— Рийар! — догнал его голос брата, когда он шёл по двору управления.
Он остановился и досадливо выдохнул сквозь зубы. Вот только нравоучений ему не хватает — а по тону Леона было очевидно, что он планирует именно читать очередную серию нотаций. Должно быть, розововолосая ему наябедничала!
— Нам нужно поговорить откровенно, — догнал его Леон.
Это развитие мысли было неожиданным.
Зыркнув из-под бровей зло и недовольно, Рийар подумал, что вот уже ему точно нет дела, что там нужно или не нужно Леону.
— Валяй, — тем не менее, согласился он, потому что знал, что от брата нипочём не отделаешься, если уж он надумал читать мораль.
— Пройдём, — кивнул Леон в сторону здания.
Рийар возвёл глаза к небу. Ну конечно, читать нотации на ходу да во дворе — не та атмосфера! Нужно нагнетать, тащить в кабинет, отчитывать!
Понимая, что спорить бесполезно, он уныло потащился за братом.
Тот, однако, вместо своего кабинета повёл в одну из пустых комнат на первом этаже — обычно там брали показания. Рийар нахмурился: он не помнил, чтобы успел недавно замешаться в чём-то, что требовало его показаний. Если только история с Айринией…
Да, точно. Нужно забрать заявление.
— Я передумал её обвинять, — холодно уведомил Рийар Леона. — Верни мне моё заявление. Я не буду давать этому делу ход.
Не уловивший его логики Леон взглянул на него удивлённо, но потом до него дошло.
— А, у меня в кабинете Илия, — объяснил он и добавил: — Я хотел поговорить наедине, и чтобы никто не отвлекал.
Снова закатив глаза, Рийар вернулся к своей линии:
— Но заявление мне верни. — И с глубоким напором в голосе добавил: — Я не буду её обвинять.
— Хорошо, хорошо! — неожиданно покладисто согласился Леон и сел в одно из кресел, кивая Рийару на другие.
Тот тоже устроился, чувствуя себя крайне настороженно. С чего бы это ходячее воплощение морали так легко отказалось от идеи засадить преступницу?
— Я хотел с тобой посоветоваться, как с человеком, который хорошо разбирается в магии, — перешёл к своему делу Леон.
Рийар сцепил пальцы в замок перед собой и бросил на Леона выжидающий взгляд, ожидая продолжения.
— Как ты думаешь, — развил свою мысль он, — насколько реально защититься от магического допроса с помощью магии?
Приподняв брови, Рийар прохладно отметил:
— Не очень понимаю, что ты хочешь от меня услышать.
Недовольно поморщившись, Леон попытался расставить логическую ловушку, которая заставит брата раскрыться, если он действительно виноват.
— Я подозреваю, — сказал он, — что в деле кражи замешан… — он назвал имя командира отряда, перевозившего артефакт. — Но мы проводили допрос…
— Я всё ещё не понимаю, чего тебе от меня надо, — раздражённо ответил Рийар, вставая, и, кажется, собираясь уходить.
— Подожди! — встал за ним и Леон, злясь на то, что его ловушка не сработала, и он так и не приблизился к пониманию, замешан Рийар в кражу или нет.
— У меня полно дел, — устало и с некоторой злостью оборвал его Рийар.
«Как будто у меня их мало!» — с негодованием подумал Леон.
Ситуация чем дальше, тем больше его бесила. К тому же, все те эмоции, которые он так разумно решил не испытывать до тех пор, пока не убедится в фактах, никуда на самом деле не делись, и продолжали бушевать в нём, подспудно стремясь вырваться наружу.
«Он так и будет всё время изворачиваться!» — с холодной яростью подумал Леон.
Недовольная ухмылка Рийара стала последним добивающим фактором.
— Я знаю, что это ты украл артефакт, — прямо обвинил Леон, надеясь уже покончить с этим, так или иначе.
В конце концов, это тоже был прекрасный способ подтвердить или опровергнуть свои подозрения.
Некоторое время Рийар просто смотрел на него в упор, со странным выражением, в котором смешались удивление, страх и понимание.
Однако само это молчание свидетельствовало Леону, что он всё разгадал верно. Если бы он теперь обвинил брата ложно — тот бы уже закатил скандал.
