Не названа цена

Глава девятая

Илии показалось, что Рийар начал её избегать. Сперва не встретил после работы и не проводил… два раза уже, между прочим!.. и тренировку отменил, мол, рабочих дел накопилось невпроворот… и…

В общем, он явно её избегал! Как будто она чем-то его обидела!

Илия стала думать, чем же она могла так его огорчить — и, конечно же, нашла!

Она так и не согласилась на то его предложение… о, ну конечно, для него это было так важно, так сокровенно, для него это было мечтой! А она растерялась, задумалась, и мало того, что не ответила согласием сразу, — вообще ничего толком так ему и не ответила!

Да, после разговора с Леоном она снова засомневалась, действительно ли ей интересна карьера боевика. Но ведь Рийар… Рийар не мог в этом ошибиться! Он такой опытный воин, конечно, кому должно быть сразу видно, что у человека есть предрасположенность, как не ему!

А она — она не ответила, и не отвечает, и, конечно же, конечно, он обиделся!

Сердце Илии сжалось от боли и стыда. Как она могла так его подвести? Он так в неё верил, а она!..

Она решила, что нужно объясниться немедленно — раз уж до неё дошло, наконец, чем она его так ранила, — и она отправилась на его поиски.

Рийар обнаружился в комнате отдыха корпуса боевиков. Он был там один; лежал на диване, заложив руки за голову, и уныло глядел в потолок. Обнаружив, что кто-то зашёл, он, не поворачивая головы, скосил глаз, безразлично пробормотал:

— А, это ты! — и вернул своё внимание потолку.

Илия покраснела. Она подумала, что он выглядит таким грустным и потерянным из-за того, что она его так подвела и расстроила.

— Рийар! — сделала она шаг к нему.

Он тяжело вздохнул, но ничего не сказал.

— Я так виновата… — попыталась объяснить свои чувства она, но он так и не посмотрел на неё, и она сбилась с мысли.

— В чём же? — равнодушно переспросил её Рийар, обозначив, по крайней мере, что слушает её.

Смутившись, Илия попыталась объяснить свои чувства и переживания.

Её пылкий монолог, полный самоуничижения, кажется, заинтересовал его, потому что он сел и, наклонив голову набок, начал в неё всматриваться с исследовательским любопытством.

— Вот как? — мягко переспросил он, когда она в очередной раз потеряла мысль и замялась. — Значит, ты считаешь, что подвела меня, Илия?

— Да, конечно! — отчаянно согласилась она, всплёскивая руками. — Прости меня, пожалуйста, прости! Это просто было так неожиданно!

Теперь, когда она увидела, как глубоко его огорчили её сомнения, все рациональные доводы стали казаться ей нелепыми и глупыми. Какая разница, к чему у неё есть или нет таланта, если она так предала любимого человека! Её долг — во всём поддерживать его и быть рядом, так велит ей её сердце, а сердце не может ошибаться!

Словно прочитав её мысли, Рийар сморщил губы какой-то неловкой улыбкой.

— Какая же ты дурочка, Илия, — холодно и устало сказал вдруг он.

Это было настолько неожиданно, настолько не походило на то, чего она от него ожидала, что она даже не обиделась — а лишь нахмурилась, пытаясь взглянуть ему в лицо и понять, что с ним происходит и почему он говорит такие странные вещи. Это… это он ей пеняет, что ли, что она выдумала, что он обиделся?..

Рийар, прикрыв глаза, вздохнул, встал и отошёл к окну, отвернувшись от неё. Она осталась на своём месте, глядя на него с недоумением и опаской.

Тут ей пришла в голову мысль, что, должно быть, у него что-то случилось, и именно поэтому он такой мрачный и непривычно равнодушный. Ей сделалось страшно и больно за него, и она пообещала себе, что, что бы он сейчас ни сказал, она его непременно поймёт, и будет ему теперь такой же надёжной опорой и поддержкой, какой был для неё он.

