Море в ладонях

5

Миновав рабочий поселок, черная «Волга» остановилась в березовой роще. Здесь в двухэтажном брусчатом доме размещалось управление строительства. С виду — это стандартный, восьмиквартирный дом. Перед домом площадка, по краям ее несколько скамеек садового типа с пологими спинками, доска показателей и доска почета.

О своем приезде Виталий Сергеевич не предупреждал и потому его никто не встречал.

«Так вот ты каков, Еловск!» — подумал Виталий Сергеевич, хотя и знал, что это еще далеко не Еловск, о котором немало пишут и говорят по радио…

В противоположность другим крупным стройкам здесь все началось с закладки деревянного поселка. Давно пора оценить начинания пионеров любого большого дела и прежде всего подумать о них. Шесть тысяч жителей завтрашнего «Большого Еловска» имеют и ясли, и баню, и клуб, и школу. Еще не полностью поступили чертежи главного заводского корпуса, а рядом — где будет промышленный гигант — достраивается современная заводская столовая.

Пройдет несколько лет, и на живописном берегу Байнура вырастет город с населением в пятьдесят, шестьдесят тысяч. Будут дворцы и парки, театры и университеты, проспекты и скверы, стадионы и плавательный бассейн.

Виталий Сергеевич вздохнул полной грудью. Только таким живительным воздухом можно дышать и дышать до потери сознания. Что сравнится с этой приморской свежестью и с запахом разомлевшей тайги? Здесь сама сказка природы. Здесь строится Новая Русь!..

Начальника строительства Головлева в управлении не оказалось. Назвавшись, Виталий Сергеевич попросил отыскать его, и сразу все пришло в движение. Трое служащих незамедлительно покинули свои письменные столы, главный бухгалтер и старший экономист взялись за телефоны.

Виталий Сергеевич вышел на улицу, вновь огляделся. Да, дом управления скорее напоминал подмосковную дачу, чем служебное помещение. Предфасадная площадь посыпана желтым песком, посредине большая клумба с цветами. Трава нигде не примята, свежа… А дальше такое, чего никогда не будет в Подмосковье: с одной стороны Байнур, с другой — под самое небо шпили Тальян, покрытые снегом. Хочешь, иди в свободное время в тайгу или взбирайся по отвесным скалам, а хочешь, плыви в море на шлюпках и яхтах, купайся в теплых заливах и старицах. Где еще могут ужиться крупная стройка и туристская база?! В этих местах можно построить и зимние курорты для туберкулезников. Здешние горячие источники по целебным качествам оставили позади многие источники Кавказа. И жаль, не дошли еще руки сибиряков до многого. Придет время, — не на Кавказ, на Байнур начнется паломничество. На юг рвется больше праздный народ. Сюда поедут те, кому не помогут ни Черное море, ни южные здравницы…

Прямая тропа вела из березовой рощи к Байнуру. Виталий Сергеевич вскоре вышел к пологому берегу. Байнур покорно ласкался у ног. Берег был окантован широкой полосой удивительно чистого гравия. Здесь камни слоистые, с крапинками слюды и металлов. Камни черные, белые, синие, голубые, зеленые, розовые… Похожие на мячи пинг-понга, на бычка-подкаменщика, на голову филина, на пятнистые яйца жаворонка…

В полукилометре от берега, мирно покачивалась рыбацкая лодка. Ловится хариус или не ловится — разглядеть почти невозможно. Но Виталию Сергеевичу так захотелось оказаться на месте того рыбака, побыть одному, забыться…

Он огляделся. Поблизости никого не было. Быстро нагнувшись, поднял плоский камень, подбросил его на ладони и, чуть спружинив в ногах, резким движением послал камень над самой водой.

— Два, пять, семь, — считал он «блины».

Вторым камнем он снял шесть «блинов». Пятым — десять. Он рассмеялся.

— Браво, Виталий Сергеевич, браво! — услышал он позади и обернулся.

Перед ним стоял Головлев. Невысокого роста, коренастый, он весело улыбался, но держался на расстоянии.

— Привет, начальник, привет! Руку не подаю, прости, вымочил! А ну, попробуй-ка ты! — сверкнул Ушаков глазами.