В первый момент Леон почувствовал облегчение. Дело, которое так тяготило его и мучило, разрешилось.
Однако почти моментально облегчение это сменилось каменной смертельной тяжестью.
Рийар, ничего не говоря, опустился в кресло и спрятал лицо за руками.
— Я думал, ты будешь отпираться до последнего, — мертвенно-безразличным голосом отметил Леон, тоже садясь в своё кресло, в какую-то совершенно деревянную неестественную позу.
Рийар опустил руки. Взгляд его был совершенно потухшим и безжизненным.
— Это теперь уже бессмысленно, — проговорил он голосом, который показался Леону материальным воплощением чувства безнадёжности.
Это как-то не вязалось с его пониманием ситуации. Рийар, которого он знал всю жизнь, боролся бы до последнего, и, даже прижатый к стене, не сдался бы.
Однако Рийар сейчас меньше, чем когда-либо, был похож на самого себя. Даже привычная язвительность покинула его черты; он выглядел усталым и растерянным, и Леон не мог понять, чем вызваны такие перемены в брате.
— Почему бессмысленно? — уточнил он.
Рийар криво усмехнулся и ответил:
— Потому что тот артефакт был пустышкой. Эксперимент не удался, Леон. Я украл совершенно бесполезный мусор, — резко констатировал он.
В этом была злая ирония: пойти на преступление и не добиться ничего.
— Поэтому твои планы не сработали? — уточнил Леон, пытаясь понять, как рабочий артефакт должен был помочь Рийару избежать разоблачения. В целом, выглядело разумно: возможность гасить откаты развязывала руки в плане магии, так что…
— Да, — не стал отпираться Рийар. — Я планировал использовать артефакт, чтобы угнать корабль и смыться.
Вот тут у Леона перестало сходиться что бы то ни было. В смысле? Какой корабль? Куда смыться?
Лицо его, должно быть, было красноречивым, потому что Рийар невесело хмыкнул и пояснил:
— Артефакт помог бы мне прорваться через линию штормов и выйти к большим землям.
Леон нахмурился. Вот уж разговора о детских сказках он никак не ожидал!
Действительно, существовали какие-то дремучие деревенские легенды о том, что мир не ограничен только Понтом, и где-то там, на востоке, есть большие земли, где люди живут совсем иначе, где совсем нет магии и не работают никакие артефакты. Леон полагал, что легенды эти придумали из педагогических целей: чтобы научить детей ценить то, к чему они привыкли с рождения.
По выражению лица брата осознав, что он думает по этому поводу, Рийар досадливо отмахнулся:
— Они есть, и я не буду тебе рассказывать, каким образом я получил тому подтверждение.
— Допустим, — не стал спорить Леон, начиная подозревать, что брат просто тронулся рассудком от откатов.
— Ну и не верь, — поморщился Рийар. — Тебе достаточно знать, что мы осознанно закрылись от них после Страшного года — уж в него-то ты веришь?
Леон задумчиво кивнул. Страшный год был тяжёлой вехой в истории Понта — от внезапной эпидемии тогда умерла добрая половина жителей, и до сих пор память о той трагедии передавалась из уст в уста.
— Нам они тогда болезнь и завезли, — продолжил объяснять Рийар. — И мы уничтожили всю память о них здесь — и закрылись линией штормов, чтобы их корабли не могли прийти к нам.
Фантазии Рийара обрели некоторую реальность в мыслях Леона — линия штормов действительно существовала, но знали об этом немногие.
Леон знал, потому что курировал прохождение корабля между Арной и Эрильей — и понимал, что ему ни в коем случае нельзя уходить далеко за пролив.
— Артефакт, с которым вы все так носитесь, гасит далеко не все откаты, — продолжил проявлять слишком странную осведомлённость Рийар. — В основном — те, которые связаны с окружающей средой.
С неприятным холодком Леон подумал, что фантазии брата всё дальше отходят от бреда сумасшедшего в сторону адекватной позиции. Действительно, артефакт, который гасил бы все откаты, выглядел бы совершенно сказочной вещью. Обычно артефакты не могли воздействовать на человека напрямую — только на то, что его окружает.
— Используя такой артефакт, можно было бы преодолеть линию штормов и добраться до больших земель, — буднично закончил свой непонятный экскурс в историю и географию Рийар.
