Не названа цена

Глава пятая

Илия чувствовала себя взволнованно и возбуждённо; впервые она выбиралась на культурное мероприятие не в компании отца или брата. Ей казалось, что сегодняшний вечер становится для неё первым шагом в новую взрослую жизнь: она стала ходить на светские мероприятия не как дочь своего отца, а как сотрудница Следственного управления!

Далёкие звёзды, Леон так и представлял её своим знакомым!

— Наша новая сотрудница, Илия, — отрекомендовал её он, сперва представив ей какого-то своего приятеля. — Будущий следователь и гроза всего преступного мира! — с улыбкой добавил он.

Приятель изъявил восторг пред тем, что столь очаровательная леди ещё и так опасна.

Илии казалось, что это, определённо, лучший вечер в её жизни! И, возможно, все её новые знакомые сперва и думали, что она просто пустоголовая спутница старшего следователя, но Леон всегда представлял её так чётко, и не скупился на комплименты её уму, что, кажется, первое впечатление о ней формировалось наилучшим образом! И даже проклятые розовые волосы совсем его не портили!

«Как это удивительно, как удивительно, как удивительно!» — скоро и радостно билось её сердце. Леон говорил о ней так, словно она уже успела пройти обучение и блестяще сдать экзамены — словно он ни на секунду не сомневался в том, что именно так оно и будет, и что она непременно станет следователем. Такое доверие с его стороны окрыляло Илию; ей верилось, что, действительно, она сможет покорить любые высоты и показать себя с лучшей стороны!

— Илия! — вдруг ворвался в её радость знакомый голос.

Она обернулась и увидела дочь одной из маминых подруг — они часто пересекались, и были не то чтобы дружны, но, во всяком случае, симпатизировали друг другу.

— Неужто выбралась наконец из своих книжек? Поверить не могу! — весело рассмеялась весьма обаятельная девушка, обдавая Илию каскадом радостных улыбок. — Так на тебя не похоже! — прежде, чем Илия успела что-то ответить, продолжила, окинув одобрительным взглядом её наряд: — Но ты сегодня тут всех затмишь! Впрочем, — тут же перебила она саму себя, заметив Леона, — кажется, ни у кого уже нет шансов? Ну, представь мне своего кавалера, наконец! — с показным недовольством потребовала она, улыбаясь и ему.

Илия покраснела от того, что подружка не так поняла характер их отношений.

— Старший следователь Леон, мой наставник! — гордо отрекомендовала она и пояснила, чтобы уж точно избежать любой двусмысленности: — Мы тут от Следственного управления!

— О! — восхитилась чему-то болтливая подружка, но прежде, чем она успела разразиться очередной взволнованной тирадой, Илия стала и её саму представлять Леону.

Тот весьма сухо признал, что ему весьма приятно, и в разговор не вовлёкся. Увлечённая же беседой Илия не заметила, что настроение его резко испортилось: он заметил, что она не хотела, чтобы знакомые приняли его за её ухажёра, и это принесло ему большое огорчение. Ему казалось, что в своих обходных путях ухаживания он достиг успеха, и что Илия совсем не против его ухаживания принять. Однако сейчас её поведение ярко демонстрировало то, что она даже думать не желает о таком развитии их отношений.

Скверное настроение Леона не улучшил даже концерт. Сегодня играли скрипка, альт, виолончель и кларнет, и играли прекрасно — но ушедший в свои мысли Леон почти их не слушал. Он целиком ушёл в осмысление того факта, что, видимо, слишком самонадеянно с его стороны было думать, будто Илия может его полюбить, и что он, должен быть, слишком скучный и заурядный человек, чтобы суметь вызвать у неё живые чувства.

Сама Илия, хоть и нашла музыку прелестной, в душе полагала, что композиции могли бы быть и покороче, а сам концерт — не таким длинным. Конечно, мелодии были очень красивыми, и эмоциональными, и музыканты играли замечательно, — но всё же это всё было слишком затянутым.

Она осторожно, краем глаза, попыталась посмотреть на Леона, пытаясь понять, что думает о музыке он; он, погружённый в свои мысли, сидел с видом столь сосредоточенным и суровым, что, казалось, он весь растворился в мелодии.

Обнаружив его столь увлечённым, Илия тут же смутилась, и ей стало ужасно стыдно, что она находит концерт затянувшимся и скучным. Она начала горестно думать, что, должно быть, ничего не смыслит в музыке, что она слишком глупа и ограничена, чтобы проникнуться ею по-настоящему — в отличие от Леона, который так тонко чувствует прекрасное!

Вершина, на которой в её воображении находился Леон, ещё приподнялась: теперь он стал в её глазах ещё и человеком, который глубоко разбирается в искусстве.

Сама Илия в искусстве не разбиралась совсем, и могла лишь наивно давать оценку «красиво или нет». Музыка, которую они слушали сейчас, определённо, была красивой; но сказать о ней что-то ещё она в жизни бы не смогла.

Некоторое время Илия боролась с собой. Больше всего ей теперь хотелось сделать вид, что она прекрасно всё поняла, и что она большой ценитель музыки, который умеет разбираться во всех нюансах. Она очень боялась, что, если Леон поймёт, что она не разбирается, то разочаруется в ней.

Она даже внутри своей головы стала придумывать какие-то умные фразы, которые помогут ей представить дело так, как будто она знает толк.