У Рийара, действительно, кое-что случилось — очередной откат.

После того, как Айриния его заколдовала, он был в глубочайшем бешенстве. Он не мог поверить и принять, что какая-то пигалица может поступить так с ним — может просто призвать магию, и он просто подчинится и сделает всё, что ему прикажут.

Рийар никогда в своей жизни не чувствовал себя таким беспомощным, как в тот момент, когда, находясь во власти её магии, он совершенно ничего не мог с этим сделать.

Это едкое, мерзкое, страшное чувство беспомощности врезалось в душу Рийара стальной иглой и не желало покидать его.

Мысль о том, что любой маг может однажды повторить с ним этот трюк, сводила его с ума.

Он, привыкший быть сильным, привыкший побеждать в любом бою, спокойно осознающий своё мастерство во владении мечом и магией — он не мог принять свою беспомощность перед чужим колдовством.

Да, магию подчинения использовали крайне редко — она была запрещена законом, не говоря уж об откатах.

Но всегда был шанс наткнуться на преступника, который применит её на нём, — или даже не преступника, а вот так, на обиженную безумную девицу, которая не думает о последствиях, а только о мести.

Рийар понимал, что никак не застрахован от того, чтобы его волю не подчинили чужой магии снова, — что он совершенно беспомощен перед этим.

Понимание это наполнило всё его существо ужасом.

Он не мог, он не был способен принять такую реальность!

И, не думая о последствиях, готовый заплатить за свою независимость абсолютно любую цену, он решил защититься от магии с помощью магии.

Сделать так, чтобы никто и никогда не смог заколдовать его.

Он понимал, что откат за магию с такой формулировкой будет фатальным — но он был готов принять это, лишь бы сохранить то, что было ему ценнее всего на этом свете — собственную свободу.

И откат — пусть и в самом деле фатальный, оставшийся с ним теперь на всю жизнь, — на взгляд Рийара, стоил того, чтобы быть уверенным в своей неуязвимости перед любой магией, но — существенно путал его планы.

Потому что в качестве отката Рийар получил отвращение к лицемерию.

Он в жизни не смог бы уловить тут закономерность. Как так вышло? Почему платой за то, что он хотел защитить свою свободу и независимость от чужой магии, стало то, что его корчило от отвращения всякий раз, когда он сталкивался с лицемерием — своим или чужим? Как, вообще, это должно было работать?

Он не видел связи, но сетовать было поздно. Да и если бы он знал откат заранее — он всё равно заплатил бы эту цену.

Однако как ему теперь быть со всеми своими планами, он не знал.

Он мог продолжать обманывать Илию — откат никак не удерживал его от обмана.

Просто ему было тошно, бесконечно тошно и омерзительно от одной мысли, чтобы продолжить запудривать её хорошенькую розоволосую головку.

Он пытался, стиснув зубы, принудить себя продолжить свою игру, — но ему было нестерпимо противно от себя самого, до того противно, что хотелось наизнанку вывернуться и изнутри помыться с щёлочью.

— Грёбанные откаты… — буркнул он себе под нос так тихо, что она не услышала.

Потерев переносицу, повернулся к ней.

Она глядела доверчиво, в выражении её лица читалась сочувствующая боль, и ему снова стало мерзко.

«В конце концов, ею я могу просто пожертвовать!» — решил, наконец, он, и тут же почувствовал волну облегчения, приносящую успокоение и тихую спокойную радость.

— Ты знаешь, что наш зануда в тебя втюрился? — ошарашил он Илию неожиданным вопросом.

Первая растерянность, впрочем, тут же сменилась озарением. У неё, наконец, сразу всё сошлось! Ну конечно! Рийар ведёт себя так странно, потому что вообразил, что они с братом стали соперниками в любви! Далёкие звёзды!

«Как же ему, должно быть, больно!» — подумала Илия, уже нарисовав перед своим внутренним взором картинку, в которой терзающийся Рийар решил отказаться от любимой девушки ради брата.

