О чём молчат рубины

Глава 11. Слухи

Самый страшный и коварный монстр всех времен и народов — это слухи.

Ольга Громыко.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 30.07.1410 года. День.

Генрих фон Плауэн, стоя на крепостной стене, раздражённо дёрнул щекой. Опять! Опять эти поляки толпятся под воротами замка! Сколько их сегодня? Семеро… Вон они, стоят, словно кающиеся грешники, покорно склонив головы. Пожалуй, не один час стоят, безмолвно и смиренно, немым укором крестоносцам. Это те, кого тевтонским рыцарям удалось пленить во время Грюнвальдской битвы. В смысле, победить в схватке и объявить своим пленником под их честное рыцарское слово. Вот они своё слово и выполняют. Тьфу!

Одни проблемы от этих рыцарских отношений! Вот, к примеру, не далее, как вчера, он категорически запретил всем крестоносцам уезжать в плен. Даже тем, кто дал рыцарское слово. Позже! — объяснил он, — когда осаду с Мариенбурга снимут! Тогда каждый пленник может вспомнить про слово чести и отправляться, куда ему заблагорассудится, и даже выкуп за жизнь пленного Орден возьмёт на себя! А до этого момента — ни-ни! Каждое копьё на счету! Пусть только кто-то попробует! Вмиг будет отлучён от матери-церкви и предан анафеме! А все грехи, которые могут предъявить поляки, вроде клятвопреступления и прочего, он берёт на себя.

И что бы вы думали, судари? Поднялся ропот! Дескать, как же так? Рыцари мы, или заячьи хвостики? Я, мол, щитом святого Георгия клялся, покровителя всего рыцарства! Как же я могу клятву нарушить? Не будет мне благословения Господня! И, что обиднее, в основном молодёжь роптала. Те, кто настоящих трудностей не хлебнули, кто на рыцарских романах воспитан. Пришлось грозно цыкнуть и повторить приказ. ПРИКАЗ! А не просто дружеское пожелание. Ну, худо-бедно, до мозгов достучался. И что теперь? А теперь получается, что поляки более благородны? Более рыцарствены? Больше клятвы держат?

Щека опять раздражённо дёрнулась. Опять начнутся шептания, ропот… Того не понимают, дурни, что задачи надо решать по мере важности! Что сейчас всего важнее? Зáмок отстоять! И для этого все средства хороши, вплоть до подкупа предателей и тайных наёмных убийц! А потом уже будем решать менее важные задачи. Типа выполнения клятв и честного рыцарского слова.

Генрих фон Плауэн опять неодобрительно покосился с крепостной стены вниз. Семеро поляков даже не шелохнулись за это время. Хм!.. Позавчера было трое, вчера пятеро, сегодня семеро… Уж не хитрый ли это план, судари? Завтра будет одиннадцать, а послезавтра все двадцать соберутся? И крестоносцы, привыкшие к добровольным пленникам, доверчиво распахнут ворота… А поляки у этих ворот затеют бойню! Пока основные силы не подоспеют. И ворвутся в замок! По крайней мере, в Нижний замок, Средний наверняка успеют закрыть. Фантазии, говорите? Мания, говорите? А напомните-ка мне, судари, как пала великая Троя! Не помните? Так я подскажу. Хитроумный Одиссей придумал отличный план. И по его указанию, Эпей изготовил огромного деревянного коня. И в этом деревянном коне спрятались коварные ахейцы. А остальные греки сделали вид, что уплывают от стен Трои. Утром радостные троянцы с весёлыми криками выскочили из стен города и прочитали на боку коня надпись: «Этот дар приносят Афине-воительнице уходящие данайцы». И давай вокруг коня пляски устраивать! Что сказать — варвары! А тут ещё поймали неподалёку некоего Синона. Между прочим, двоюродного брата лукавого Одиссея! Уже повод насторожиться. Так, нет же! Наплёл им этот Синон, что коня специально сделали таким громадным, чтобы в Трою его нельзя затащить было. А если затащить, то будет Троя благословенна богами и вовек неприступна.

