Глава восьмая

Уже к вечеру того дня, как она заколдовала Рийара, Айриния поняла, что с её откатом что-то не так.

Когда она вернулась в общежитие, на кухне как раз ужинало несколько девушек. Среди них была и Лири. Увидев Айринию, она радостно подскочила, налетела на неё и обняла, весело и быстро рассказывая, как ей помогли её советы, и как она сдала самый страшный экзамен — да ещё и завоевала хорошую репутацию при этом!

Айриния покровительствовала этой девчушке, поскольку та напоминала её саму. В другое время ей стало бы радостно, что удалось помочь, — но сейчас Айриния чувствовала лишь тоскливую пустоту. Она смотрела на сияющее радостью и благодарностью лицо девчушки, машинально растягивала губы в улыбке и что-то говорила — что было уместно в таком случае — но не чувствовала вообще ничего.

Сев ужинать, Айриния безразлично следила за разговором. Он, как это часто бывало, скатился на противостояние с мужским общежитием — это был старинный конфликт, который не желал гаснуть, и Айриния всегда принимала в нём самое активное участие, возмущаясь выходкам парней, придумывая, как поквитаться с ними и подстраивая им всяческие гадости.

И, хотя девушки обсуждали предприятие, в котором сама Айриния тоже планировала поучаствовать — злая шалость задумывалась против особенно противного однокурсника, любителя распустить руки, — теперь в ней не наблюдалось ни тени эмоций. Ей стали разом безразличны все они — и мерзкий однокурсник, и другие безбашенные парни, и желание им отомстить, и азарт общего дела…

Только пустота и безразличие.

С трудом поужинав — кусок в горло не лез — Айриния ушла к себе и легла спать, не дожидаясь соседок. Ей не захотелось обменяться новостями ни с той из них, которую она считала подругой; ей не было досадно так же и на шум от другой, мешавшей ей спать, с которой они постоянно ссорились.

Только пустота.

С которой оказалось совершенно невозможно спать.

Постоянно казалось, что она что-то забыла или потеряла; Айриния ворочалась так и сяк, но не могла отделаться от этого ощущения и не могла найти себе покоя.

С трудом заснув, проснулась она рано — с сосущим чувством безнадёжной тоски.

Насмешливо фыркнув над самой собой, Айриния порешила считать сложившуюся ситуацию глупостью и решительно взялась за дела. Первым, что ей предстояло, было отдать частный заказ для сапожника.

Сапожник не был богат, и у него в жизни не хватило бы денег на артефакт, заглушающий шум, но Айриния решила поработать с ним бартером: с неё — артефакт, с него — крепкие хорошие сапоги. Обмен был неравным — артефакт стоил гораздо дороже — но Айриния не первый год закупала в этой лавке подержанную обувь, и сапожник всегда придерживал для неё удачную пару её размера, и даже пару раз дарил совершенно новые домашние туфли просто так, без всякой платы. Айриния хотела сделать доброе дело в ответ; и вот, отнесла сапожнику готовый артефакт.

Тот радовался совершенно искренне — у него недавно родилась дочка, и он постоянно будил малышку своим стуком, и перестал успевать справляться с заказами в попытках не будить ребёнка.

Айриния тщательно вырисовала на лице радость и приветливость, приняла и благодарности, и новые сапоги…

Выходя, она прижимала эти сапоги к груди, словно пытаясь заткнуть ими дыру, которую ощущала почти физически.

Её не радовала благодарность сапожника; она не чувствовала никакого удовлетворения от того, что сделала доброе дело. И даже сапоги — совершенно новые, по её ноге! — не вызывали у неё особых эмоций. Ну да, хорошие сапоги. Да, она довольна, что они теперь у неё есть. Это удачно сложилось.

Но разница между сапогами, который просто «удачно сложились», и сапогами, подаренными благодарным другом, оказалась катастрофически огромной.

Айриния чуть не заплакала от тоски — у неё было такое чувство, странное и болезненное чувство, будто сапожник сегодня умер, и умерла приятная соседка по комнате, и весёлая добрая Лири тоже умерла…

Они были, конечно, живыми, и так же продолжали жить, как и всегда, — ходили, говорили, смеялись! — но Айриния словно бы их потеряла.