Головлев отыскал подходящий камень, занес руку за спину и…

— Семь… десять… Двенадцать! — воскликнул Виталий Сергеевич. — Уложил! На обе лопатки, негодный! Давай еще!

И снова Головлев одержал победу.

— Признаю! — поднял руку Виталий Сергеевич. — Признаю!

Они пошли к управлению.

— Надолго, Виталий Сергеевич?

— Должен же стройку я осмотреть?!

— Придется «Волгу» оставить, поедем на газике…

— Так, так… А еще через месяц на тракторе, а потом и на катере? Затопило, значит, дороги?

— На двух участках возле Байнура! — ответил почти по-военному Головлев. — Не наша вина, проектировщиков.

— Во что обойдется ремонт и прокладка новых дорог?.. Ну, ну, говори!

— Тысяч на сто пятьдесят потянет.

— Протянуть бы виновника вдоль спины хорошей дубиной! — сказал решительно Ушаков. — Значит, сто пятьдесят тысяч советских людей мы обсчитали на рубль… А придет этот проектировщик в магазин, и попробуй на гривенник его обсчитать, он книгу жалоб потребует, он покажет тебе, что значит им заработанный гривенник!

Головлев молчал.

— Чего ж ты молчишь?

— Генеральный проектировщик у нас Гипробум, а у него около двадцати субпроектных организаций… Здесь, как на шахматной доске, передвинь одно, и все придет в движение. Субподрядные организации в разных областях и в разных министерствах. С одной перепиской сплошная волокита. Четвертый раз меняют привязку силовой подстанции и четвертый раз предъявляют к оплате счета.

— Ты это оставь! — бросил через плечо Ушаков. — На то здесь находишься. Протестуй, предъявляй рекламации!

— Я протестую, — сказал Головлев и к чему-то добавил: — До них не достанешь, у них свои боги!..

«Вот даже как! — подумал Виталий Сергеевич, но не обиделся. Смелые, сильные люди ему всегда импонировали. — Не чета Мокееву. Это к лучшему».

— Знал бы заранее, что приедете…

— Время есть, успеешь высказаться, — перебил Виталий Сергеевич.

По узкой тропе Головлев ступал в след Ушакову, но разговор они продолжали. Говорил Ушаков:

— В поселке улицы грязноваты, гравия пожалели… Тротуары надо достроить… И цветы, и песочек там тоже нужны… Рабочих хватает?

— Жилья маловато.

— Жилья! А средства, отпущенные государством, освоишь?! То-то, что нет!

— Генерального плана города не имею еще…

— Один квартал многоквартирных каменных домов в любом плане встанет.

— Могут быть трения с банком. Обвинят в перекачке средств со статьи на статью. Прекратят финансирование.

— Думать о людях надо, а с банком договоримся!

— Ну, если так! — подхватил Головлев.

Ушаков улыбнулся. Понял, что сразу же вырос в глазах Головлева. Не каждый решился бы взять на себя такую ответственность.

Осмотром промбазы Виталий Сергеевич остался доволен. Главное, вся поступающая техника сразу же находила себе применение. Здесь будут делать большой бетон, превращать круглый лес в брусья, доски и половую рейку. Отсюда на строительные площадки повезут оконные и дверные переплеты, бетонные перекрытия, блоки и арматуру…

Оставшись с глазу на глаз с Головлевым, он прямо спросил:

— А как настроение у людей?

— Хорошее. Людям работу давай. Каждому заработать хочется.

— А по-честному? — потребовал секретарь крайкома.

— По-честному? — Головлев непонятно чему улыбнулся. — Почты своей пока нет — проживем. За письмами и газетами в соседний поселок машину гоняем… И без милиции обходимся! А вот с мясом и маслом у нас перебои. Фонды бы увеличить.

— Хватил под ребро! — сказал Ушаков. — План поставок в прошлом году не выполнили. Худо было с кормами. Сейчас положение выправляем.

— Виталий Сергеевич!

— Что?

— С Дробовым я говорил. Каждый улов его рыбаки везут на приемо-сдаточный пункт. Почему бы им не сдавать нашему магазину?

