Целуя Нику, Мир ощущал, как бешено стучит ее сердце, и ему казалось, что это совершенно новая стихия, которая взывает к нему, зовет и требует поклонения. Его пальцы зарывались в Никины волосы, губы жадно касались ее губ, а на следующий вдох ускользали. Мир ждал ответа, впитывая ее взволнованное дыхание. Когда Ника тянулась за новой лаской, он дарил ее и вновь отступал. В такой неспешности, как выяснилось, таилось особое очарование: Мир не припоминал, чтобы прежде поцелуи представлялись ему такими сладкими.
Он бесконечно долго целовал ее губы, ее обнаженные плечи, шею. Ника прикрывала глаза, запрокидывала голову – он ненасытно впитывал каждое ее движение и думал, что никогда в жизни не видел такой красоты.
– Мир…
– М-м?
– Мир…
– Да?
– Мы… не зайдем слишком далеко?
Он замер. Слова были понятны по отдельности, но целое никак не желало складываться в осмысленное высказывание.
– Слишком… далеко? – повторил он.
– Да.
Опустив руки, Мир сделал шаг назад.
– Что ты хочешь сказать?
«Ты моя невеста, – билось у него в висках. – Ты – моя жена. На краткий срок, да, но…»
Неужели он обманулся, приняв живость ее характера за взаимность?
Ника подняла на него свои огромные глаза, из которых еще не успела пропасть томная поволока. Летели мгновения, и, упуская их одно за другим, Мир все больше уверялся, что произошла ошибка. Ему придется извиниться – не впервой, – удалиться и заняться своими прямыми обязанностями, стараясь по возможности избегать своей венниа. Только теперь это будет неизмеримо сложнее.
Ника смущенно провела кончиками пальцев по пылающим губам.
– Я…
– Хорошо. Прости, – поспешно сказал Мир.
– Нет, Мир, я… Погоди. Я не подумала – тебе ведь необходимо сохранять абсолютный самоконтроль, а такие колебания, они наверняка опасны и недопустимы?
– Колебания, – повторил Мир. – Колебания. Да, конечно.
Его сердце выделывало кульбиты.
– Возникают недопустимые колебания? – уточнила Ника.
Все стихии вселенной сошлись для него сейчас в дорогом лице, на котором он пытался прочесть подсказку.
– Колебания. Колебания недопустимы, разумеется. – Мир улыбнулся, с усилием переводя дух. – Если колебания. Если колебаний нет, а лично у меня их уже нет…
– Что?
– Лично я теперь абсолютно уверен, что на отпущенный нам срок хочу видеть тебя своей женой. И не только видеть, но и слышать, и трогать. И еще много чего. Заявляю со всей ответственностью!
– Но такие, – она энергично взмахнула руками, подыскивая слова, – такие эмоции – разве ты не должен сохранять спокойствие и душевное равновесие ради спасения твоей вселенной, разве тебе можно…
Мир с облегчением рассмеялся.
– Ты же сама пела, ты знаешь: вся эта вселенная бессмысленна, если мы с тобой не будем любить друг друга.
– Значит, нам можно…
– Можно. Если только ты готова.
На Никином лице медленно, но верно проявлялась улыбка – как будто ночное небо постепенно поддавалось рассветному солнцу.
– Готова – к чему? – лукаво переспросила она.
– Зайти далеко. Слишком далеко. Со мной.
Она тоже засмеялась, закрыв ладонями горящие щеки. Ее смех прозвучал для него музыкой.
– Мир, с тобой я готова на все что угодно. Только… давай не будем торопиться. Давай мы сохраним каждый миг, и пусть каждый шаг будет чудесным. Я чуть совсем не потеряла голову, когда ты так целовал меня. Я испугалась, что мы уже все испортили. Судьба твоей вселенной – совсем не шутка. Но, если нет…
– Конечно, – охотно уступил он. – Мы не будем торопиться, если ты обещаешь быть моей.
Душу Мира переполняла ослепительно яркая радость, и ему так необходимо было выплеснуть ее наружу, что он взмахнул рукой – и в воздух взвились десятки разноцветных бабочек. Ника восторженно ойкнула и даже запрыгала. Бабочки кружили над ними, роняя с крыльев крошечные искорки, – те таяли, не долетая до земли, но все равно создавалось ощущение, что Ника танцует под звездным дождем.
«Запомни и это мгновение, – говорил Мир себе, и у него щемило сердце. – Не упусти ни единого мига».
– Я никогда не забуду этот чудный вечер! – мечтательно сказала Ника. – Ты же не заставишь меня забыть? Мир?!
Она остановилась, повернулась к нему, нахмурившись.
– Мне только что пришло в голову: ты ни разу не пообещал, что выполнишь мою просьбу. Ты можешь не стирать мне память, когда станешь возвращать меня домой, Мир?
Он подавил вздох.
– Я не уверен.
– Как это?
– Я сказал тебе, что к моменту возвращения открывается портал в ту точку, откуда ты исчезла. Ты попадаешь туда же, откуда выпала, понимаешь? Это то, что делает Хранитель Стихий. Он неизменно выполняет это условие, и только. Взять венниа временно, а затем вернуть ее назад.
Никому не нужные бабочки истаяли в сумерках.
– Да я поняла, поняла, – нетерпеливо ответила Ника.
– Насколько я это вижу, чисто технически ты… снова становишься той версией себя, которой была в тот момент. Мы не влияем на твой разум, не гипнотизируем, не воздействуем на память специальным образом. Мы просто делаем так, будто бы для тебя ничего не произошло. Как будто не было в твоей жизни этих трех месяцев. Тебе нечего помнить, не о чем вспоминать.
Брови Ники взлетели, она прикусила костяшку пальца.
– Это как? – снова спросила она, но по упавшему голосу было ясно, что суровая истина понемногу начала до нее доходить.
У них не было выбора.
– Я попробую, я приложу усилия, чтобы хоть немного сдвинуть этот барьер при открытии портала, – мрачно сказал Мир. – Однако я даже не могу быть уверен, в какую сторону он сдвинется, если попробовать это сделать. Игры со временем обычно плохи. Я постараюсь дать тебе одну секунду зазора, чтобы ты в своей вселенной постарела только на один-единственный миг и при этом появилась там с нынешним опытом и воспоминаниями. Но я не могу ничего обещать, Ника.
Она сделала несколько шагов, глядя вперед невидящими глазами. Мир с беспокойством следил за ней.
– Ты будешь любить меня, а я тебя потом даже не вспомню? – пролепетала она.
Мир развел руками.
– Тогда ты будешь обязан хранить память за двоих! – сказала Ника и кинулась ему на шею.