— Как это, «не затащить»? — возмутились троянцы, — А мы затащим!!!

И затащили… на свою голову. В коне сидел отряд данайцев, который ночью вылез из чрева деревянного коня, не без помощи того самого Синона. Греки быстренько разобрались со стражей у ворот и распахнули ворота. А там уже поджидали вернувшиеся ахейцы… И началось истребление! Побоище! И Троя пала.

Знаете, сколько греков сидело в деревянном коне? Девять. С лицемерным плутом Синоном — десять. И ничего, вполне хватило.

Н-да, помнится, как ругался Куно фон Лихтенштейн, тогдашний данцигский комтур, заметив у юного крестоносца тягу к античной истории. А зря! Не для того читал юноша о подвигах героев прошлых веков, чтобы восхищаться ими, а для того, чтобы воспользоваться чужим опытом. И много, много раз потом возблагодарил Господа за то, что не послушал комтура, не бросил чтения. Знаний много не бывает.

Фон Плауэн опять покосился на семерых поляков. Этим и деревянного коня не надо. Надо только, чтобы ворота открылись. Сами крестоносцы их и откроют. А уж поляки ударят со всей рыцарской доблестью. Мало бойцов, говорите? Ну, знаете! Будь среди них, к примеру, Завиша Чарный Сулимчик[1] с братьями, то и пяти рыцарей хватит! С другой стороны, попробуй-ка плени того Завишу. Эти семеро на великана Завишу даже близко не походили.

Фон Плауэн тяжело вздохнул и крикнул со стены:

— Открыть ворота!

А сам зорко глядел, не помчится ли в лихой наскок польская конница?

Обошлось. Семеро польских рыцарей, один за другим, въехали в замок и ворота гулко захлопнулись. Фу-у-у…

— И пусть только кто-нибудь посмеет сказать, что я повёл себя как трус! — с внезапным ожесточением подумал Генрих, — В капусту порублю мерзавца! Вызову на поединок и порублю в капусту! Чтоб другим неповадно было! Потому что это не трусость. Это мудрость и осторожность. И величайшая ответственность.

Сегодня фон Плауэн обошёл все закоулки замка. Он выслушал доклад о наличии запасов провизии и лично проверил всё ли соответствует докладу. Он выслушал доклад о готовности замка к штурму и лично проверил наличие брёвен, из которых можно сделать временную стену, если нападающие разобьют кирпичную. Конечно, укрепив её земляным валом. А можно сбрасывать тяжёлые брёвна на головы штурмующих. Он выслушал доклад о наличии и готовности коней и не погнушался лично сходить в конюшни. Он выслушал доклад о запасах пороха и кулеврин[2] и лично проверил всё ли так, как рассказывали.

Про кулеврины, кстати, плачевно. Запасов пороха не счесть, это да, но самих орудий мало. А что вы хотите, судари, если основную часть кулеврин вывезли основные силы крестоносцев для битвы под Грюнвальдом? Там их и захватили поляки. Хорошо ещё, что часть орудий крестоносцы-артиллеристы успели основательно испортить. И всё же, многие из тех кулеврин сейчас смотрят в сторону Мариенбурга. Проклятье!

Хорошо ещё, что остались бомбарды. Как полевая артиллерия, бомбарды не слишком хороши, а вот для осады крепостей — самое то! Потому бамбарды и не взяли в поход. Но бамбарды хороши не только для захвата крепостей, но и для обороны! Ими отлично можно стрелять через стены замка. Ну, и ядер для них вытесано достаточно[3].

И ещё, ему понравился главный артиллерист замка, брат Томас, выходец из Милана. Немногословен, умён, деятелен, расторопен. Вон, не дожидаясь особого распоряжения, он уже дал указание плотникам, и те изготовили несколько деревянных ящиков, которые помощники брата Томаса расставили по наиболее уязвимым направлениям, откуда можно ждать внезапного штурма, наполнили песком, предназначенным гасить отдачу орудий, и уложили на них стволы кулеврин под неким, рассчитанным им, углом к горизонту. И брат Томас сказал, что готов поклясться спасением души, что кулеврины будут стрелять через стены, словно бомбарды. И бомбарды расставил. Не забыв подготовить для них и запасные позиции. Объяснив орудийным расчётам, какие бомбарды на какие запасные позиции переносить по особой команде. Ну, что сказать? Молодец!

