О чём молчат рубины

Глава 46. Катерина выходит из себя

Оставаться наедине со своими мыслями — весьма опасное занятие… но очень полезное!

Джонни Депп.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, Новая Марка, Рёц-Барлинек, 30.09.1410 года.

Карета переваливалась на рытвинах и ухабах лесной дороги, поскрипывая на ремнях подвески, меня плавно покачивало на специальном диванчике, в окружении мягких подушек, набитых овечьей шерстью, а я сидела и размышляла.

Господи, что со мной?! Стыдно признаться, но когда я услышала, что погиб брат Лудвиг, я испытала… облегчение?! Ну, потому что, когда раздались громкие крики, когда подскочил к карете брат Вилфрид и крикнул кучеру: «Гони!!!», у меня сердце в пятки ушло. А потому что я подумала… ну… я подумала, что опять встрял в переделку этот… который вечно в переделки попадает! Тут Эльке высунула из окошка свою рыжую мордочку и вежливо поинтересовалась, а не скажет ли благородный господин крестоносец, отчего такой переполох? Очень, мол, её хозяйка интересуется! Вот тут брат Вилфрид и выдал: засада! Засада и кого-то убили! Но пусть леди не волнуется, он будет нас охранять.

У меня, при слове «засада», сердце упало! На крестоносцев, в здравом уме, никто нападать не рискнёт, ну разве что, в ходе войны. Но здесь-то войны нету? Значит… и у меня застучало в висках. Кое-как сообразила, что Эльке уже достала из-под сиденья арбалет и протягивает мне. Я едва сумела взвести тетиву! Ехала и думала, что вот сейчас увижу распростёртое тело. И пальцы дрожали. Тут карета остановилась, я выглянула — и вот оно, распростёртое тело! Проткнутое стрелой. Я даже не сразу сообразила, что плащ на нём белый, рыцарский, а не серый, оруженосца.

— Что… что случилось? — пробормотала я в полной прострации.

— Несчастье! — ответил брат Марциан, — Но угрозы уже нет. Вы можете разрядить оружие, сударыня.

— А… с кем несчастье? — закусила я губу.

Вот, глупая! Нужно было бы спросить, нужна ли помощь! Может, этот мой дурачок Андреас, просто раненый лежит…

— Брат Лудвиг, — хмуро ответил Марциан, — Он погиб…

— Кто?! — не поверила я.

— Брат Лудвиг, — раздражённо повторил Марциан, — Его убили стрелой из засады. Но опасность уже миновала.

И вот тут я почувствовала облегчение. Не просто облегчение, я почувствовала искреннюю радость! Жив! Этот… ну в общем, он жив! И тут же я испугалась, что сейчас брат Марциан всё увидит по моему лицу! Что же делать?! Я опустила глаза в землю и пробормотала:

— Позвольте помолиться о душе покойного…

А сердце пело и ликовало. Господи, грех-то какой…

— Я думаю, если вы вознесёте благочестивую молитву в карете, это будет не хуже, чем над телом, — мрачно высказался Марциан, — Телу всё равно, а Господь отовсюду молитву услышит!

Но сидеть в карете я уже не могла. Особенно после того, как увидела посреди дороги живого и невредимого Андреаса, правда какого-то злого, взъерошенного… Может, он тоже атаке из засады подвергся? Надо будет расспросить хорошенько! Кто здесь всё видел? Кто мне в подробностях расскажет?!

И я вылезла на дорогу, позабыв все наставления Марциана. Постояла минутку возле тела Лудвига, шевеля губами, но ей-Богу, ни одна молитва на ум не пришла! А потом осторожно спросила оруженосца, присевшего на колено и бережно извлекавшего стрелу из горла рыцаря, не видел ли он, как всё происходило? Ну, он мне всё и рассказал! Как в дикой скачке мчались вперёд Андреас и Лудвиг, как со стороны Андреаса свистнула стрела, как Андреас чуть-чуть, еле заметно, прибавил ходу и стрела просвистела в сантиметре позади его шеи, но стрела не пропала даром, ибо на её пути оказался брат Лудвиг… Я содрогнулась. Опять покушение и опять на Андреаса!

