Невеста Хранителя Стихий

Глава 30

Так и повелось: хозяин завтракал в компании своей венниа, затем препоручал ее кому-нибудь из стихийников или перекидышей, а то и оставлял на Огнедара, сам же углублялся в работу, чтобы днем или вечером вновь встретиться с Никой в столовой.

Что до нее, она обнаружила, что подтолкнуть обитателей здешней вселенной к тому, чтобы они делились с нею своими сказками и легендами, не так-то легко. Прямые расспросы мало к чему приводили: все были готовы расшибиться в лепешку, чтобы не расстраивать венниа, однако им было сложно взять в толк, чего она от них хочет. Очевидно, когда тебя с рождения окружают чудеса и одушевленные явления природы, требуется усилие, чтобы провести границу между выдуманными историями и тем, что передают из уст в уста как правду. Пришлось показывать пример самой.

– Старый мельник умер, а у него было три сына, – рассказывала Ника секретарю Хранителя, молодому Флоризелю.

Перекидыш слушал ее серьезно, склонив голову, будто впитывая инструкции сурового начальства.

– Ну и оставил им наследство, чем владел. Было-то у него немного! Мельницу старшему, как полагается. Среднему – осла. А младшему достался только кот. Казалось бы, несправедливо, да? Но кот оказался необычный! Слушай дальше! Он попросил у хозяина сапоги…

– И перекинулся человеком?

– Да нет же! Он надел сапоги и пошел на задних лапах. Это сказка такая. Он не перекидыш, он просто кот! Теперь – кот в сапогах. Так сказку и назвали. Так вот, пошел он…

– Но кот попросил у хозяина сапоги, то есть обратился к нему на человеческом языке, так? – уточнял Флоризель. – И вы говорите, что он не был перекидышем?

С представителями этой расы выходило так: они норовили представить на месте любого говорящего животного из сказки такого же перекидыша, как они сами. Волк из «Красной Шапочки»? Посудите сами, государыня Ника, как же он мог не быть перекидышем, если он нарядился бабушкой, а девочка – заметьте, не слишком юная, ведь ее отпустили одну пройти весь лес насквозь! – до самого конца не могла распознать подмены? С котом в сапогах все ясно, тем более что дальше в сказке открытым текстом говорится о перекидышах: Людоед обращается то львом, то мышонком. Предположим, в нашей вселенной так не бывает, говорили Нике, но вообще-то это вполне можно себе вообразить. Серый Волк, помогающий Ивану-Царевичу? Царевна-Лягушка? Ну естественно, перекидыши, мы же с самого начала вам говорили!

Очень скоро Ника и сама начала верить, что это единственное логически возможное объяснение всему, что происходит в сказках с участием разумных животных, владеющих человеческой речью.

Стихийники слушали Никины сказки с другим настроением – расслабленно, настроившись на развлечение, даже, может быть, снисходительно. Они допускали, что в сказке действует перекидыш или говорящее животное, как будет угодно государыне Нике, для них это было примерно одно и то же. Их больше интересовали сюжеты, где встречались персонажи, похожие на них самих, и Нике пришлось поломать голову, чтобы извлечь из памяти истории о Сильфиде, которую она смутно помнила по балету, о Мелюзине, об андерсеновской русалочке. А в том, что Ника рассказывала о древнегреческих дриадах и джиннах из восточных легенд, кажется, было больше ее собственных фантазий, нежели мотивов из первоисточников.

Ника попеременно проводила время с Илианой, огненной красавицей, которая теперь держалась более чем сдержанно: наверняка получила нагоняй от Хранителя; с уже знакомым ей Коррином и с представителями новых для нее стихий. Правда, русалок Мир привлечь не сумел или не счел нужным: с Никой имел дело молодой водяник, весьма уверенный в себе блондин в безупречном костюме цвета морской волны и оригинальном галстуке в форме рыбы. Парень, судя по всему, симпатизировал Нике, но далеко не так сильно, как самому себе. Он было разрешил ей по-дружески называть себя Ником, что было сокращением от его стихийной принадлежности, но венниа вынуждена была со смехом отказаться от этой привилегии, опасаясь, что они быстро запутаются в одинаковых прозваниях. Только тогда водяник, признав справедливость ее доводов, согласился поделиться с ней своим истинным именем, а звали его, между прочим, Амур.

– Это у нас бог любви! – восхитилась Ника. – Хотя, кажется, и рыба такая есть. И еще река в России.

– Река, рыба и бог любви – мне нравится в этом ряду все, без исключения! – ухмыльнулся водяник.

Повстречаться с сильфидами Нике тоже пока не довелось. Воздушную сферу представлял мужчина, меньше всего похожий на невесомое и летучее создание. Самум был крепок и мускулист, и ему нравилось выставлять мускулы на всеобщее обозрение. Тело перетягивала портупея, на руках красовались кожаные браслеты. Случись Нике увидеть его при других обстоятельствах, она бы решила, что он, возможно, из числа пожарных или спасателей.

– Почему так? – допытывалась у него Ника.

Самум смеясь пожимал плечами.

– Вы не пробовали преодолеть силу ветра, государыня Ника? Лететь не туда, куда ему вздумается, а туда, куда нужно вам? Да, можно планировать, можно лавировать, но когда-то бывает необходимо просто взять и показать, на что ты годишься!

…Когда Мир давал стихийникам распоряжение присматривать за своей венниа, он, разумеется, боялся, что покушение может повториться. Но пока все шло тихо и мирно. Что может быть уютнее, чем рассказывать и слушать сказки?

Ника упивалась уникальностью своей роли. Стихийники выказывали к ней безусловное уважение, но, когда до них доходило, что все, чего желает венниа, это узнать побольше о них самих, их обычаях и даже о выдуманных историях, которыми развлекают малышей на ночь глядя, они готовы были служить ей – в самом буквальном смысле. Ну и что, что им нечего было ей предложить, их подкупал сам ее интерес. А потом – сказки!

Мало-помалу дежурство «у ног» венниа стало не обязанностью, а привилегией, и стихийники стали приходить на встречу не по одному, а сразу по двое или даже по трое. Прибегали и любопытные перекидыши из числа слуг. Дар ревниво отвоевывал время на занятия пением, обычно с самого утра, а потом Ника усаживалась под каким-нибудь деревом или близ водопада, тогда как стихийники устраивались вокруг нее.

– Сказку, государыня Ника! – просили они, точно как дети.

Она притворно хмурилась.

– Я вон сколько вам рассказала! Я бы вас послушала! Все, я не помню ни одной новой сказки.

– Тогда давайте еще раз ту, про крошечную девочку, родившуюся в цветке! Нет, лучше про перекидыша-сокола, который бился в окно и поранил себе грудь, а Марьюшка потом его разыскивала! Про русалочку! Про Царевну-Лягушку!