Настолько молодец, что Генрих фон Плауэн заподозрил подвох и уточнил, а почему, собственно, такого молодца Ульрих фон Юнгинген с собой на Грюнвальдское сражение не взял? Брат Томас от вопроса сконфузился, но потом открыто посмотрел в глаза фон Плауэну и честно сказал, что накануне много упражнялся, вспотел, а потом жадно хлебал холодную воду. И охрип. Какой же артиллерист без зычной глотки, чтобы гром орудий перекрикивать? Но на самом деле он, брат Томас, подозревает, что не взяли его в поход из-за грешного порока, этакого изъяна души — увы! — присущего ему, брату Томасу, от которого он не может уже много лет избавиться, несмотря на все старания.

— Что за порок? — насторожился фон Плауэн.

Выяснилось, что брат Томас не может спокойно слышать звуки орудийной пальбы. Он впадает в такое неистовство, в такой раж, что перестаёт контролировать свои собственные слова. И… матерится. Грубо, нагло, чуть ли не богохульно. Что нисколько не мешает ему стрелять по врагам. Но кому же понравится, когда чуть не на всё поле слышится матерная брань? Из уст крестоносца? Вот его и оставили в замке, воспользовавшись тем, что он слегка охрип.

— Ничего, ничего… — похлопал фон Плауэн по плечу брата Томаса, — Если это не во вред стрельбе, если враги будут гибнуть под метким огнём, то такой грех можно будет и простить. Потом, после освобождения замка. Ну, конечно, дадим какую-нибудь епитимью, не слишком обременительную… Авось, Господь простит!

Брат Томас сокрушённо покачал головой, но спорить не стал. Только спросил, может ли он провести несколько выстрелов для выверки прицела. Не по врагам.

— Конечно, — согласился фон Плауэн, — Если это нужно, то конечно! Только… не вычислят ли враги место, куда снаряды падают? И будут потом это место стороной обходить?

Брат Томас ухмыльнулся уголком рта и объяснил, что с кулевриной этот фокус ещё может пройти, да и то, меняя вес заряда или ядра, можно менять дальность выстрела, при сохранности направления стрельбы, а с бомбардами ещё интереснее. Если их поворачивать, можно менять и направление! В общем, пусть фон Плауэн голову себе не забивает, здесь работают профессионалы!

— Ну-ну… — пробормотал Генрих, — Ну-ну…

И в очередной раз подумал, какие дураки его окружают. Тот же Ульрих фон Юнгинген. Не взять на бой отличного артиллериста только потому, что тот матерится! Не дурость ли? Слава Богу, что дураки не только среди крестоносцев, но и среди врагов их хватает. Сам польский король Владислав Ягайло, к примеру. Вместо того, чтобы сразу после Грюнвальда скорым маршем двинуться к Мариенбургу, тот потерял время, атакуя незначительные крепости. Глупец! Он подумал, что десяток синиц в руке лучше одного журавля? Нет, судари! Задачи решаются по степени важности! Взятие основной цитадели Ордена гораздо важнее всех прочих крепостей. После Мариенбурга они сами посыпались бы в подставленные ладони Ягайло. Но у польского короля, по-видимому, случилось временное помутнение рассудка. Возблагодарим же Господа! Теперь крестоносный замок укреплён так, как только это возможно и, если только Господь не окажет прямой помощи полякам, то замок устоит. Зубы об него поляки поломают, но не возьмут! Не даст им этого он, Генрих фон Плауэн!