— Не совсем понимаю, причём тут всё это, — признался Леон, всё же продолжая цепляться за версию с постоткатным сумасшествием — возможно, у Рийара в голове просто всё перепуталось, и он перестал воспринимать реальность адекватно?
Скептически посмотрев на брата — совсем он идиот, что ли! — Рийар повторил:
— Я планировал стырить артефакт, угнать корабль и смыться.
— Зачем? — не понял Леон.
— От откатов, придурок! — вытянул ноги Рийар. — Я ж тебе понятным языком сказал: на большей земле нет магии. Совсем. Никакой, — с нажимом подчеркнул он. — И откатов тоже нет. Даже старых.
Леон нахмурился. Ему это казалось совсем бредовой фантазией. Видимо, брат всё же тронулся!
Осознав, что не впечатлил Леона своим признанием, Рийар уточнил:
— Ты знаешь, сколько на мне фатальных откатов?
Рука Леона машинально дёрнулась в поисках ящика, где у него лежали досье. Но потом он вспомнил, что находится не в своём кабинете, и что досье на Рийара у него в принципе нет.
— Сколько? — послушно переспросил он, понимая, что Рийар точно не мог отделаться одним или двумя пожизненными откатами, и с его образом жизни у него их точно не меньше десятка!
— Сто сорок восемь, — с каменным лицом ответил Рийар.
Леон недоуменно моргнул.
Да нет, он, должно быть, неверно расслышал!
— Прости? — уточнил он, прося повторить.
— Сто сорок восемь, — повторил Рийар, закатывая глаза.
Леон всё ещё не мог поверить в эту цифру и тупо смотрел на брата в упор, ожидая, что он рассмеётся и признает, что просто хотел его шокировать и полюбоваться его лицом.
— Тебе полный список предоставить? — выгнул бровь Рийар.
Леон всё ещё не мог поверить в правдивость цифры, но список требовать не стал.
— Как ты с ними вообще живёшь? — вместо этого спросил он, пытаясь вообразить, какие это вообще могут быть откаты и как их могло быть одновременно так много.
Рийар досадливо поморщился и ничего не ответил.
Некоторое время они молчали. Леон всё ещё пытался переварить полученную информацию, но она всё никак не укладывалась в его голове. Три, четыре фатальных отката — это у бывалых магов в возрасте! Ну, случалось ему слышать про семь. Допустим, Рийар колдовал в самом деле много — ну двадцать! Ну тридцать!
Но не сто же сорок восемь!
— Например, — запрокинув голову, сказал куда-то вверх Рийар, — с недавних пор я чувствую всё вверх ногами. У меня такое ощущение, что я хожу по потолку, и вот-вот полечу головой вниз — в настоящий потолок, — уточнил он, разглядывая этот самый потолок. — Это неожиданно страшно, — доверительно признался он. — Постоянно, когда делаю шаг, чувствую себя так, что вот-вот полечу головой вниз. Фехтовать вообще невозможно! — пожаловался он.
Леон смущённо откашлялся — он не ожидал такой откровенности и знать не знал, что бывают ещё и такие откаты.
— Это чем же тебя так? — не нашёл ничего лучше, чем уточнить, он.
Рийар помолчал. Задумчиво пожевал губами. Потом ответил:
— Материализовал букет роз. Никакой логики, да? — весело переспросил он, но в веселье его ощутимо чувствовалась истерика.
— В магии вообще мало логики, — признал Леон.
Губы Рийара тронула улыбка почти сентиментальная, затем он вдруг спросил:
— Гадаешь, почему я так откровенен?
Леон прищурился, догадываясь, какой ответ услышит:
— Откат? — тем не менее, уточнил он.
Рийар выглядел слегка недоуменным — словно удивился, что Леон догадался.
— Да, — кивнул он и расшифровал: — Тошнит от одной мысли о лицемерии.
— Так тебя и всегда от него тошнило, — чуть улыбнулся Леон.
Рийар скривился и возразил:
— Не от своего же.
Они ещё некоторое время молчали.
— Перед тем, как ты меня арестуешь… — начал было Рийар.
— Арестую? — удивлённо переспросил Леон, и сам же подтвердил: — Да, точно.
За всеми этими волнениями и мыслями он забыл, что, в самом деле, обязан теперь арестовать Рийара.
