Сидя вечером в своём кабинете, Леон готовил списки людей, которых нужно было допросить в связи с делом, и продумывал те вопросы, которые нужно им задать.
Работа, впрочем, не очень ладилась, рука постоянно бессильно зависала над листком, мысль обрывалась — поскольку ему мешало острое чувство недовольства собой.
Он теперь видел ситуацию так: он должен был подумать о том, что топоры могли уничтожить, и должен был запретить Илии отрабатывать этот след — но он этого не сделал, и она пострадала из-за него.
Пожалуй, он был несправедлив к себе — всё-таки уничтожить топор было не так уж просто, и логично было предположить, что преступники попытаются избавиться от него каким-то другим образом, например, перепродав или утопив в море. Выйти на след топоров было бы вполне реально — но теперь, когда они имели тот итог, что имели, Леону казалось, что он должен был предвидеть его заранее.
То, что происходило с Илией, ещё не было откатом. Предмет, который она искала, не существовал, и поэтому магия выдавала ей бессмысленной набор координат — предположительно, вообще любых возможных координат, но никому никогда не удавалось проверить этого предположения, потому что они мелькали в разуме мага слишком быстро и сводили его с ума, если вовремя не использовать артефакт, который прерывал это кружение. Обычно этот эффект под артефактом занимал около суток — после чего, наконец, приходил откат, чаще всего в виде банальной дезориентации в разных её вариантах.
Леону было неожиданно неприятно то, что Илия попала под этот эффект: возможно, потому что он взял над ней шефство и, таким образом, отвечал за неё и должен был гарантировать её безопасность.
Там, на месте, ему казалось разумным дать ей возможность попрактиковаться — чтобы она лучше поняла, во что именно пытается ввязаться, и десять раз подумала, прежде чем пытаться строить такую карьеру. Леон не знал, почему отец Илии вообще позволил дочери такие опасные развлечения — и ему, определённо, казалось, что состоятельная, молодая и красивая девушка может распорядиться своей жизнью лучше, чем бесконечно валяться под откатами разной степени тяжести.
Илия не произвела на него впечатление авантюристки или любительницы адреналина, и он не понимал, на кой ляд такой упорной и умной девушке сдалась столь опасная профессия. Она могла бы более успешно реализовать свои таланты в других сферах!
В общем, это казалось ему разумной стратегией — позволить девчонке набить себе шишек и осознать, что ей в управлении делать нечего. И с этой точки зрения то, что Илия попала на этот неприятный эффект, было удачно, и он должен был бы быть доволен, что всё так сложилось.
Но, вопреки этим рациональным размышлениям, Леон чувствовал тревогу и недовольство собой. Постоянно вспоминался тот момент, когда она, неловко взмахнув руками, упала — он даже не спросил, сильно ли она ушиблась и не нужна ли ей помощь, и теперь чувствовал перед ней вину.
Вины вообще было непривычно много. Как ему теперь казалось, он должен был подумать заранее и уберечь её от подобных последствий. Хватило бы с неё и обычных откатов. Тоже достаточно отрезвляющая штука, которая наверняка вставила бы ей мозги на место.
Волевым усилием отбросив эти чувства и мысли — в конце концов, ему-то что за интерес в этом вопросе? это её судьба и её решения, и его они не касаются никаким образом! — Леон вернулся к работе. Он и так сегодня припозднился. Из-за того, что он решил сопровождать Илию лично, он потерял много времени — а его собственные задачи никто не отменял. Он, впрочем, любил работать по вечерам: в управлении было тихо, никто не отвлекал от дел, лунный свет красиво серебрил воды озера за окном, ночной прохладный воздух бодрил мысли…
Сделав глубокий вдох и насладившись вкусом этого воздуха — полным ароматом ночных цветов и влаги — Леон вернулся к формулировкам своих вопросов к тем, кого следовало допросить в связи с разглашением секретной информации о перевозке артефакта для архимага.
Работа его вскоре прервалась: он резко вздрогнул от неожиданного появления Рийара, который бесшумно материализовался прямо на стуле для посетителей.
Эта манера брата внезапно появляться там, где его только что не было, бесконечно бесила Леона, и ему стоило больших трудов удерживать себя в руках. Он полагал, что Рийар нарочно выделывает такие фокусы, чтобы заставить его потерять лицо, и не хотел уступать этой манипуляции.
— Вообще-то, — раздражённо напомнил он, делая вид, что сосредоточен на своих бумагах, — телепортация в кабинет должностного лица наказуема по закону.
— А ты сперва докажи, что я телепортировался, — скучающим тоном отозвался Рийар, небрежно закидывая нога на ногу.
Леон не знал, как ему удаются такие фокусы, но подвижность ног, в самом деле, свидетельствовала в пользу того, что братец обошёлся без телепортации. Это бесило ещё больше. Леон не понимал, как Рийар умудряется раз за разом избегать откатов, и его раздражало это непонимание. Он подозревал какие-то хитрые обходные трюки — и это подозрение было окрашено ещё и нотками тревоги, потому что такой риск должен был рано или поздно окончиться трагически.
Весьма довольный собой Рийар взял с рабочего стола листок и начал им лениво обмахиваться.
