Невеста Хранителя Стихий

Эпилог

Холодная вода попала Нике в нос, ослепила ее. Ника фыркнула, погружаясь все глубже и пытаясь высмотреть в мутной глубине тело Аниты.

Рывок – и ее вытащили на поверхность.

– Куда? – рявкнули над ухом.

– А… я…

– Не лезь!

Нику толкнули к берегу, и она, убирая с лица прилипшие волосы, униженно поползла по песку. Дублер главного героя уже выносил из воды Аниту: та надрывно кашляла.

– Ну куда ты полезла, – говорили Нике, – не видела, что ли, что каскадеры сразу вмешались?

– Вот твои туфли. – Ей сунули в руки обувь.

– Я… испугалась, – пробормотала она.

Сердце билось как сумасшедшее. Несчастный случай на съемках – страшное дело. Если она и правда что-то сделала не так с этими браслетами, ей же с этим потом всю жизнь жить, так кто может упрекнуть ее, что она сунулась в воду?

– Иди переоденься!

Ника подобрала валявшийся под ногами наушник и с недоумением посмотрела на него, как на незнакомый предмет. Почему у нее такое чувство, что она должна что-то сделать – и не помнит что?

Анита заплакала, обвив руками шею своего спасителя. Ах да, у них роман, отстраненно вспомнила Ника. Наверное, каскадерша нечаянно захлебнулась. Она, конечно, опытная пловчиха, но мало ли. Говорят, у людей бывают кратковременные потери сознания. Когда мы едем в метро или смотрим телевизор, мы их даже не замечаем. А если это произошло в тот самый миг, когда Анита занырнула в ледяную воду, она могла автоматически раскрыть рот и хлебнуть воды. Или…

Или.

Когда-нибудь они узнают, что произошло с Анитой. Подоспел режиссер, о чем-то расспрашивает каскадеров. О Нике все забыли. Юная идиотка, что с нее взять.

Надо переодеться. В мокром домой не поедешь – ни в метро не спустишься, ни такси не вызовешь. Сходить к костюмерам, выпросить под честное слово сарафан до завтра. Интересно, ее уволят или нет? Пусть бутафоров увольняют, если у них браслеты заклинило, Ника тут ни при чем. Нет, если бы Анита и правда погибла или хотя бы попала в больницу, им нужен был бы козел отпущения, а так что – мелкая неприятность.

Они на выезде. Тут нет никаких костюмеров. И до Ники никому нет дела, она не актриса и даже не дублерша. Незаменимых у нас нет, сегодня одна, завтра другая, никто не запомнит ее лица.

День был жарким, и днем одежда быстро высохла бы, но сейчас на небе тлели последние угли заката, повеяло прохладой.

Сжимая туфли в руке, Ника побрела к Любе, однако та уже заперла фургон и куда-то испарилась. У Ники раскалывалась голова. Тахикардия не прекращалась. Надо меньше пить кофе. Надо меньше нервничать.

Надо завязывать с этой поганой работой, где, чуть что, всех собак норовят повесить на нее. В конце концов, неужели нельзя подыскать что-то поспокойнее? Вон цветами торговать в ближайшем ТЦ: она приметила объявление, там ищут новых сотрудников.

Она умрет там от скуки через неделю.

Спохватившись, Ника вытащила из кармана мобильный телефон и, не проверяя, как он перенес купание, торопливо выключила его. Дома сунет в кастрюлю с сухим рисом: говорят, помогает. Ну тут уж как повезет.

Если телефон сдохнет и с работы уволят, будем считать, что не повезло.

Ника все же нашла балахон, не пригодившийся никому из актеров массовых сцен, тихо переоделась, одолжила налички и попросила кого-то вызвать такси. Все. День оказался слишком долгим, пора в кровать. Может, завтра придется брать больничный.

Заняв место рядом с водителем, Ника отстраненно наблюдала, как мелькают за окном разноцветные огоньки – вывески, рекламные щиты, фонари, фары проезжающих мимо машин.

– Грудь рукой трете, – заметил водитель. – Болит?

– Нет.

– Сердце беспокоит? Вы не запускайте.

– Нет, не беспокоит. Никогда не жаловалась.

– А чего растираете? – настаивал таксист. – Мне этот жест знаком.

– Нет, я… – Ника опустила руку. – Не знаю. Автоматически.

Сердце уже перестало бить в набат и теперь притаилось, стучало совсем неслышно, но исправно. В груди разрасталась сосущая пустота. Ника не могла отделаться от ощущения, что забыла о чем-то очень важном. Но о чем?

Телефон выключила. Как только приедет домой, тут же разберет его и сунет в рис.

Ключи от дома – вот они, в кармане косухи, под молнией, никуда не делись.

Купить корм Мурзику? Или наполнитель для лотка? Закажет доставку. Телефон, наверное, сдох, значит, с компьютера закажет, всего делов. Да вроде недавно закупалась, должно было еще остаться.