Арестовать, допросить, судить — и, как можно предположить, сослать на остров.
Хотя не раз, не два и не двадцать Леон думал о том, что Рийару самое место на острове, мысль о том, что мрачное это пожелание стало реальностью, причинила ему боль.
— Мне нужно закончить пару дел, — продолжил развивать мысль Рийар и поспешно добавил: — Сбегать не в моих интересах, как ты понимаешь.
Леон, однозначно, не понимал.
— Разве? — устало переспросил он.
Мысль о том, что всё кончено и определено, глубоко его угнетала.
— Потому что на большую землю мне всё равно не попасть, — ровно объяснил Рийар. — А на острове, говорят, некоторые откаты всё же слабеют.
Леон посмотрел на него мрачно и недоверчиво.
Рийар вздохнул и потёр лоб.
— Я устал, понимаешь? — признался он. — Бесконечно устал от всех этих игр, Леон.
— Игр? — эхом переспросил тот, не очень понимая, поскольку брат был совершенно не похож на себя теперь.
Нервно ударив ладонью по подлокотнику кресла, Рийар расшифровал:
— Ты не представляешь, как мне надоело делать вид, что со мной всё в порядке! Это мучительно. Знаешь, — вдруг подался он к брату, — всякий раз, как я разговариваю с тобой, мне приходится ужасно напрягать мозги, чтобы разгадать все эти ребусы!
Совершенно потеряв развитие мысли, Леон опять переспросил:
— Ребусы?
Скривившись, Рийар пояснил:
— Один из моих фатальных откатов. Я слышу ровно противоположное тому, что ты говоришь на самом деле.
Поражённый этой информацией Леон замер, перебирая в голове различные факты. Да, он частенько замечал, что Рийар отвечает ему невпопад — он всегда думал, что чтобы позлить. И, разумеется, он и вообще часто уходил от разговора — как казалось, потому что не хотел говорить.
— Иногда, конечно, получается весьма забавно, — признал Рийар, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза. — Например, несколько минут назад ты удивлялся, что без меня точно умрёшь, — вырвался из него хриплый истеричный смешок.
Затем, вдруг резко выпрямившись и распахнув глаза, он заговорил скоро и лихорадочно:
— А это ведь всего лишь один из! С отцом, например, не сильно лучше: я слышу звуки, из которых складываются слова, в обратном порядке! — скривился он. — И это на каждом шагу, постоянно! — он пнул каблуком ботинка ножку кресла с досады. — Так что остров — это ещё неплохо, — резюмировал он, неожиданно успокаиваясь и снова откидываясь на спинку.
Чем больше признаний делал Рийар — тем сквернее становилось на душе Леона. Что бы там ни было — он не желал брату такой судьбы!
— Рийар, я… — начал было говорить он, но тот рассмеялся так истерично и безумно, что Леон невольно замолчал.
Совершенно нездоровый хриплый смех длился, должно быть, с минуту. Затем Рийар, глядя на брата глазами совершенно больными и сумасшедшими, тихо спросил:
— Знаешь, что я слышу, когда ты называешь моё имя?
Холодок страха прошёл вдоль позвоночника Леона — хотя он и не смог бы толком объяснить, что страшного было в этом вопросе.
— Лийр! — выплюнул имя Рийар и снова зашёлся то ли в смехе, то ли в хриплом, раздирающем лёгкие, кашле.
Меньше всего Леон ожидал услышать имя архимага — ему всегда казалось, что Рийар как раз пытается подражать ему и мечтает быть на него похожим.
— Но… — попытался выразить своё удивление Леон, однако Рийар резко вскочил и взмахнул руками.
— Всю жизнь! — воскликнул он с горечью и болью. — Всю жизнь, понимаешь?! — подскочил он к Леону и тяжело опёрся рукой на спинку его кресла. — Всю свою грёбанную жизнь я уничтожал по кусочкам самого себя в попытках стать своей собственной противоположностью!
Новый приступ болезненного хриплого смеха сотряс его.
Не в силах выдержать этого, Леон вскочил и попытался поддержать брата; но тот его резко оттолкнул.
Согнувшись и всё ещё опираясь на спинку кресла — казалось, он подломится и упадёт, если потеряет эту точку опоры, — Рийар смотрел на него взглядом затравленного дикого зверя.