Ни единой эмоции.

Ни капельки.

Только сосущая тоскливая пустота — память о том, что эти эмоции когда-то были.

Айриния совершенно не знала, что с этим делать. В ужасе она пыталась припомнить, на какой срок ей пришёл такой кошмарный откат, — но память её категорически подводила.

Она не помнила, совсем не помнила!

Она так переволновалась в тот момент, что даже толком не обратила внимания на откат, и не запомнила совершенно, в чём именно он заключался и сколько должен был продлиться — просто отмахнулась от него с мыслью «повезло, ерунда какая-то!»

Но откат оказался не ерундой.

Айриния надеялась лишь на то, что он скоро пройдёт.

Не может же откат за один-единственный насильный поцелуй быть таким страшным, правда?

Что, в конце концов, страшного в одном поцелуе! Рийар большой любитель женщин, какая ему разница, поцелуем больше или меньше!

«Да это даже и не насилие над волей! — возмущённо подумала Айриния. — Он бы и сам не отказался меня поцеловать, если бы не Илия!»

Нет, всё-таки откаты — вещь слишком жестокая и непредсказуемая! Вот кто бы знал, что на такой ерунде так приложит!

Но переигрывать было поздно. Она уже была под откатом, и оставалось только ждать и надеяться, что он скоро развеется.

Потому что жить с такой тоской было, определённо, невозможно!

Вернувшись в общежитие, Айриния узнала, что её вызывают в управление — это Леон хотел проверить свой список. Не испытав ровно никаких эмоций на этот счёт — даже волнения по поводу того, что Леон вчера застукал её за поцелуем с Рийаром, — Айриния отправилась на работу.

Там она, конечно, столкнулась с Илией — они всё время сталкивались, как будто бы для них двоих всегда было слишком тесно в одном здании. Илия буркнула что-то — видимо, хотела завести очередную ссору, — но Айриния даже слушать не стала.

Бывшая соперница стала ей глубоко безразлична. Её происхождение, её достижения, её характер — какое Айринии было до всего этого дело? Пустое место.

Леон ничего не сказал о вчерашнем происшествии, но Айриния не испытала по этому поводу никакого облегчения. Она безразлично и методично выполнила свою работу — и ей в кои-то веки было совершенно всё равно, хорошо ли она с ней справилась. У неё, впрочем, вызвал досаду очередной откат — кажется, эмоции, не связанные с людьми, никак не пострадали, — но с мигренью она ничего не могла поделать, поэтому, закончив дело, за которым её вызвали, отправилась обратно к общежитию.

Не зайдя к тем приятельницам, дружбу с которыми уже успела свести в управлении. Что ей теперь эти связи? Зачем ей эта карьера?

Ну, сдохнет от экспериментов, и сдохнет, какая теперь…

Поймав себя на этой страшной мысли, Айриния резко остановилась посреди коридора.

Она всегда была жизнелюбива. Даже во время самых тяжёлых испытаний, выпавших в жизни на её долю, она не опускала рук и не планировала сдаваться.

Но теперь — теперь она впервые поймала себя на том, что ей тотально, абсолютно не хочется жить.

«Это просто откат, — напомнила себе Айриния, для верности беззвучно артикулируя свои слова губами. — Нужно стиснуть зубы и переждать».

Подбордрив себя этим соображением, она отправилась дальше — чтобы теперь уж крайне неудачно натолкнуться на Рийара.

Тот, смерив её презрительным взглядом, хищно улыбнулся.

Айриния не почувствовала ни страха, ни смущения, ни досады — ничего.

Наклонившись к ней, Рийар пронзил её ледяным магнетическим взглядом и произнёс только одно слово:

— Бойся!..

Выговорив эту угрозу, он стремительно отправился дальше по своим делам.

Айриния не испугалась.

И подумала, что зря: месть такого человека, как Рийар, наверняка будет опасной.

Но ей было всё равно.

Чарующе и страшно всё равно.

Загрузка...