Она поспешила поскорее его успокоить и утешить.

С мягкой улыбкой она ответила:

— Нет, нет, ну что ты! Он совсем в меня не влюблён, мы просто сработались хорошо, но, уверяю тебя, в его отношении ко мне нет совсем ничего личного! — полыхнула она на него влюблённым нежным взглядом.

Уголок губ Рийара задрожал нервной усмешкой.

Илия так откровенно хотела, чтобы ей продолжали дурить голову, и так решительно напрашивалась на это, что удержаться было чрезвычайно сложно.

Он опустил голову.

«А что? Сыграю трагического героя!» — решил было он, и даже нацепил на себя смущённую улыбку, но…

Отдающая гнилой лицемерностью улыбка тут же сползла с него.

Неистово захотелось помыть губы, немедленно, и даже потереть их мочалкой.

«Грёбанный откат!» — с тоской и безнадёжностью подумал Рийар, уставясь взглядом куда-то в потолок.

Что за радость дурить девчонке голову, если самому от этого настолько тошно?

— Конечно же, он влюблён, — насмешливо продолжил гнуть свою линию Рийар, отказавшись от этой игры. — Уж поверь, я его слишком хорошо знаю!

Илия закусила губу. Ей казалось, что он бредит. Как в отстранённой профессиональной манере Леона можно было заподозрить романтический интерес? Совершеннейшая нелепость!

— Если и так, — прохладно отметила она, не зная, как опровергнуть высказывание, очевидно не соответствующее реальности, — то я-то в него не влюблена! — с вызовом в голосе отметила она, надеясь уже закончить это дурацкое объяснение.

Взглянув на неё весьма снисходительно, Рийар сложил руки на груди и ироничным тоном отметил:

— Потому что втюрилась в меня, да?

От обиды и оскорблённости Илия раскраснелась. Её высокие чувства к Рийару, однозначно, не заслуживали того, чтобы их так презрительно обозначали как «втюрилась»!

— Втюрилась, втюрилась! — словно издеваясь над ней, расхохотался Рийар и соизволи объясниться: — В этом и был план, дурочка. Посмотреть, как моего идеального братца корёжит от того, как его зазноба предпочла бестолкового и безалаберного меня!

Он смеялся, и в смехе его было больше истерики, чем настоящей насмешки, потому что он невольно высказал то, что сидело в его сердце занозой — что на фоне блистательного Леона он представляет собой фигуру слишком ничтожную. Но Илия, конечно, не заметила его истерики; она застыла в горе и оскорблённости.

— Так ты… ты всё это время обманывал меня? — беспомощно переспросила она, не веря, не понимая, не будучи готовой принять правду.

Он подавился новой порцией смеха, закашлялся и переспросил:

— Обманывал? Я тебе слова неправды не сказал, детка! Ты сама всё придумала.

Сердце Илии ёкнуло и оборвалось в бездну боли и осознания.

Она сама всё придумала.

Он, в самом деле, ничего ей не говорил.

Не делал никаких признаний.

Ничего не обещал.

Это она сама всё додумала — и теперь, когда она видела это ясно, все странности в его поведении встали на свои места.

От обиды, боли, злости на себя, чувства преданности — в глазах закололо слезами, но она сдержала их, чтобы не унизиться перед ним ещё больше.

— Ты нарочно дурил мне голову, да? — тихо выразила свою боль и обиду она.

— Дурил голову? — со злым смехом переспросил он. — Не надо, — резким шагом подошёл он к ней и холодно проговорил прямо в лицо, — не надо переваливать на меня ответственность за то, что у тебя нет мозгов, Илия.

Вспыхнув от гнева и стыда, она поняла, что точно не сможет теперь сдержать слёз, и выбежала из комнаты под его злой истеричный смех.

Как только за ней закрылась дверь, он рухнул на пол, обхватив голову руками и не в силах перестать смеяться. Впрочем, сухой и болезненный его смех скорее напоминал рыдания.