Но тут вернулись с прогулки Марциан и Андреас, брат Марциан бросил на меня злой взгляд, но я опять показательно возвела глаза к небу и он не посмел сделать мне замечания. А потом у нас вышел разговор о том, кто устроил засаду…

Как странно! Мы-то с Андреасом знаем, кто её устроил и на кого охотятся, а брату Марциану сказать не можем… Пришлось прибегать к логическим доводам, убеждая, что это всё те же разбойники, которые подослали к нам барона Гастона. Благо, доказательства нашлись. Брат Марциан долго раздумывал, но всё же принял правильное решение.

И вот, я еду в карете, рядом взволнованно щебечет Эльке, про то, что «ах, какие ужасти творятся!», но я её не слушаю. Я думаю. Есть у меня такая дурацкая привычка: если что-то случилось, надо хорошенько об этом подумать. От причин и до следствий.

Вот, бывает же так, что познакомишься с молодым человеком, и вроде всё как обычно. Ну, улыбнёшься ему, пошутишь… в пределах допустимого! Потом общаешься, беседуешь, рассказываешь чего-то… Андреас, он же как дитя малое, ничего не знает! Всё ему объяснять приходится! Ну во-о-от… а потом — бац! — и ты совершаешь клятвопреступление! Сама не зная, зачем это сделала. Внутренне чувствуешь, что поступила правильно, а почему это правильно, не понимаешь. И опять встречаешься, болтаешь обо всём, и чувствуешь, что начинаешь за него переживать. Что его проблемы становятся для тебя важнее проблем других людей. Но это неправильно! Для монахини все люди должны быть одинаковы! И одинаковы должны быть их горести и печали. За души королей и простолюдинов надо молиться с одинаковым рвением! А тут… О, Господи! Спаси и сохрани!

А потом ты едешь с ним в далёкий путь. И тебе с ним в одной карете уютно. И это… удивительно! Я сейчас подумала, а могла бы я ехать в одной карете, ну, хоть с братом Марцианом? Ну-у… конечно, могла бы. Но уютно мне, точно бы не было! Я сидела бы с прямой спиной, вздёрнув подбородок, и говорила бы очень продуманными выражениями, как пристало благовоспитанной леди. И уж точно, не позволила бы себе беспечно откинуться на подушки и хихикать над глупым выражением лица! И точно так же с любым рыцарем, или даже оруженосцем. А с Андреасом — могу! Что же такое со мной происходит?!

А потом так получается, что на твоего… ой, то есть, на этого Андреаса кто-то начал самую настоящую охоту. И этот «кто-то» очень жесток, коварен и настойчив. Раз покушение, два покушение, три покушение… Я имею в виду, на дороге в лесу, когда была устроена засека, в таверне, когда его пытался вызвать на поединок барон Гастон, на турнире, когда его всё же вызвал барон Танкред… сегодня уже четвёртое покушение! И каждый раз ты пугаешься так, что колени дрожат и ноги ходить отказываются. А ведь я не трусиха! То есть, с некоторых пор перестала ею быть. Я доктору Штюке ассистировала, когда он руки-ноги людям резал! Я столько трупов умерших пациентов успела повидать, что не всякий взрослый воин столько трупов за свою жизнь видит. А тут — испугалась. Не за себя, нет! За этого… недотёпу! И так получается, что обрадовалась, узнав что вместо недотёпы убили другого рыцаря. И как это называется? Нет, я вас спрашиваю, как это называется? Желательно, одним словом. Кто сказал: «дружба»? Не-е-ет, это гораздо серьёзней!

А не про это ли искушение говорила матушка Терезия, когда отправляла меня в путь? Мол, если выдержишь это искушение, тогда я пойму, что ты достойна стать монахиней. А я, как глупая бабочка, что сама летит в пламя фитиля, поддалась искушению? Ох, Матерь Божья, дай силы, дай мудрости, сохрани и сбереги! Ибо, поддалась искушению и сгораю от него!

Уф-ф! Святая молитва, она всегда поможет! Хоть немного в себя пришла. Ну, что ж, теперь надо рассудить, как себя дальше вести. Потому что, чувствую, что-то надо менять! Иначе увязну, словно муха в патоке! И буду вечно тонуть в сладком, но безумии! Тьфу, как я заговорила-то! Нет, видно и в самом деле нужно что-то экстренно предпринимать!

А, если вдуматься, что я про этого Андреаса знаю? Ничего не знаю! Кроме того, о чём он сам рассказывал. А он и соврёт, не сморгнёт! Помните, помните, как он себя сначала за мирного купца, выдавал, пострадавшего от прихоти царевны-фараонши? И ведь ему все поверили! А на самом деле… а кто знает, как на самом деле? А вдруг он и потом соврал? А кто у нас отец лжи?.. Ой, мамочки! Да как всё сходится-то! И врёт на каждом шагу и из преисподней к нам пожаловал… Свят-свят-свят!