— Всю жизнь, — тихо повторил он, — я надеялся, что она меня полюбит, если я буду похож на него.
Леон догадался, что он говорит о матери.
— И в этих грёбанных откатах я совершенно потерял себя в попытках стать им, — тут Рийар неожиданно выпрямился. — Я потерял свою жизнь в попытках стать тем, кем не являюсь. В попытках стать тем, кто противоположен мне.
Ошеломлённый Леон не знал, что на это сказать. Фигура брата теперь казалась ему бесконечно трагической — и было решительно неясно, как можно хоть ненамного облегчить его боль и поддержать его в этой ситуации.
— Откаты, ссылки, — презрительно махнул рукой Рийар. — Всё это мишура, Леон. На самом деле мы платим совсем другую цену. Нашу жизнь.
Горько выговорив последние слова, он опустился в кресло Леона и закрыл лицо руками с судорожно сжатыми искривлёнными пальцами.
Сердце Леона сжалось от боли и сочувствия. Сев рядом на корточки, он попытался ободряющим жестом положить ладонь на плечо брата — но тот дёрнулся, как от ожога, и стряхнул его руку.
Потемневшие глаза его теперь смотрели на Леона в упор и казались страшными туннелями, ведущими в бездну.
— Несмотря на весь свой хвалёный ум, — свистящим шёпотом заявил Рийар, — ты иногда ужасно глуп, Леон. Сочувствуешь мне, значит? Жалеешь, да? — язвительно переспросил он и расхохотался.
Оскорблённый этим смехом, Леон встал.
Покончив в этот раз с истерикой быстро, Рийар тоже встал — напротив него — и зло проговорил:
— Ты ведь заметил, что первоначальный мой план не сходится, и что я не смог бы повесить эту кражу на тебя.
С нехорошим предчувствием Леон кивнул, складывая руки на груди.
— Всё прекрасно сошлось бы, если бы ты умер, идиот! — расхохотался Рийар, и расхохотался так, что даже слёзы выступили у него на глазах, и он был вынужден их вытереть. — Если бы ты погиб при угоне корабля, и уже задним числом все улики сошлись бы, и тут решили бы, что ты во всём и виновен!
Лицо Леона застыло мертвенно-бледным камнем.
Финальный удар оказался слишком силён.
Леон предполагал подставу, попытку нанести репутационные потери, попытку просто потрепать нервы — но убийство?
Он не мог поверить и принять, что Рийар ненавидел его так отчаянно, что замыслил убить, и что только случай — то, что артефакт оказался нерабочим, — привёл к тому, что план этот сорвался.
Теперь, когда недостающее звено нашлось, картинка у Леона в голове сложилась. Он нашёл ошибку в своих рассуждениях — и невольно озвучил её прямо:
— Я боялся понять, что ты меня настолько ненавидишь.
Да, всё дело было в этом. Если бы он осмелился признать перед самим собой, что Рийар его действительно ненавидит — не просто раздражён, не просто завидует, не просто бесится, а в самом деле ненавидит! — он увидел бы подоплёку этого дела почти сразу. Всё было на поверхности, всё — как только в картину включался фактор личной ненависти.
Уйти в свои мысли Леон не успел; Рийар отшатнулся от него, споткнулся о кресло, выругался, отскочил и зло крикнул:
— Вот твоей любви мне точно никогда было не нужно!
Леон удивлённо замер, пытаясь понять, причём тут его любовь; потом догадался перевернуть смысл своей последней фразы.
До Рийара, впрочем, тоже уже дошло, что он забыл реверсировать смыслы; на лице его отчётливо отобразилась досада и злость на себя.
— Она не была тебе нужна, но она всегда у тебя была, — спокойно ответил ему Леон.
Лицо Рийара исказилось:
— Ты блаженный или идиот?! — яростно воскликнул он. — Я только что признался, что хотел тебя убить!
— Я использовал прошедшее время, — невозмутимо отметил Леон.
Рийар поражённо замер.
— Знаешь, — тихо отметил он спустя несколько секунд, — слышать это было больно.
Леон в удивлении поднял брови: серьёзно? Серьёзно, ты наговорил мне столько страшных вещей — и теперь удивляешься, что мои братские чувства к тебе остались в прошлом?