Листок был заметками Илии по расследованию; разозлившись ещё больше, Леон перегнулся через стол, отобрал бумагу и спрятал её в ящик стола.
Хмыкнув, Рийар принялся демонстративно гонять пальцем по столу другой листок — кажется, что-то из сопутствующих делу об артефакте документов. Сердитый Леон отобрал и спрятал и его.
— Между прочим, это секретные документы! — с бессильной усталостью отметил он.
Отучить Рийара от таких фокусов было решительно невозможно. Ему просто нравилось бесить окружающих, и он делал это всегда, когда получалось. То есть — попросту всегда.
— Ох, ну отправь меня в ссылку на остров, раз так! — небрежно отозвался Рийар, закидывая руки за голову и демонстративно глядя в потолок. Мол, я самый мирный и законопослушный гражданин этой страны, о чём вы?
Указанный им способ — отправка на остров — применялся на Понте против магов, которые посредством колдовства нарушали закон. Теперь уже сложно было узнать наверняка, было ли это природной аномалией или результатом древней ворожбы, но на одном из островов понтийского архипелага магия не действовала, что делало его идеальным местом для содержания магов-преступников.
По скромному мнению Леона, Рийару там было самое место. Однако поймать сводного брата на горячем было не так-то просто, да и сам Леон не был уверен, что ему хватило бы духа дать такому делу ход — его отец был весьма привязан к пасынку, и Леон, возможно, не сумел бы переступить через боль отца в этом деле. Да и сам он, чего греха таить, как ни бесился и ни раздражался, а всё же был привязан к безалаберному братцу и точно не желал ему таких неприятностей. Немного сбить спесь — было бы нелишним, но полноценная ссылка? Рийар не был преступником; он был просто раздражающим выпендрёжником, а это явно не заслуживало столь серьёзного наказания.
— Зачем пожаловал? — закрывая тему, недружелюбно поинтересовался Леон, наконец.
Выдав выразительную игру бровями, Рийар поднял с пола и поставил на стол корзинку.
— Наша дражайшая матушка, — язвительно отметил он, — очень беспокоится о том, что её любимчик остался без ужина.
Если бы градус его язвительности был хоть немного ниже, за ним можно было бы расслышать оттенок застарелой горечи.
Мать Рийара вышла замуж за отца Леона, когда юношам было уже лет по пятнадцать, и очень полюбила спокойного рассудительного пасынка, который так резко контрастировал с её взбалмошным непослушным сыном.
— А больше послать некого было? — хмуро поинтересовался Леон, впрочем, придвигая к себе корзинку и запуская в неё руки: есть, в самом деле, хотелось.
Со скуки гоняя по столу писчее перо, Рийар с холодом в голосе заметил:
— О, она вдруг внезапно вспомнила, что и у её неудачного сына есть пара-тройка полезных талантов, вроде умения мгновенно перемещаться в пространстве.
Если его самого что и бесило в его жизни, так это то, что буквально все вокруг считали Леона образцом для подражания и постоянно выделяли его и приводили в пример.
И добро бы — просто все.
Обиднее всего было то, что так делала и родная мать.
— Это признание? — заинтересовался Леон, жуя свежий пирожок с крыжовником.
Рийар досадливо поморщился и в отместку выкрал себе пирожок из корзинки, дерзко пролеветировав его себе в руку.
На очередную демонстрацию бесполезной, но впечатляющей магии Леон закатил глаза. Какими бы ни были отношения Рийара с откатами — такое баловство должно было рано или поздно выйти ему боком, и Леон не мог отделаться от мысли, что должен что-то предпринять, чтобы повлиять на брата.
— Мне-то зачем пыль в глаза пускать? — с упрёком выразил своё беспокойство он.
Зло прищурившись, Рийар блеснул острым стальным взглядом и отрезал:
— Что, калеку от магии бесит даже самое банальное колдовство?
Если в сердце Леона и успела шевельнуться забота о брате и тревога о нём, то теперь они точно умерли. Слышать такую глупость было неприятно — потому что Леон мог магичить точно так же, как и любой среднестатический понтиец, просто не любил этого делать из-за рисков — ровно как и любой другой среднестатический понтиец. Это Рийар колдовал направо и налево, не думая о последствиях, и на его фоне разве что архимаг выглядел ему равным. Все остальные, в самом деле, казались рядом с ним беспомощными калеками, которые так и не научились пользоваться магией, — и Леона бесило, что он не может понять секрет брата. Если в случае с архимагом Леон ещё мог предположить, что тот, в виду своей силы и мудрости, действительно научился нивелировать откаты, то с Рийаром было очевидно, что он как-то жульничает. Но поймать его за руку было совершенно невозможно!
Ухмыльнувшись, Рийар слеветировал себе ещё один пирожок и, не прощаясь, растворился в воздухе.
Выругавшись, Леон всерьёз рассмотрел вопрос, не пройтись ли по управлению в поисках лежащего под откатом брата, перенёсшегося в ближайшее помещение чисто затем, чтобы позлить его, но, в конце концов, решил, что оно того не стоит, и вернулся к работе.