Невеста Хранителя Стихий

Глава 31

Дней через семь Мир освободился раньше и заглянул на посиделки. В этот раз все устроились на полянке в оранжерее. Ника в расшитом цветами салатовом сарафане прекрасно вписывалась в этот пейзаж и смотрелась юной нимфой.

Хранителя заметили не сразу: Ника была увлечена своей ролью сказительницы, а стихийники и парочка приблудившихся перекидышей разинув рот внимали ей.

– Тогда Снежная Королева посадила Кая в свои узорчатые сани, и те поехали по площади быстрее ветра, а потом и вовсе поднялись в воздух и полетели! – Ника взмахнула руками, показывая, как именно взлетели волшебные сани. – Была метель, и никто не видел, что злая королева увозит мальчика. А Кай радовался и смеялся, он не чувствовал холода.

– Почему? – негромко спросил кто-то из стихийников.

– Тс-с! – зашикали на него с разных сторон.

– Потому что Снежная Королева его поцеловала, и лед дошел до самого сердца, – напомнил невнимательному слушателю Самум.

– Но ведь если лед…

– Да тихо ты! Не мешай слушать сказку, в конце-то концов!

Мир пристроился сбоку, не вмешиваясь. Он слишком хорошо знал, что, стоит ему обнаружить свое присутствие, гости немедленно вспомнят, что у них полно неотложных дел, и заспешат прочь. И это правильно: им не место в доме Хранителя Стихий. Мало ли что может случиться, если наметится перекос. И ему не стоит уделять им слишком много внимания.

Перекос, однако, пока не грозил. Стихийники не пытались конфликтовать, их искренне интересовали истории, которые излагала им Ника.

– Сани неслись по черному небу, – живописала она, помогая себе красноречивыми жестами, – сыпал крупный снег, горели яркие звезды. Снежная Королева укрыла Кая меховым пологом, хотя ему не было холодно, и улыбалась своим мыслям. А в городе, оставшемся внизу, в доме с розами на крыше, мальчика напрасно ждали бабушка и верная Герда. Потом Герда даже сбегала на площадь, ей сказали, что Кай катался на саночках, но куда он делся потом, никто не знал! Тогда бабушка сказала…

Тут взгляд Ники упал на бесстрастное лицо Мира, и она замолчала.

– Привет, – проговорил Мир, надеясь, что его голос звучит непринужденно.

Как он и ожидал, слушатели мгновенно засобирались расходиться.

– Вы можете продолжать.

– Мы завтра придем, если можно, – послышалось в ответ.

– Разумеется! – заверил он.

К сожалению, в его сердечность было трудно поверить: во-первых, он долго тренировался оставаться беспристрастным, а во-вторых, он разве что зубами не скрежетал, наблюдая, как стихийники и перекидыши глядят на его венниа. Мир не мог ожидать, что она будет дарить свою жизненную энергию только ему, точнее, только ее копии, необходимой ему. Но все же – когда Мир увидел, как преображается Ника, сплетая сказочный бред, как стихийники смотрят ей в рот, он, к собственному изумлению, понял, что ревнует.

Причем ревнует как Нику, так и обитателей своей вселенной!

Это было уже чересчур. Как будто ему изо всех сил вмазали сразу в оба уха. Отвратительно – отвратительно ощущать себя таким эгоистом.

– Ты сердишься? – предположила Ника, не понимая его настроя. – Или выпал тяжелый день?

Мир покачал головой.

– Откуда? Все зачинщики потенциальных проблем сидят тут и слушают тебя. Я могу плевать в потолок вместо того, чтобы что-то разруливать.

– Вот и хорошо, – обрадовалась чистая душой Ника. – Хоть отдохнешь немного.

– Да. – Он прикусил язык, стараясь сохранить в ее глазах образ человека достойного.

«Я хочу, чтобы ты пела для меня, – вертелось в голове. – Я хочу, чтобы ты рассказывала все мне. Я хочу, чтобы ты была моей. Только моей».

Мир всегда знал, что с венниа может повезти, а может не повезти. И никто не мог сказать, что предпочтительнее. Если между Хранителем и его венниа не возникало никакой душевной теплоты, никакого контакта, он любыми средствами удерживал ее в доме на протяжении трех месяцев, и на этом все – они с облегчением расставались навсегда. Если же они хоть немного привязывались друг к другу, разлука оборачивалась болью. Разумеется, для него: она мгновенно забывала обо всем.

Миру не было доподлинно известно, стала ли Ника первой венниа, попросившей не стирать ей память. Никакой информации об этом нигде не нашлось. Он подозревал, что среди историй, разворачивавшихся в этом доме в последние столетия, наверняка должны были встречаться и такие. И еще… он не знал, выполняли ли эту просьбу Хранители прежних эпох, и даже не представлял, существует ли вообще такая возможность, хотя бы теоретически. Схема взаимодействия с венниа была проста и понятна. Мужчина – сила. Женщина – эмоция. Мужчина плюс женщина – продолжение рода. Продолжатель рода – очередной Хранитель Стихий. Портал отсылает женщину обратно, туда, откуда она явилась, и она будто бы автоматом возвращается к исходному состоянию. На этом все, и никаких драм эта схема не предусматривает.

Но Миру нравилось думать, что Ника была первой и единственной девушкой, которая оказалась столь смелой и искренней.

– Ты как маленький добрый огонек, – сказал он неожиданно для самого себя. – Все собираются вокруг, чтобы погреться.

Ника вскинула ресницы, ее щеки порозовели.

– А еще? – робко, еле слышно попросила она.

Мир улыбнулся:

– Пройдемся по всем стихиям, живущим во мне? Ты свежий ветерок, дающий надежду и волю к жизни. Ты говорливый ручеек, от которого веет прохладой. Он обещает даровать чистоту и утолить жажду. Ты…

Он споткнулся. Не стоило упоминать жажду: его жажду ей не утолить, он не станет принуждать ее. Что такое три месяца – да и тех уже не осталось. Время пролетит быстро. Нет, венниа есть венниа, Мир знал это всегда, и не стоит мечтать о чем-то ином.

– Не можешь придумать, с чем меня сравнить, если перейти к стихии земли? – предположила Ника. – Например, какой-нибудь нежный цветочек, нет? Или дерево, в тени которого можно отдохнуть. Дерево мне больше нравится, цветочек – слишком банально, хотя и приятно.

Мир медленно кивнул, радуясь, что его слабость осталась незамеченной.

– Дерево. Прекрасная мысль. Да, в тени этого дерева можно расслабиться и отдохнуть после долгой дороги под палящим солнцем… перед бесконечно долгой дорогой, которая тебе еще предстоит… в неизменном одиночестве.

Голос звучал все тише и тише. С метафорами сегодня не заладилось. Мир хотел похвалить и воспеть Нику, а вернулся к тому же, к чему возвращался всегда, – к собственному эгоизму, к недостойной мужчины жалости к себе самому.