Глава девятая

Для допросов в Следственном управлении было принято использовать магию — это здорово облегчало работу. В штате находился специальный служебный маг, который колдовал себе на время возможность отличать, правду или ложь ему говорят, и, таким образом, гарантировал честные показания — если, конечно, следователь заранее готовил грамотные вопросы.

В отличие от работы мага-поисковика, которая считалась «чистенькой» и редко несла в себе фатальные откаты, работа служебного мага была куда как опаснее, и на должность эту шли в основном люди из бедных слоёв населения, готовые ради денег рисковать здоровьем и жизнью.

Нынешняя глава управления, госпожа Юлания, относилась к служебным магам с некоторой заботой, и предпочитала по возможности их беречь, поэтому Леон, получив в помощь от архимага артефакторицу, решил, что именно она и будет колдовать на допросе.

— Думаю, двух часов будет достаточно, — пояснил он для Айринии, чтобы она знала, на какой срок устанавливать себе такую способность.

Людей для допроса — тех, кому было известно о заказе на артефакт и его перевозку, — у Леона набралось немного. Это были собственно куратор эксперимента, два участвовавших в зарядке артефакта стажёра, смотритель лаборатории и отряд посланных на перевозку охранников. Со стороны управления дело было секретным, и, кроме Леона и начальницы, никто больше о заказе не знал. Были ещё люди со стороны архимага — его секретарь и начальник его охраны — но архимаг заверил, что своих уже проверил, и там чисто. У Леона не было никаких возможностей перепроверить этот вывод, поэтому он сосредоточился на своей части расследования. Он полагал, что на допрос ему хватит часа, но решил перестраховаться и взять с запасом — вдруг в деле возникнут трудности?

Айриния, сдержанно кивнув, села в кресло и сосредоточилась. Магия давалась ей не просто. Её последний откат был совершенно кошмарным по болезненности, а его долгоиграющие последствия не прошли до сих пор, и она, пожалуй, предпочла бы вообще больше никогда в жизни не колдовать. Этот страх мешал ей взять себя в руки и заняться делом: в памяти яркими вспышками мелькали болезненные воспоминания, лишая возможности здраво соображать.

В какой-то момент Айринии показалось, что у неё и вообще ничего не получится. Стиснув зубы, она напомнила себе, что ей нужно показать себя с лучшей стороны, и волевым усилием она заставила панику потихоньку отступить от её мыслей.

Сосредоточившись, она, наконец, смогла сформировать нужный ей запрос.

На секундочку сердце её кольнуло ужасом в ожидании отката; но ужас быстро сменился облегчением.

— Двое суток слепоты, — бодро отрапортовала она Леону, от души радуясь, что отделалась так легко. Губы её сами собой сложились в улыбку.

— Хорошо, не будем терять времени, — раздался спокойный голос Леона. — Сегодня я ел на завтрак яичницу, — неожиданно уведомил он, и Айриния поняла, как работает созданное ею колдовство: она совершенно чётко осознавала, что он сейчас сказал неправду.

— Вы солгали, — радостно откликнулась она, довольная, что магия не имеет каких-то дополнительных непредвиденных эффектов.

— Да, в самом деле, — согласился он, и Айриния почувствовала, что в этот раз слова были правдивы.

Магия такого рода могла бы быть весьма полезной, но её взгляд… кабы не откаты!

Между тем, Леон пригласил кого-то внутрь и приступил к первому допросу.

Айриния слегка вздрогнула, когда допрашиваемый заговорил, — она узнала куратора экспериментов по созданию артефактов. Именно под его началом она колдовала в прошлый раз, и теперь её снова чуть не накрыло паникой, и она чуть не забыла вслушиваться в его ответы, чтобы проследить, правду ли он говорит.

Куратор совершенно искренне заявлял, что не говорил, не писал, никаким образом не передавал сообщений, не давал намеренных и ненамеренных намёков, не показывал документов или предметов, могущих навести на мысль, не предоставлял к секретной информации ни прямого, ни косвенного доступа, не использовал жесты, символы, коды, метки и иные способы, могущие разгласить информацию об артефакте и его перевозке, или часть этой информации, и что-то ещё, столь же заковыристое и крючкотворное.