— Рванули, братцы-руководители! — осуждающе покачал головой Виталий Сергеевич. — Сегодня у Дробова улов: хватило тебе и рыбзаводу. А завтра не повезло: не осталось и в холодильниках. Нет! Надо искать другой выход.

Они смотрели на площадь, где встанут главные заводские корпуса. На нивелировку ее ушли тысячи кубометров грунта и камня. И тогда Головлев, словно невзначай, заговорил о другом:

— Неблагожелателей у нас много…

— Ну, ну, продолжай, — нахмурился Виталий Сергеевич.

— Создавать будем штаб комсомольской стройки. Ребята к нам едут, как ехали на Магнитку и на строительство Комсомольска. А тут дебаты, статьи…

— И меня пугали солями цинка, — вставил Виталий Сергеевич. — А на Урале и Дальнем Востоке полным ходом идет строительство кордных заводов. Им целлюлоза твоя нужна.

— Я бы смолчал, но раньше и в банке и в совнархозе к нам относились лучше. Теперь выжидают, тянут, недоговаривают и даже открыто заявляют, что стройку нашу скоро прикроют. Мне нужен срочно цемент, передвижные электростанции…

— Скажи, а ты любишь ребят, которые создали все, что здесь есть? — И не ожидая ответа, Виталий Сергеевич добавил: — Это наши советские люди, вот и думай прежде всего о их завтрашнем дне.

— Только так, — согласился Головлев.

Виталий Сергеевич примирительно подтолкнул Головлева к машине:

— Это другой разговор, партийный! Едем в управление. Часам к шести мне надо успеть в Бирюсинск.

— Может, в столовую нашу заглянем? — спохватился начальник стройки. — Готовят у нас хорошо, кормят сытно и дешево… Каюсь, накладных за свет, за помещение, за отопление не беру. Оттого и дешево.

— Ну и не бери, и я ничего не знаю. — И тут же полушутя добавил: — Стоит ли представляться рабочим: вот, мол, какой я рубаха-парень? Не смотри, что секретарь крайкома — ем в одной столовой. Не это им надо. Увеличим фонд мяса, колбас, жиров…

К Ушакову вернулось хорошее настроение, какое испытывал он, когда состязался с Головлевым на берегу Байнура.

— О трудностях в финансировании и в снабжении техникой доложи письменно. Есть и в совнархозе такие, которые забывают, что находятся у нас на партийном учете. Не грех и на бюро крайкома вытащить такого, умника, продуть мозги…

Только в «Волге» Виталий Сергеевич, почувствовал, как сильно проголодался. «И поделом, не пижонь», — сказал он себе. Но в машине были всегда колбаса, сыр и шпроты. Степаныч к дальним поездкам привычен, на фронте возил генерала, флягу с войны и ту сохранил. Надо было подумать и о Степаныче…

— Заедем в стан к рыбакам, — сказал Виталий Сергеевич шоферу, — там перекусим, с народом поговорим… А то и до дома не довезешь.

Прибывших подозрительно встретил дядя Назар. Мало ли кто заезжает на табор в разгар путины! Иные нарочно привозят водку и спирт, спаивают рыбаков, за бесценок выменивают рыбу. Но узнав от шофера о госте высоком, дядя Назар вмиг преобразился. Он был польщен, когда Виталий Сергеевич пожал ему руку, стал расспрашивать о делах. Рыбаки ушли в море на дальнюю отмель, и дядя Назар считал себя вправе ратовать за колхоз, говорить за народ.

— Не отпущу вас, не отпущу без нашей байнурской ушицы…

— А может, Назар Спиридонович, омульком свежепросольным побалуешь да и хватит?

— Разве торопитесь очень? — спросил огорченно старик. — Что я скажу рыбакам, когда возвратятся? Подумают: угостить и то не сумел старый хрен!

— Торопимся… очень… А ухи твоей отведаем как-нибудь. Да у нас с собой есть продукты.

— А если я на рожнах? Быстро?

И было в голосе рыбака столько просьбы, что Виталий Сергеевич лишь обреченно вздохнул:

— Давай, Назар Спиридонович!