Подождите! Ну-ка, ну-ка… где у меня хоть клочок бумаги?.. Ну, вот, хоть на обложке книги… Итак: «Андреас»… «А» равно единица, «N» равно четырнадцать…[1] Нет, лучше в столбик:

A=1

N=14

D=4

R=18

E=5

A=1

S=19

Ага! расписали! А что, если эти цифры перемножить, не получится ли… ой мамочки! Не получится ли число Зверя?!

… Да, нет… глупости… Ещё только до R дошла, а уже за тысячу перевалило… А может… может, надо как-то комбинировать? Хм! Я помню, что в детстве, во время уроков математики, учитель как раз и задал вопрос, на какие множители можно разложить число шестьсот шестьдесят шесть — число Зверя. И у меня получилось, что на два, на три, ещё на три, и осталось тридцать семь, которые ни на что не разлагались. Итого: два сомножителя, тридцать семь и восемнадцать. А что мы имеем в имени «ANDREAS»?

Ой… ой, мамочки! R+S равно 18+19, то есть… как раз тридцать семь!.. А восемнадцать… да вот же они! N+D = 14+4 и это восемнадцать!!! То, что А=1, можно в расчёт не брать, они на умножение никак не влияют. Получается, имя Андреас, это и есть число Зверя! Ой, как в груди заледенело!..

Нет, подождите! У меня ещё буква «Е» в кружок не обведена! Где Е=5 и все расчёты идут насмарку! Фу-у! Даже в испарину кинуло! Не получается число Дьявола! Не получается!!! Фух! Дайте дух перевести!..

А вдруг это уловка? Специально вставленная буква? Как будет «Андреас» без «Е»? Андрас? Нет, ну что это за имя такое, Андрас? Нет, просто не получается Зверь! Хорошо-то как на душе стало! Уф-ф! А на чём я подсчёты вела? На Библии?! О, Господи! В ближайшей гостинице сотру запись со Святой книги хлебным мякишем![2]

И тут, я даже додумать ничего не успела, как на ходу распахнулись дверцы кареты и внутрь, прямо из седла, скользнул Андреас. Как говорится, вспомни про чёр… Ой, прости, Господи! Я, как приедем в гостиницу, язык свой с мылом вымою! За то, что врага рода человеческого всуе помянула!

А Андреас сидел насупленный, мрачный, и даже губы у него тряслись.

— Нет, как же так?! — горько сказал он, — А ведь я им поверил!

— Кому ты поверил? — не поняла я, — Что опять случилось?

— Ты же видела! — внезапно взъярился парень, — Ты же видела, какой допрос они мне учинили! А сами: «Ты почти крестоносец! Ты один из нас!».

— А теперь подробно! — железным голосом лязгнула я.

Ещё чего! Я же вижу, что парень в шаге от истерики. И сюсюкать — самое плохое из того, что можно придумать! Только железный тон! Можно даже по морде пощёчину отвесить, но это, если железный тон не поможет. Пока подожду.

— Помнишь Гастона? — горько выдохнул Андреас, — Когда я его обозвал всячески и был готов вызвать на дуэль? Только меня брат Ульрих опередил? Ну, вот, меня потом крестоносцы по плечу хлопали, улыбались, говорили, как хорошо, что я за Орден вступился… Хотя я, вообще-то не за Орден, а… кхм, кхм!..

А дальше? — быстро спросила я, опасаясь услышать, за что именно вступился тогда Андреас.

— Ну вот, — с явным облегчением продолжал парень, — Они меня по плечам хлопают, говорят, как я теперь им близок, почти крестоносец! Почти рыцарь! И они за меня готовы свой голос отдать, если будет такая нужда. А потом то же самое повторили после турнира! Когда я опрокинул барона… как его? Да! Танкреда! И опять все: «Молодец! Постоял за честь Ордена! Мы в тебя верим!». И что же?

— И что же? — заворожённо повторила я.

— Первая же заварушка, и сразу допрос с пристрастием! Никого-о-о не заподозрили! Только меня! Мы-то знаем, что стреляли в меня, но попробуй доказать это Марциану!