За куратором последовал первый стажёр, и к ряду этих вопросов Леон добавил вопросы про откат — наблюдал ли кто-то последствия этого отката, спрашивал ли о нём, мог ли догадаться по характеру отката о сути магии. Это заняло гораздо больше времени, и Айриния невольно задумалась о том, что у её коллеги был за откат — судя по всему, нечто достаточно заметное и долговременное.

Со вторым стажёром дело затянулось — отвечал он хоть и искренне, но медленно, делая большие паузы и говоря как будто с трудом, через силу. Судя по всему, он тоже ещё был под откатом.

Зато дальше дело пошло легче — и смотритель лаборатории, и входившие в отряд охранники со своим начальником отвечали бодро и солгать не пытались.

Проблема была в том, что никакой утечки информации, судя по всему, через опрошенных не произошло, — но Айриния здраво полагала, что своё дело сделала хорошо, а остальное её уже не касается.

Закончив с допросами, Леон совершил традиционную проверку правдивости самого служебного мага.

— Вы говорили правду, только правду и всю правду касательно правдивости допрашиваемых во время нынешнего допроса? — спросил он.

— Да, — к ужасу Айринии, произнесли её губы раньше, чем она успела толком осмыслить суть вопроса и вообще задуматься о том, как на него ответить.

По коже её побежал холодок нового страха. Леон использовал не ту же магию, что она — такую, которая позволяла колдующему распознавать правду и ложь, — а магию принуждения сказать правду.

Колдовство такого рода — влияющее на поступки и слова людей — было запрещено на Понте законом, и теперешняя ситуация была одной из немногих, когда оно позволялось.

Тем не менее, конечно, на Понте могли найтись преступники, которые плевать хотели на закон и которые по ряду причин пренебрежительно относились к откатам. Вероятность встретить мага, который заколдует тебя таким образом, не была нулевой, и у Айринии сегодня стало одним страхом больше. Она не просто подчинилась чужой магии — она даже не почувствовала какого-то давления, у неё не было ни шанса на борьбу. Не было никакого противостояния воли или ума, никакой возможности солгать или увильнуть, сыграть словами и смыслами, проманипулировать или увести мысль в сторону: человек просто заколдовал её — и она сделала то, что было ему нужно.

И пусть в данной ситуации это «было ему нужно» включало в себя исключительно один правдивый ответ, и Айриния была защищена законом, — всё равно это оказалось безумно страшно.

С тем же успехом Леон мог приказать что угодно другое — а у неё не были ни шанса на сопротивление.

Радовало только то, что и откаты за такую магию были самыми серьёзными, поэтому маг, надумавший развлекаться таким образом за чужой счёт, быстро потерял бы такую возможность, а может, потерял бы и саму жизнь.

«И всё же это ужасно страшно», — обречённо подумала Айриния.

Кажется, если бы её попросили бы назвать главную ассоциацию к слову «магия» — она назвала бы «страх».

— Наш человек проводит вас домой, — меж тем, уведомил её Леон.

— В общежитие, — быстро поправила она и добавила: — При резиденции архимага.

Несколько секунд Леон молчал, затем уточнил:

— Там найдётся, кому о вас позаботиться?

Она хмыкнула:

— Естественно. Мы там вечно под откатами валяемся.

— Что ж, — откликнулся Леон, — вы можете отдохнуть подольше, управлении вас вызовет, когда возникнет необходимость.

Айриния уверенно встала — демонстрируя тем, что внезапная слепота её не смутила и не является для неё серьёзной помехой, — и спокойным голосом отметила:

— Мне бы хотелось, по возможности, быть полезной.

Леон молчал несколько секунд, потом повторил:

— Мы вас вызовем, — и вернулся к делу: — Сейчас я возьму вас под руку и помогу добраться до вашего провожатого.

— Благодарю, — улыбнулась она, подавая ему руку.

Загрузка...