Правда, забот ещё не счесть. Тут и организация разведки, и руководство вылазками отдельных отрядов из замка, и тайная переписка с окружающими лордами, которые могли бы помочь людьми, и даже попытка привлечь на свою сторону наёмников. А, почему нет? Вот, Ульрих фон Юнгинген отказался от наёмного чешского войска, которые предлагали ему свои услуги. Денег, видимо, пожалел. На мощь крестоносной армии понадеялся. А чешские наёмники, которым дали от ворот поворот, пошли и предложили услуги полякам. И воевали в Грюнвальдском сражении на стороне короля Ягайло. И что теперь? Могут ли золотые кругляши, которыми забита Золотая башня, вернуть мёртвых крестоносцев к жизни? Могут ли переписать историю знаменитого сражения? А поговаривают, что среди чехов был весьма авторитетный их командир, некий Ян Жижка, не проигравший ни одного сражения. Нет, если ему, Генриху фон Плауэну выпадет шанс купить воинов за деньги, он это сделает непременно. Не считая расходы! Эх, всё заботы, заботы, заботы…

Да! Ещё этот «ангел»! Тоже не ко времени проблема! Тут целых две армии, поляков и литовцев, под стенами стоят, а ты должен суд проводить. И отложить не удастся. Слухи уже пошли гулять по всему замку. Нет, суд должен быть, и чем скорее, тем лучше. Вот только терять полдня, а то и целый день… эх, не ко времени забота!

Слухи… между нами говоря, это тоже противник. И ещё надо посмотреть, какой из врагов страшнее, скажем, литовское языческое войско или подлые, всепроникающие слухи.

Ходят слухи, что перед Грюнвальдской битвой, клобуцкий ксендз видел сам и показывал окружающим рыцарям знамение: на лунном диске, перед рассветом, явственно проступили изображения короля в короне и монаха в капюшоне. И король повалил монаха[4] и поставил на него свою ногу…

Ну, бред же! Да, на Луне есть пятна, отдалённо похожие на человеческие фигуры, но кто же не знает, что это Господь всемогущий дал нам в напоминание изображение Каина и Авеля?! И, да, Каин стоит, а Авель лежит распростёртый у его ног. И не надо врать про короля и монаха! Так извратить Божественный промысел! Но слухи поползли, словно утренний туман. Укрепляя силы и отвагу польского войска. А теперь доползли и до крестоносцев. Наоборот, ослабляя их и делая нерешительными. Вот вам, судари, и зримый пример того, какой силой слухи обладают.

А тут, как назло, выяснилось, что юный брат Теодор, накануне битвы, согрешил с какой-то мирянкой, укрывшейся в замке от польского нашествия. Так бы и ничего. Что у нас, не бывает такого в монастырях что ли? Ещё как бывает! Особенно, когда человек молодой, ещё не привыкшей бороться с искусами. В конце концов, с женщиной согрешил, а не с оруженосцем, к примеру. А ведь и такое бывает, прости Господи! Тогда нечестивец так просто не отделался бы! А так, ну да, плоть взяла верх над духом. Ну, наложил на него капеллан епитимью, кажется, по двести «Отче наш» в день, да по сто пятьдесят «Богородице дева, радуйся». И на мирянку — как её? Ярмилка, что ли? — тоже столько же, только наоборот, больше «Богородиц», чем «Отче наш». И строгий пост на сорок дней обоим, для усмирения телесного. Плюс душеспасительные беседы с капелланом. Казалось бы, всё, вопрос решён. Так, нет же! Опять проклятые слухи! Дескать, оттого отвернул Господь лице своё от крестоносцев, что процветает среди них разврат и прелюбодеяние. То есть, один согрешил, а слухи про весь Орден змеятся!

Поговаривают ещё, что некий крестоносец Вильгельм, проезжая из Литвы по дикому лесу, явственно слышал, как литовские языческие боги меж собой шептались дикими голосами, что быть тевтонскому Ордену повержену. Они, дескать, доподлинно вызнали Божий промысел, применяя злое колдовство и жертвоприношение. И хохотали так жутко, что бедный Вильгельм чуть не окостенел.