Он прошел вдоль берега. Река не шире ста метров. Зато стремительная и бурная. Смотришь и думаешь, что в трех шагах от тебя не глубже чем по колено. На самом деле метра три. Каждый камешек виден на дне. Когда-то на такой же таежной реке Виталий Сергеевич выловил «на мыша» с десяток крупных тайменей. Теперь все времени нет, а если выпадет отпуск, то самолетом в Москву, оттуда на юг, ближе к фруктам.

Когда он вернулся к столу, сколоченному из досок в центре табора, шофер нарезал уже хлеб, омули были почти готовы.

— А хорошо у вас здесь, — сказал Виталий Сергеевич суетившемуся рыбаку. — И воздух особый — приморский, таежный.

Дядя Назар, не спуская глаз с кусков омуля, нанизанных на лучину, без прежней веселости ответил:

— Пока хорошо, а годок-два пройдет, и делать здесь нечего…

— Как это так?! — удивился Виталий Сергеевич.

— Да так. И рыбы не будет, и воздуха не узнать.

— Ну, это ты лишку хватил, — устыдил старика Ушаков.

— Мне за лишку не платят. Знаю, что говорю. Байнур запоганим разными пакостями с завода, а воздух — дымом и вонью. Живет моя внучка в Солнечногорске, имя красивое городу дали, а тухлыми яйцами за десять верст от него несет. Дня там прожить не смог…

Виталию Сергеевичу стало невесело. Не хотелось ни слушать, ни говорить. И все же, заставив себя быть снисходительным к старому рыбаку, он заметил:

— Никто Байнур не замутит, и воздух будет таким же. Разве способен любой завод закрыть такое огромное небо дымом?

Виталий Сергеевич поднял голову. Необъятная синь слепила глаза. Нет, закрыть это небо немыслимо. Он огляделся вокруг. На черемухах, вербах, березах не шелохнется лист. Густой аромат трав и цветов, словно ватным слоем, стелился над самой землей.

Старый рыбак повернулся к Виталию Сергеевичу.

— Места здесь особые. В тихий день одна труба задымит всю долину. А осенью, в сырость, дым будет стлаться у ног… задохнешься… С юга — горы ветров не пускают. А с моря — на это самое место почти не дует. Душегубка и только. Пока поездов было мало, у берегов омуль кишел. А теперь, как пройдет паровоз, шлаку и сажи столь на воде, что вся рыба в море уходит…

— Ученые были здесь, Назар Спиридонович, они все учли, все прикинули, взвесили.

— Они со своей колокольни судят, но и мы-то не лыком шиты и газеты читаем. Состарились в этих местах.

Он принес ароматные куски рыбы к столу.

— Кто «мы» и сколько вас? — отшутился Виталий Сергеевич, настраиваясь на мирный тон.

— Да все. Мы, рыбаки, значит. Жители местные.

— И председатель думает так? — спросил Ушаков, хотя об этом было излишне спрашивать.

— Конечно же, думает. Только молчит.

— Зачем же молчит?

— Он председатель, боится.

Виталий Сергеевич вспомнил последний актив, рассмеялся:

— А ты не боишься, так получается?

— Мне-то чего бояться! Председателя, коль не так, можно снять. А меня не сымешь. Без меня и этой рыбы не будет…

Оставаться далее, есть, говорить, смеяться — пропало желание. Уехать сейчас, когда накрыт стол, совсем уже глупо. Старый рыбак — человек непосредственный. Что на уме, то и на языке. Рот ему не заткнешь.

— Пройдет два-три года, Назар Спиридонович, и ты убедишься, что был неправ. Время нам лучший судья, оно и рассудит.

— Кушайте, кушайте, Виталий Сергеевич, а через три года, может, и меня в живых не будет. Да и вы-то рыбки такой на этом бережку не отведаете. По мне что, я захотел — за пантами в тайгу подался. Захочу — пойду белку промышлять. Еще и на медведя могу. Со зверем легче сговориться, — сорвалось с его языка.

Виталий Сергеевич отложил кусок недоеденного омуля:

— Спасибо, Назар Спиридонович, хорошо готовишь, вкусно!

— На здоровье, Виталий Сергеевич, на здоровьечко… Заезжайте…

Старый рыбак сплюнул вслед «Волге»: «Обиделся… А то, что обидел нас всех — не подумал?! Секретарь еще называется!..»