– Девушка, вам правда не плохо? – снова проговорил водитель.

– Да нормально мне.

– Вы мне тут коньки только не отдайте. Мне такого счастья даром не надо.

– Никому не надо. Я нормально, правда. Устала на работе. Тяжелый день.

– Это да, – охотно поддержал тему таксист. – Устаем, загоняем себя, а кому это надо? Кто это оценит? Никто, пока не сдохнешь! Да и потом…

Ника невольно закатила глаза, покосилась на часы: цифры светились на приборной панели. Ничего она не забыла, все в порядке. Теперь только покормить Мурзика, самой в душ – и упасть спать.

Кот вышел ее встречать, потерся о ноги, замявкал требовательно. Ника наклонилась, чтобы его погладить, и сердце екнуло. Да что с ней сегодня? Правда, что ли, взять больничный, пойти на диспансеризацию?

Еле волоча ноги, Ника навалила Мурзику корма, поставила чайник, высыпала в кастрюлю рис и погрузила туда телефон со снятой крышкой и вытащенным аккумулятором. Дай бог, обойдется. Кружка зеленого чая, бутерброд с кривым куском вареной колбасы, душ – и все, можно спать.

*

Ника вырубилась, совсем забыв, что будильник у нее на мобильном телефоне, а телефон она сначала макнула в воду, потом отключила в надежде, что его еще можно спасти. Поэтому она, естественно, проспала. Солнечные лучи уже вовсю шарили по комнате, а Мурзик так ее и не потревожил, видно, тоже дрых.

Ну и ладно, сказала себе Ника, не открывая глаз. Наверное, меня уже уволили. Пытались дозвониться и не смогли. Пропала, сорвала… ничего она не сорвала, от нее ничего не зависит, хватит себя обманывать! Может, вызвать врача? Перестраховаться, помахать потом больничным?

Но лихорадки у нее не было, ничего не болело, даже сопли не появились после стихийного купания. Сердце вело себя совершенно прилично, однако пустота в груди ощущалась по-прежнему. Как будто прежде там был еще один, очень важный, орган и его вчера ампутировали.

– Мурзик! – сипло позвала Ника. Кот вспрыгнул к ней на кровать, всласть потянулся и позволил себя погладить.

Она чесала его за ухом и копалась в собственных мыслях. С чего вдруг такая апатия? Эпизод с Анитой, так ее напугавший, был совершенно рядовым явлением, никаких последствий не будет, все живы, никто не пострадал. Ну подумаешь, дубль не удался. Сейчас не прежние времена, когда надо было экономить пленку. Может, и этот дубль пойдет в дело после монтажа и применения компьютерной графики.

На улице солнце. Начался новый, благословенный день. И, раз уж Ника все равно безнадежно опоздала на работу, она посвятит этот день самой себе – не спеша причешется, накроет завтрак по-человечески, не на бегу, выберет нормальную одежду и сходит в торговый центр за новым смартфоном. Надо смотреть правде в глаза: этот все равно уже никуда не годился, а в интернете советуют после погружения в воду не включать телефон двое-трое суток. Хотя бы сутки, это до вечера. До вечера все совсем ее потеряют. А если еще ремонтировать придется… Нет, лучше сразу купить новый.

Да. Так она и сделает. Вытащит симку и пойдет в магазин, там купит новый телефон, недорогой, и вставит старую симку, и всем позвонит. А до тех пор она свободна, как птица в полете.

Птица. В полете.

Ей что-то снилось про полет.

Она летела… Летела над морем. Она не птица и крыльями не била, просто летела – и держала что-то в руке. Нет. Ее кто-то держал за руку и летел вместе с ней, рядом с ней, в теплых радостных лучах солнца, и она была счастлива, что он с ней вместе, но они стремились куда-то – что-то искали и, наверное, так и не нашли.

Вот откуда эта зияющая пустота в груди, сказала себе Ника, насыпая в чашку растворимый кофе.

Неправда. Пустота появилась вчера.

После того, как второй режиссер наорал на нее и на всякий случай поспешил выставить ее виновницей, если с Анитой что-то серьезное, она, похоже, разочаровалась в кино. Она так любила его раньше, а теперь – кажется, роман окончен. В зале загорелся свет, люди побросали ведерки из-под попкорна и пустые пластиковые бутылки и, не слушая финальную песню, не заботясь о сюрпризе, который для них приготовили после титров, толкаются в дверях. Все.

В дверь позвонили. Кого там принесла нелегкая? Ника раздраженно цыкнула и прямо в пижаме пошла открывать. Ей было до того тошно, что она не стала смотреть в глазок, – какая разница, кто к ней приперся. Она повернула рычажок замка и распахнула дверь.