— Сожалею, — сухо сказал он, складывая руки на груди, — но, полагаю, это логичные последствия твоих действий.
На губах Рийара задёргалась кривая усмешка — словно он в самом деле ожидал от Леона чего-то другого, и теперь страдал от того, что получил именно то, что и заслужил.
— Мне совершенно точно не хотелось бы причинять тебе боль, — продолжил развивать свою мысль Леон и тут же перебил сам себя: — Полагаю, только конченному садисту могло бы хотеться причинить тебе ещё боли сверх той, на какую ты сам уже себя обрёк. — Рийар заметно побледнел. — Полагаю, твоё наказание и так превосходит все пределы моей мстительности. Но мне не хотелось бы, чтобы ты думал, что из жалости к тебе я бы мог тебя простить, — жёстко обозначил свою позицию он.
Фраза была слишком сложной, и Рийар не понял части нюансов, но общее направление мысли уловил, и с удивлением поймал себя на боли и горечи — как будто он в самом деле надеялся на прощение, даже после всего.
— Я предъявлю тебе обвинения завтра с утра, — резюмировал Леон и вышел.
Рийар закрыл глаза и вжал пальцы в виски — голову разрывало болью.
Он ненавидел Леона всё то время, сколько его знал — с пятнадцати лет. И всегда в душе насмехался над тем, что правильный, идеальный Леон в упор не желает замечать этой ненависти и продолжает относиться к нему с доброжелательностью и участием.
Рийар настолько привык к тому, что эта ненависть сходит ему с рук, что Леон пропускает мимо ушей все колкости, не реагирует ни на какие провокации и злые выходки, смотрит снисходительно на попытки подставить и навредить — что подсознательно он ожидал, что и теперь всё будет так же.
Осознание, что в этот раз он хватил через край, и все эти годы протянутая к нему в братской любви рука Леона, наконец, бессильно опустилась, — выворачивало ему сердце и нервы наизнанку.
Он никогда не думал, что это будет так больно.
Он, кажется, столь успешно и методично уничтожал сам себя, что вконец разучился понимать, чего желает или не желает на самом деле, и, сталкиваясь теперь со своими собственными реакциями, был опрокинут и уничтожен ими.
Приложение. Поскольку не все слова имеют прямые антонимы, прилагаю стенограмму беседы из этой главы в том виде, в каком ее слышал Рийар. Реплики Леона выделены жирным
— Лийр!
— Мне не нужно скрывать свои мысли.
— Валяй.
— Посидим.
— Я передумал её обвинять. Верни мне моё заявление. Я не буду давать этому делу ход.
— Ну, с тобой на улице Айриния; ты не захочешь думать публично, ведь этому кто-то помешает.
— Но заявление мне верни. Я не буду её обвинять.
— Плохо, плохо!
— Ты не хотел мною пренебрегать, чем без вещи, что плохо путается в жизни.
— Что я говорю, невозможно напасть на жизненный молчун без помех со стороны жизни?
— Не очень понимаю, что ты хочешь от меня услышать.
— Ты знаешь, так как на задумку возврата выделен… И они не молчали…
— Я всё ещё не понимаю, чего тебе от меня надо.
— Поторопись!
— У меня полно дел.
— Ты не знаешь, вместо того я вернул пустышку.
— Ты говорил, я не буду признаваться о первом.
— Это теперь уже бессмысленно.
— Потому осмысленно?
— Потому что тот артефакт был пустышкой. Эксперимент не удался, Леон. Я украл совершенно бесполезный мусор.
— Потому мои результаты получились?
— Да. Я планировал использовать артефакт, чтобы угнать корабль и смыться. Артефакт помог бы мне прорваться через линию штормов и выйти к большим землям. Они есть, и я не буду тебе рассказывать, каким образом я получил тому подтверждение.
— Не верю.
— Ну и не верь. Тебе достаточно знать, что мы осознанно закрылись от них после Страшного года — уж в него-то ты веришь? Нам они тогда болезнь и завезли. И мы уничтожили всю память о них здесь — и закрылись линией штормов, чтобы их корабли не могли прийти к нам. Артефакт, с которым вы все так носитесь, гасит далеко не все откаты. В основном — те, которые связаны с окружающей средой. Используя такой артефакт, можно было бы преодолеть линию штормов и добраться до больших земель.
