Впервые с того момента, как Ника перенеслась в иную вселенную, она завтракала без хозяина дома. Впрочем, согласно распоряжению Мира, трапезу с ней разделил молодой Флоризель. По этому случаю секретарь Хранителя даже украсил жилетку пышным цветком – при ближайшем рассмотрении роза оказалась искусственной.
Ника, которую привела в возбуждение утренняя встреча с Миром, отчего-то вошла в роль хозяйки. Она пыталась потчевать Флоризеля свежими булочками, подливала ему чаю и вообще без конца суетилась. Тот же, как и подобает помощнику Хранителя – и коту, – сохранял отстраненное спокойствие.
Насытившись, Ника выдохлась. Она откинулась на спинку кресла и с доброй иронией спросила у Флоризеля:
– А когда меня здесь не было, наверное, компанию за столом Хранителю составляли вы?
Секретарь неопределенно пожал плечами.
– Бывало, – ответил он сдержанно.
– Но не каждый раз?
– Когда господину было угодно.
– Мир говорил, что вы с ним уже не первый год.
– Это так. – Флоризель склонил голову в знак согласия.
– Он… – Ника взмахнула руками. – Какой он?
Она и сама не могла сформулировать, о чем хотела узнать у верного секретаря. Каким Мир предстает перед подчиненными? Каков он вне того поля, которое генерируют они с Никой друг для друга? Каким он был до того, как на него свалились такие неземные, нечеловеческие обязанности?
Флоризель смотрел на Нику сквозь стекла очков, и она поймала себя на том, что ей никак не удается истолковать выражение его лица. Когда-то ей казалось бесстрастным и мрачным лицо Мира, но сейчас все изменилось: она купалась в тепле его глаз. Во взгляде Флоризеля ей чудился намек на презрение – точно так глядят на людей кошки, когда они не голодны и всем довольны. Придраться напрямую было не к чему, вот только Нике стало не по себе.
– Каков – мой – хозяин? – переспросил Флоризель.
И опять: голос звучал учтиво, а на самом донышке, неуловимо, послышалась насмешка.
– Да, – отрывисто подтвердила Ника.
– Полагаю, вы успели узнать его ближе, чем я, – мурлыкнул Флоризель.
Ника почувствовала, что краснеет. С этим пора было завязывать. Надо было как-то поставить проходимца на место.
– Полагаю, вы никогда и не стремились узнать его с этой стороны, – огрызнулась она.
Флоризель неслышно засмеялся.
– О нет, – согласился он. – Мы с ним оба – вполне традиционных взглядов и пристрастий. Но если бы на моем месте, к примеру, была симпатичная кошечка, то…
– То? – против воли оживилась Ника.
– То ничего бы не случилось. Полагаю, хозяин говорил вам, что ни одна стихийница не вступит с ним в самоубийственную связь. Ее просто – извините – разорвет на куски.
Флоризель поправил очки на переносице, и Нике подумалось, что он говорит это с явным удовлетворением.
– Это же верно и для перекидышей? – попробовала угадать она.
– Нет. Чисто физически – нет. Любая кошечка или мышечка может свободно сожительствовать с Хранителем. В ней нет этих ваших стихий… не напрямую. Мы их осваиваем – примерно как и вы, люди. Я, как и вы, всего лишь хожу по земле.
– Но ничего бы не произошло – потому что моральный кодекс запрещает Хранителю вступать в связь с подчиненными, да? У нас это так, и если…
– Нет, – прервал ее Флоризель: его голос снова напомнил Нике мурлыканье. – Нет, государыня Ника. Не поэтому. Перекидыши хороши лишь для того, чтобы делать уборку в доме великого Хранителя. Подносить ему суп. Напоминать о делах. Чистить ему одежду. Застилать постель. Не делить с ним постель, нет.
Он переплел пальцы. Ника перевела на них взгляд, вспоминая о стальных когтях, что кроются над нежно-розовыми подушечками кошачьих лап.
– Ни одному стихийнику не придет в голову смешать кровь с перекидышем. Что говорить о Хранителе Стихий! Испокон веков, государыня Ника, испокон веков Хранители живут в этом доме десятилетиями, страдая от одиночества, но перекидыши не способны облегчить их мучений.
Ника не могла понять, к чему клонит Флоризель. Слушать его ей было неприятно: почему-то казалось, что он втягивает ее в тайный сговор за спиной у Мира, и она уже жалела, что сама задала ему такой вопрос, который подразумевал перемывание косточек хозяина в его отсутствие. Конечно, она рассчитывала услышать вовсе не это – а что? Что Мир добр и справедлив, что он, безусловно, достоин всяческого восхищения… и любви.
Вникать в тонкости взаимоотношений, которые веками складывались между стихийниками и перекидышами (простых, «никаких», людей при этом никто не принимал в расчет), ей было недосуг.
– Значит, перекидыши лишь исполняют свои трудовые обязанности в доме Хранителя, – заключила она. – Никакого превышения полномочий с его стороны. И все довольны.
Флоризель тонко улыбнулся.
– Да, государыня Ника, – не стал спорить он. – Все так. Да и зачем хозяину могли бы понадобиться такие серые мышки, как эти перекидыши, помогающие на кухне, если у него есть вы… в ближайшие три месяца.
– В ближайшие три месяца, – шмыгнула носом Ника. – Да. Потом он останется совсем один.
– Простите?
– Я говорю, через три месяца… уже меньше… он отправит меня домой, в мою вселенную. И останется один. Ну с вами, с Виолой, с этими всеми стихийниками. Вас я не считаю.
– Государыня Ника, он отправит вас домой, в этом нет никаких сомнений. Нас никто никогда не считает, можете спокойно поступать так же, с вас никто не спросит. Ваши слова о том, что господин останется один… вот что меня удивило.
– Но почему? – раздосадованно вскричала Ника.
Стекла очков взирали на нее издевательски.
– Потому что он останется с вашей точной копией, государыня Ника, и кто помешает ему делать с ней то же самое, что он будет делать с вами? – вполголоса произнес Флоризель.