Целый розыск провёл за эти дни Генрих фон Плауэн! Не нашлось ни одного крестоносца с именем Вильгельм, который в этом году возвращался из Литвы в Орден! Ни одного! А слухи ползут, один зловещей другого. Так-то оно всё правильно: жертвоприношение, это страшная сила. Особенно, если жертвой сделать малого ребёнка или девственницу. И, говорят, можно прозреть будущее. Но, судари, даже если ты услышал про такое, зачем же языком трепать?! Зачем смуту в Ордене сеять?

Эх, попадись ему в руки этот неведомый Вильгельм! Простой епитимией уж не отделался бы! Минимум, усекновение руки, минимум!

А ведь был кто-то из братии или гостей Ордена, который именем Вильгельма назвался! Сотни голосов, повторяющих подлый слух, не могут лгать, не правда ли, судари? А значит, если хорошенько поискать, всё же можно отыскать ниточку, которая ведёт к мерзавцу. Вот только заботы, заботы… А задачи решаются по степени важности… Ну, что ж, не забыть бы только провести розыск после того, как забот поуменьшится.

Подождите, судари! Вильгельма у него в руках нет, но есть тот самый «ангел», который одновременно и «проблема»! Чем не замена Вильгельму? Колесовать негодяя-язычника, всего и делов! Какой ещё может быть «ангел»? У нас, между прочим, пятнадцатый век от Рождества Христова, какие ещё ветхозаветные штучки, вроде прогулок ангелов между людей?! Ересь это! Глупость и ересь!

Никто не спорит, ангелы есть. Как и остальные восемь родов ангельского чина: архангелы, власти, силы, начала, господства, престолы, херувимы и серафимы. Но, кто же не знает, что высших три чина, серафимы, херувимы и престолы, они у Божьего престола обитают? Не отходя ни на шаг? Средние три чина, господства, начала и силы, они в среднем круге, они носят слово Божье от высших ангельских чинов нижним. Буква в букву! Ибо, не дано человекам услышать глас Божий, не выдержит такого бренная оболочка их. Рассыплется в прах. Только после смерти, когда освободится бессмертная душа от грешного тела, только тогда можно и узреть лик Божий и услышать глас Его. Ну, все же в курсе, что даже Моисею не явился Господь в облике своём, а только в виде неопалимой купины. И голос, которым Господь говорил с Моисеем, кто может поручиться, что это именно Божий глас? А не серафим передаёт слова Божьи? Ой, да куда там, серафим?! Слишком велик серафим для дел мирских! Хорошо, если это был ангел в чине власти. И то, безмерно гордиться можно. Ибо с человеками можно общаться только трём нижним чинам: ангелам, архангелам и властям. И власти — самые высшие из них.

Вот только, где они, нижние чины ангельские? Где обитают? Так всем же известно: на небеси! Понимаете? Не на грешной земле, а на небеси! И вниз спустятся не раньше, чем придёт время последней, страшной битвы между Христом и Антихристом! Не раньше!

Нет, так-то, все знают, что у каждого человека есть персональный ангел. Когда рождается человеческая душа, тогда рождается и ангел. Но этот, с позволенья сказать, ангел души, и в сравнение не идёт с ангелом Господним! Да и человеческого обличия не имеет и иметь не может.

А значит, что? А значит, не может этот язычник быть ангелом! Никаким образом не может. А значит, считать его ангелом — это святотатство!

И, если хорошенько пораскинуть мозгами, это вполне можно использовать! Вынести судебное решение, что этот язычник — демонское отродье, и прилюдно его казнить! Страшно! Чтобы мороз по коже! И объяснить братьям, что вот, мол, в чём причина нашего поражения при Грюнвальде! Вот оно, дьявольское наваждение! Вот она, причина слухов и сплетней! А теперь сожжём его, братья! И Господь снова повернёт к нам лице своё… Глядишь, у братьев-крестоносцев боевой дух поднимется так, что вострепещут враги Ордена!