— Совсем не понимаешь, зачем там часть того.
— Я планировал стырить артефакт, угнать корабль и смыться.
— Отчего?
— От откатов, придурок! Я ж тебе понятным языком сказал: на большей земле нет магии. Совсем. Никакой. И откатов тоже нет. Даже старых. Ты знаешь, сколько на мне фатальных откатов?
— Столько?
— Сто сорок восемь.
— Отомсти?
— Сто сорок восемь. Тебе полный список предоставить?
— Так я без тебя просто умру?
— Например, с недавних пор я чувствую всё вверх ногами. У меня такое ощущение, что я хожу по потолку, и вот-вот полечу головой вниз — в настоящий потолок. Это неожиданно страшно. Постоянно, когда делаю шаг, чувствую себя так, что вот-вот полечу головой вниз. Фехтовать вообще невозможно!
— Так кем ли меня это?
— Материализовал букет роз. Никакой логики, да?
— По жизни, так-то, много волшебства.
— Гадаешь, почему я так откровенен?
— Прощение?
— Да. Тошнит от одной мысли о лицемерии.
— Как меня иногда к тебе влекло.
— Не от своего же. Перед тем, как ты меня арестуешь…
— Отпущу? Нет, наверно.
— Мне нужно закончить пару дел. Сбегать не в моих интересах, как ты понимаешь.
— Потому что?
— Потому что на большую землю мне всё равно не попасть. А на острове, говорят, некоторые откаты всё же слабеют. Я устал, понимаешь? Бесконечно устал от всех этих игр, Леон.
— Серьезно?
— Ты не представляешь, как мне надоело делать вид, что со мной всё в порядке! Это мучительно. Знаешь, всякий раз, как я разговариваю с тобой, мне приходится ужасно напрягать мозги, чтобы разгадать все эти ребусы!
— Решения?
— Один из моих фатальных откатов. Я слышу ровно противоположное тому, что ты говоришь на самом деле. Иногда, конечно, получается весьма забавно. Например, несколько минут назад ты удивлялся, что без меня точно умрёшь. А это ведь всего лишь один из! С отцом, например, не сильно лучше: я слышу звуки, из которых складываются слова, в обратном порядке! И это на каждом шагу, постоянно! Так что остров — это ещё неплохо.
— Лийр, ты…
— Знаешь, что я слышу, когда ты называешь моё имя? Лийр!
— И…
— Всю жизнь! Всю жизнь, понимаешь?! Всю свою грёбанную жизнь я уничтожал по кусочкам самого себя в попытках стать своей собственной противоположностью! Всю жизнь, я надеялся, что она меня полюбит, если я буду похож на него. И в этих грёбанных откатах я совершенно потерял себя в попытках стать им. Я потерял свою жизнь в попытках стать тем, кем не являюсь. В попытках стать тем, кто противоположен мне. Откаты, ссылки. Всё это мишура, Леон. На самом деле мы платим совсем другую цену. Нашу жизнь. Несмотря на весь свой хвалёный ум, ты иногда ужасно глуп, Леон. Сочувствуешь мне, значит? Жалеешь, да? Ты ведь заметил, что первоначальный мой план не сходится, и что я не смог бы повесить эту кражу на тебя. Всё прекрасно сошлось бы, если бы ты умер, идиот! Если бы ты погиб при угоне корабля, и уже задним числом все улики сошлись бы, и тут решили бы, что ты во всём и виновен!
— Ты так хотел, чтобы я тебя полюбил.
— Вот твоей любви мне точно никогда было не нужно!
— Он был мне не нужен, и он никогда у меня не был.
— Ты блаженный или идиот?! Я только что признался, что хотел тебя убить!
— Ты хотел будущей вечности.
— Знаешь, слышать это было больно.
— Так тебе и надо. И, предположим, ясны внезапные предпосылки моих мыслей. Тебе, возможно, неосознанно желанно доставлять себе радость. Предположим, какой-то начинающий мазохист не хотел бы доставит себе чуть меньше удовольствия, чем я ещё случайно получил. Предположим, моего прощения недостаточно, чтобы затронуть твое милосердие. И тебе было желанно, как я сказал, ради ненависти к себе ты не мог меня наказать.
— Ты скрыл от меня оправдания вчера вечером.