и собственнические инстинкты естественными.
— Просто скажи, что ты ждешь, ты самая красивая и восхитительная! Просто говори, я услышу. Не бойся!
Подбадривая, Оливер целовал и аккуратно, как ей нравилось, прикусывал кожу распростертой под ним Жизели. Признания, вызвавшие дискомфорт у Жизели, наоборот раскрепостили его, заставляя проявлять свои лучшие качества.
Жизель не знала, попросить ли Оливера уйти из его покоев или остаться. Вернее, ей хотелось, чтобы Оливер убежал без оглядки, начисто забыв жреческие обязанности. Но просить Жизель не умела, она только начала отвечать на его пылкие поцелуи. Жарко, выражая свои чувства и душу через эти ласки. Так, чтобы не только она — Оливер, испытавший схожее с бесчисленными женщинами — остался доволен.
Слышал ли Оливер сокровенные желания или действовал наобум, Жизель не знала.
— Я не могу просто так отпустить тебя и оставить одну. Если ты позволишь, покажи мне свой дом, я хотел бы переночевать там. Да и тебе дома спокойнее, правда?
Жизель мягко улыбнулась:
— Давай.
«Иметь постоянного любовника» и «быть в отношениях» оказалось совершенно разными ощущениями. Хотя они с Оливером не оговаривали будущее в деталях, Жизель иррационально воспринимала себя почти его невестой. И, словно подчиняясь ее ритму, Оливер не спешил развеять ее иллюзии.
Закрыв жреческие покои, Оливер последовал за Жизелью в укромное место, доступное очень немногим — Жизель не славилась гостеприимством, несмотря на близость ее владений к царским. Магнус также жил неподалеку, все это время Оливер с Жизелью были соседями.
Дом Жизель обставила без показной роскоши, но со вкусом и добротно. Жилище Анели, как и собственное Оливера характеризовались гораздо большей разболтанностью.
Сложив руки, Жизель скромно ожидала похвалы или же предложений что-то изменить — это был ее первый опыт. Никому раньше она не признавалась в любви и никого из любовников не пускала на порог.
Оливер нашел убранство ее дома прекрасным. Создавать собственную комнату было слишком поспешным шагом, и Оливер предложил только расширить постель, что Жизель послушно исполнила.
Оливер почему-то отличался от остальных мужчин — с ним легко было вести себя естественно и общаться свободно.
Жизели хотелось верить, что теперь, когда все происходит по взаимному полному согласию, Оливер не окажется подлецом и будет бережен с ее чувствами.