«Дрожание этих низких нот словно символизирует дрожь души!» — попробовала внутри себя она фразу, которая показалась ей весьма профессиональной и зрелой. Она точно знала, что музыка всегда что-нибудь символизирует — либо чувства, либо природу, — так что тут точно можно было угадать!

Всю финальную часть концерта она провела за этим увлекательным занятием: придумыванием фраз, которыми она сможет впечатлить Леона, когда он поинтересуется её мнением. Фразы, на её вкус, были хороши, и особенно хороши тем, что она нарочно пыталась заметить что-то в исполнении музыкантов, чтобы привязать своё мнение к реальному факту.

«Ах, как тут всё вдруг замолчало, и только кларнет выдал щемящую ноту!» — описала она, например, внутри себя то, что услышала.

В целом, к концу мероприятия она уже чувствовала себя совершенно уверенной и подготовленной к его вопросам — как будто планировала сдавать по этому концерту экзамен.

Однако, когда Леон, выводя её наружу — он планировал и отвезти её теперь домой — спросил:

— Как вам? — все эти прекрасные подготовленные фразы вылетели у неё из головы.

Ей не хотелось притворяться перед ним и делать вид, что она что-то поняла там, где этого не было.

Смутившись, она призналась:

— Очень красиво, но я, кажется, совсем не разбираюсь в музыке, и мне показалось от того несколько затянутым и непонятным.

Он взглянул на неё с весёлым любопытством — как будто не ждал такого ответа и был им удивлён — и принялся объяснять:

— Здесь было несколько произведений одного композитора. Первые два были посвящены юности, идеализму и мечтам, именно поэтому они звучали так восторженно и оптимистично.

Илия даже слегка приоткрыла рот от удивления. Нет, она, конечно, и сама отметила приподнятый, почти танцевальный тон мелодии — он ей очень понравился, потому что был созвучен её собственному настроению.

— В третьем произведении был описан крах мечты, столкнувшейся с реальностью, — продолжил невозмутимо объяснять Леон, открывая дверь в экипаж и подавая Илии руку, чтобы помочь забраться в него. — Отсюда драматизм, напряжённость и накал мелодии.

Илия вспомнила свою заготовку про дрожание нот и порадовалась, что ничего на это тему не сказала.

— В финальном раскрывалась тема разочарования, — сел в экипаж Леон. — И тоски души по тем юным мечтам, которым уже не суждено сбыться, потому что человек повзрослел и уже не может отдаваться иллюзиям своей юности.

Илия тяжело вздохнула. Теперь, когда Леон всё разложил по полочкам, ей стало казаться, что это совершенно очевидно, что оно всё лежало на поверхности, и что только безнадёжно глупый человек мог этого не увидеть.

Заметив её огорчение и верно распознав её причины, Леон отметил:

— Этому учишься со временем. Кроме того, чтобы научиться понимать такие моменты, недурно читать, что сами композиторы пишут о своих произведениях.

Смущённо поправив волосы, Илия отметила:

— Вы меня и в музыке научите разбираться?

— Я и сам не большой знаток, — сухо пожал плечами Леон.

Настроение его стало даже ещё хуже, поскольку ему теперь казалось, что концерт вполне отражает его собственные чувства.

Илия, конечно, удивилась его внезапной холодности, но не стала навязывать разговор и сделала вид, что увлечена выглядыванием в окно.

На улице, впрочем, было уже темно, поэтому в окно она видела разве что своё собственное отражение.

Доставив её домой, Леон распрощался — опять же, весьма сухо, и даже не зайдя. Илия подумала, что, возможно, он слишком устал, или что всё ещё пребывает мыслями в музыке.

Её же саму дома подстерегала засада: никто из домашних не спал.

— Ну, что, как прошло? — с любопытством атаковала её мать, за руку притаскивая к столику, где были собраны закуски и сервирован чай.

Обрадованная тем, что Леон так хорошо её просветил, Илия приняла горячую чашку, напустила на себя важный вид и авторитетным тоном пересказала весь этот анализ про юность, мечты и разочарование, щедро сдобрив его своими собственными эмоциями и даже теми самыми заготовками про «кларнет выдал щемящую ноту!»

Домашние слушали внимательно, не перебивая, и тоже пили чай. В середине беседы отец даже подозвал жестом домоправительницу, которая пряталась у дверей и тоже прислушивалась, и она стала пить чай со всеми.

Наконец, Илия высказала всё, что смогла, и замолчала, крайне довольная собой.

— Ну! — к её неожиданности, огорчённо протянул брат. — Мы не про музыку, вообще-то, спрашивали!

Илия удивлённо захлопала ресницами.

— Как прошло свидание? — прямо уточнила мама.

— Целовались?! — с предвкушением в глазах перебил её брат.

Застонав, Илия спрятала лицо в ладонях и оттуда возмутилась:

— Это было не свидание! Я…

— Ходила со своим наставником как сотрудник управления, да-да, — ехидно продолжила её фразу мама.

Брат разочарованно хлопнул себя по колену:

— Значит, не целовались!

Молчавший до этого отец заметил:

— Приличный молодой человек, он не стал бы целоваться на первом свидании.

Вскрикнув что-то возмущённое и смущённое, Илия вскочила и унеслась к себе.

Семья, добродушно и понимающе поусмехавшись, продолжила чаепитие.