Невеста Хранителя Стихий

Глава 20

Ника не знала, чего ожидала. Естественно, было бы глупо ждать, что тут можно будет найти дубовую конторку и книжные шкафы или, скажем, компьютерный стол с парой телефонов и уголок с принтером и ксероксом, но все же то, что предстало ее взору, оказалось бесконечно далеко от того, что могло нарисовать ей досужее воображение.

Кабинет был не кабинетом, а чем-то вроде квадрата открытого поля – так показалось ошеломленной Нике на первый взгляд. Дверь, как ни странно, привела их в этот квадрат будто бы с угла.

Там, где она предполагала увидеть четыре стены, их поджидали четыре обрыва. Если бы Мир не держал ее крепко за руку, Ника сама бы сейчас в него вцепилась, так испугало ее это зрелище – и шум, и нечеловеческое, мощное дыхание, доносившееся с разных сторон. Дыхание стихий, которые были задолго до появления человека или человекоподобных существ и пребудут вечно, когда ни в одной вселенной не останется и воспоминания о тех, кто мнил себя центром мироздания.

Она впервые задумалась, кто стоит рядом с ней – не тот ли, кого ее давние предки без колебания причислили бы к пантеону богов?

Лицо Мира было неподвижно, невозмутимо. Справа от них кипело безбрежное море. Слева бушевало неукротимое алое пламя, пыхая нестерпимым жаром. Прямо перед опешившей Никой плыли в бесконечно высокое небо клочья белых облаков. Обернувшись, она узрела бескрайнюю пустыню, и лишь далеко-далеко, у самого горизонта, ей почудилось одинокое дерево.

В лицо Нике дул ощутимый ветер; смешиваясь с дыханием огненной стихии, он становился обжигающим и несся вперед, в пустыню. Видно, именно из-за этого ветра места вокруг «башни» Мира и превратились в безжизненные пески?

– А… – начала было Ника, намереваясь найти подтверждение или опровержение своей догадке, но Мир дернул ее за руку, и она умолкла. Все вопросы потом.

Вот он, «глаз бури», самое тихое место на перекрестке всех стихий. Рабочее место Мира на ближайшие три десятка лет. Нет, у Ники в голове не укладывалось, чтó может делать с этим простой человек! Это слишком грандиозно, слишком неподвластно – она не находила слов, чтобы описать то, что здесь происходит.

Немое восхищение сменилось сомнением. Вероятно, слабый человек, привыкший воображать себя центром вселенной, лишь тешит себя мыслью, будто может хоть как-то влиять на предвечные и всемогущие стихии? Вероятно, это передающийся из поколения в поколение самоубийственный самообман?

Мир потянул Нику назад, уверенно и быстро. Дернул ее на себя. Зашвырнул себе за спину. Наконец захлопнул тяжеленную металлическую дверь, привалился к ней и выдохнул.

– Как вы посмели?! – сквозь зубы процедил он.

– Я все время держала вас за руку, как вы велели, и рта не раскрыла! Почти. «А» не считается. Я и не шевелилась совсем. Только обернулась посмотреть… Вы же не запрещали мне смотреть! Вы привели меня сюда, чтобы показать!

Мир несколько раз шумно вдохнул, раздувая ноздри. Лицо его было белым как полотно.

– Я, – начал он тем самым гулким голосом, от которого у нее дрожали все поджилки, – я, Хранитель Стихий… Я – Хранитель Стихий. Как смеете вы являться сюда и сомневаться в этом?! Вы едва не пожали бурю! И я вовсе не уверен, что был бы в силах укрыть вас от нее! Вы обещали мне быть тише воды ниже травы, чтобы хоть одним глазком взглянуть, а сами, Ника, а сами!

Ника отступила.

– Я даже и…

– Не врите мне! – Он схватил ее за оба запястья – она невольно вспомнила бутафорские браслеты, которые надевала на Аниту в какой-то другой, прошлой жизни. – Не врите мне, Ника, или врите, только в своей комнате, в столовой, в оранжерее, но не здесь!

– П-почему? – пролепетала она, хотя это явно был далеко не первый вопрос, который стоило задать в этой ситуации.

Для начала следовало бы прояснить, каким образом Мир прочитал ее мысли. Если он обладает такой сверхспособностью, Нике надлежит быть очень, очень осмотрительной! Если же он способен на это лишь рядом со своим, прости господи, кабинетом, с экскурсиями надо завязывать.

Мир медленно приходил в себя, но пока не отпускал ее запястий. Наверное, синяки останутся. Ника робко потянула руки на себя, и он опомнился. Она принялась растирать нежную кожу.

Оба молчали.

Мелькнул где-то вдалеке обеспокоенный Флоризель, но приближаться не рискнул.

– П-потому, – выдавил, совладав с собой, Мир, – что там – вдалеке отсюда —это может прокатить. Я могу моргнуть, закрыть глаза на вашу ложь, не заметить, не придать значения. Но заявиться сюда и предъявить мне…

– Я вам ничего не предъявляла! – выкрикнула обиженная Ника. – Я молчала! Кроме «а», «а» – один короткий звук, он не считается!

Мир сжал губы. Закрыл глаза, очевидно, успокаивая разбушевавшиеся в душе стихии.

– Вы, – проговорил он таким тоном, будто оглашал приговор. – Вы посмели усомниться. Вынудили меня притащить вас на самый… перекресток и посмели усомниться в моих способностях и полномочиях. Весьма экстравагантный способ покончить с собой. Про себя я не говорю, нет – я объяснял вам, что меня защищает броня, сплетенная из сил всех стихий.

– Я лишь подумала… У меня просто мелькнула мысль. Не думаю, что я за нее в ответе. Мысли приходят и уходят, не так ли? Я ничего не сказала и, разумеется, ничего не сделала! – вознегодовала Ника. – За что вы на меня нападаете?! Вам самому-то не стыдно, что вы без разрешения влезли мне в голову и прочли мои мысли? А?

Мир снова схватил ее за руку и потащил за собой.

– Не здесь, – бросил он.