Там, правда, за него брат Гюнтер хлопотал. Весьма достойный и уважаемый рыцарь. Хм!.. Это не есть «гуд», это есть «шлехт»… Ещё начнёт после казни этого псевдоангела бузить и возмущать окружающих против него, против Генриха фон Плауэна. Так, глядишь, и не утвердят его на посту Великого магистра… О! Да ведь Гюнтер руки, помниться, лишился! Прекрасно, прекрасно! Это значит, что можно его под этим предлогом их рядов Ордена того… попросить очистить. Нет, Орден будет и пенсион выплачивать и молитвы возносить за здравие, но… если только фон Рамсдорф будет жить подале от Мариенбурга, подале. Понятно, что просто так не выйдет. Гюнтер такой человек, что просто так не уйдёт, будет ершиться. И пусть! Дать ему задание посложнее! Где две руки нужны. А не выполнит — с елейной улыбочкой, с тяжёлыми вздохами, и припечатать: мол, не способен ты, Гюнтер фон Рамсдорф, больше пользу Ордену оказывать! Но заслуги твои велики, а значит… И объяснить про шикарный пенсион, если уйдёт. Уступит дорогу молодым, так сказать. А после того, как уйдёт Гюнтер, про псевдоангела никто и не вспомнит добрым словом.

Да, превосходное решение! А значит… а значит, нечего откладывать суд в долгий ящик! Если завтра поляки пойдут на приступ, какой тогда ещё суд? Не до суда тогда будет. А послезавтра ещё что-то возникнет. И потом… Нет, решено! Суд будет сегодня вечером! Надо только отдать нужные распоряжения.

И Генрих фон Плауэн порывисто повернул назад, чуть не сбив с ног одного из рыцарей своей свиты.

— С пленниками поступить как обычно? — выдавил из себя отшатнувшийся крестоносец.

— Да-да, — рассеянно ответил фон Плауэн, всё ещё занятый своими мыслями, — Оружие в оружейную, коней в конюшню, самих мерзавцев — в подвал, на цепи. На хлеб и воду! Горбушка хлеба и кружка воды в день! Нет! Половина горбушки и половина кружки! Не кормить же их разносолами, когда замок в осаде? И не выпускать ни за какие деньги! Если польский король такой дурак, что разбрасывается своими рыцарями, то мы должны этим воспользоваться. О выкупе после договоримся. После. Когда угроза взятия замка минует.

[1] …Завиша Сулимчик… то есть представитель польского дворянского рода Сулима. Род Сулима попал в Польшу в 935 году из Германии, от графов Солимских, имеет свой геральдический герб, который всегда был изображён у Завиши на щите (Поэтому, кроме прозвища «Чарный (Чёрный)», которое Завиша получил по цвету своих доспехов, второе прозвище Завиши — «Сулимчик»). К роду Сулимов относят себя ещё 279 польских родов, включая весьма известные, например, Дзерженские, Кржижановские, Станиславские, Стравинские…

[2] Кулеврина — небольшое огнестрельное орудие. Любопытно, что развитие кулеврин пошло по двум, противоположным путям. Ещё более уменьшая кулеврины, получили ручное огнестрельное оружие, аркебузы; увеличивая размер кулеврин, получили полноценные пушки и гаубицы. Но это будет ещё чуть позже…

[3] …ядер вытесано… Любознательному читателю: в описываемый период редко стреляли металлическими ядрами (хотя, конечно, и это применялось), в основном ядра были каменными, которым каменотёсы придавали круглую форму и подгоняли под размер ствола. Поскольку производство орудий ещё было кустарным, а не промышленным, то каждый ствол чуточку отличался от других, потому и ядра вытёсывались под конкретный, индивидуальный ствол. В другой ствол похожего орудия данное ядро могло и не пролезть, или наоборот, слишком болтаться в стволе.

[4] …и король повалил монаха… Любознательному читателю: авторы честно признаются, что «видение клобуцкого ксендза» подсмотрели в романе Г. Сенкевича «Крестоносцы». С другой стороны, а вдруг и правда видел ксендз такое знамение? В те далёкие времена всяких примет и знамений было необычайнно много.