На площадке стоял высокий темноволосый мужчина с синей люлькой от коляски в руке. В люльке спал щекастый ребенок, прикрытый голубым атласным одеяльцем. Ника невольно улыбнулась при виде младенца и снова подняла глаза на нежданного гостя – наверное, новый сосед, подумала она.

Мужчина молчал, сверля ее взглядом.

– Вы… ошиблись квартирой? – предположила Ника. – Или… вам кого?

– Я полагаю… – нерешительно сказал гость.

– Вы, может, к Алевтине Ивановне? Я у нее квартиру снимаю, но у меня где-то есть ее номер телефона, подождите минутку.

Ника отвернулась и принялась шарить на тумбочке, где валялись ключи, запасная сумочка, зонтик и прочая дребедень.

– Ника…

Она застыла, не успев спросить себя, откуда этот мужчина знает ее имя: его глубокий низкий голос затопил ее от макушки до пят, словно горячая волна. По телу прошла дрожь. Ника ухватилась рукой за шкафчик, боясь упасть.

– Ника… – повторил гость чуть тише. – Ты не помнишь. Позволь нам войти, я попытаюсь объяснить.

Но пустота уже стремительно заполнялась: все, что она забыла, возвращалось к ней, во всей яркости, во всей ослепительности боли и любви. Ника обернулась и встретилась с Миром глазами.

– Ты! – выдохнула она и со всхлипом бросилась ему на шею.

*

На кухне уютно сопел закипающий чайник, а Ника тискала и тетешкала маленького Мира и все цеплялась за мужа, пришедшего к ней, преодолев границу между вселенными. Малыш хлопал длиннющими ресницами, с любопытством оглядывая незнакомую обстановку, и беззубо улыбался незнакомой пока маме.

– Мне пришлось задержаться, – объяснял Мир. – Надо было убедиться, что с ребенком все в порядке. Правда, Джилан каждый день напоминал мне, что ему все труднее удерживать наши вселенные бок о бок, ведь теперь их практически ничего не связывало. Рисковать дальше было нельзя, и мы решились. На прощание Змей обеспечил меня – как ты ее называла? – «вакциной полиглота», чтобы мы с тобой смогли друг друга понимать. И прощальный всплеск магии – чтобы я сумел тебя найти.

– Вселенные разошлись, и мы больше не увидим Дара?

– Может быть, когда-нибудь еще увидимся. С ним, и с моим отцом, и с сестрой… Знаешь, Дар влюбился в младшую сестру Самума. Они сошлись на почве музыки. А еще ему очень понравилось летать с ветром, и теперь девушка его носит, а он ей серенады поет. Дар благословил нас с тобой.

Ника счастливо вздохнула.

– Я говорил тебе, что музыка в среде стихийников чужеродна, помнишь? Что ею занимаются, в какой-то мере, только сильфы и люди, напрочь лишенные магии. Так вот, теперь все изменилось. После того, как все вновь встало с головы на ноги и воцарился Истинный Хранитель, в нашу вселенную вернулась музыка. И гармония. Теперь все правильно!

– Значит, все сработало? – в сотый раз спрашивала Ника.

– Да. Вся эта ахинея оказалась правдой. Джилан и Мира поженились…

– Кто?! – Ника потрясла головой. – Мне казалось, что я все вспомнила, но… ведь твою сестру звали Эвита, правда?

– Звали. А теперь она Мира, – как ни в чем не бывало пояснил он. – Они с Джиланом стали Хранителями вместе, рука об руку, навсегда неразлучны и все такое прочее.

– А… ты?

– А я свободен! – Он широко улыбнулся, обнимая Нику за плечи. – Теперь я не Мир.

Малыш дернул Нику за волосы, она аккуратно вытащила прядь из пальчиков и не удержалась от очередного поцелуя в сладко пахнущую макушку.

– Я думала, тебя зовут Мир!

– Это должность. Я объяснял тебе…

– Это не имя?!

– Нет. – Наблюдая за реакцией Ники, бывший Хранитель не удержался от смеха. – Видно, языковой барьер помешал нам с этим разобраться! Мир – это вселенная.

– У нас тоже так говорят!

– Ну и вот.

– Ладно, – надула губы Ника. – Давай начнем знакомиться с самого начала, муж. Как тебя зовут?

Он притянул ее к себе и нежно отвел волосы от лица, вглядываясь в любимые черты.

– Меня зовут Иракл.

– Ираклий, значит.

– Пусть будет Ираклий. Мне все равно.

– А сын? Я называла его маленьким Миром, но…

– Как тебе угодно. У вас есть такое имя – Мир?

– Нет. У нас есть имя Мирослав. «Мир» и «слав»… это от слова «слава».

– Вот и прекрасно. Пусть так и будет. Теперь, когда мы как следует познакомились, жена, давай уже завязывать с этими глупостями. Я так соскучился!

– И я, – прошептала она, купаясь в тепле его горящих глаз. – Мой Мир. Моя вселенная…