А ведь я! Я ведь и в самом деле старался быть достойным! Ну что мне тот Танкред? Для меня главное… ну, ты знаешь! И Танкред здесь никаким боком! Но Танкред знал, что задевая меня, он задевает честь всего Ордена. И я это знал. И все знали. Казалось бы, какая мне разница, что подумают про Орден? Но я же принял бой! Как принял бы его любой из рыцарей-крестоносцев! Потому что я думал, что в меня верят! Потому что считал себя почти рыцарем! Но стоило появиться на дороге засаде, как все сразу ополчились на меня! Все! Брат Ульрих сразу за меч ухватился, брат Марциан всю душу допросом вымотал.

Нет, конечно, у меня есть что скрывать. Ты в курсе. Но это никак не связано с честью Ордена! А брат Марциан едет и нет-нет, а опять так, вроде случайно: а кто был инициатором той скачки?.. А на что спорили?.. Ах, на коня… А сколько должен был стоить конь?.. А где ты взял бы на такого коня денег?.. Пришлось соврать, что спорили на такого коня, который стоит любых денег… которые есть в моём кошеле! Ну, почти не соврал ведь? А тот не унимается: а брат Лудвиг как рассчитываться собирался?.. Ах, услугой… А какой услугой?..

И то же самое, по второму кругу, по третьему… Словно хочет поймать на противоречии… А мне скрывать нечего! Я для Ордена жизнью рисковал!

— Так! — жёстко сказала я, — Теперь слушай меня! Первое: Марциан не знает того, что знаем мы с тобой. Поэтому он подозревает всех. Всех, я подчёркиваю! И то, что он начал допрос с тебя…

— Фигушки! — возмутился Андреас, — После моего допроса, брат Марциан спокойно едет впереди посольства, и не думая подозревать своих друзей! Только я у него на подозрении! Только я!

— Та-а-ак! — у меня вихрем роились мысли в голове, — Эльке! Напомни, как зовут нашего кучера?!

— Трогот, ваша милость!

— Скажи, пусть остановится!

— Эй! — высунулась из окна Эльке, — Эй, Трогот! Стой! Стой, тебе говорят! Тпру!!!

— Эй, Трогот! — закричала рыжая Эльке, чуть не по пояс высунувшись в окно, — Стой! Тпру!!!

Колёса заскрипели и остановились.

— Чего изволите? — довольно равнодушно откликнулся кучер.

— Стой, где стоишь! — жёстко приказала Катерина, — Пока я тебе ехать не разрешу! Эльке! Живо на облучок! Если это Трогот посмеет сдвинуться хоть на сантиметр, сразу ему ногтями в морду!

— Как можно, ваше сиятельство? — удивился кучер, — Мы завсегда понимаем, когда ехать, а когда стоять!

— Ну, вот и стой, дядька Трогот! — невпопад заявила Эльке, залезая поближе к кучеру, — А то всю морду расцарапаю!

— И-эх! — укоризненно отреагировал кучер, — И-эх, сударыня!

Катерина вылезла из кареты и нервно постукивала носком туфельки по дороге. Ждать пришлось недолго.[3] Не прошло и полчаса, как загремели подковы и из-за поворота дороги выметнулись крестоносцы:

— Что случилось?!

— Ну, так… — внешне застенчиво, шаркнула ножкой Катерина, — Случайно получилось! Уже едем! Кстати, брат Ульрих, не позволите ли задать вопрос?

— Да, сударыня? — склонился с седла Ульрих.

— Как получилось, что вы оказались в самом центре засады?..

— Что?!..

— Я спрашиваю, — голос Катерины посуровел, — Как оказалось, что засаду устроили прямо там, где оказались вы?! Можно сказать, прямо под вашим носом?!

— Да как вы…

— О! Я просто помогаю брату Марциану! — перебила Катерина, — Не более того! Брат Марциан затеял следствие по поводу засады. И уже произвёл опрос одного из подозреваемых… Андреаса из Афин! Так вот, я хотела бы обратить внимание, что подозрительным выглядит не только он! И я повторяю свой вопрос: есть ли у вас оправдания, брат Ульрих?!

— Оправдания чего?! — обомлел крестоносец.

— Пусть это будут объяснения, — легко согласилась Катерина, — Но, это должны быть ясные объяснения! Как получилось, что вы оказались в самом центре засады?

— Откуда же я знал про засаду?!

— Но, тем не менее, оказались в её центре? Лю-бо-пыт-но!

— Мне кажется, брат Ульрих попал под подозрение! — хихикнул Вилфрид.

— Вам кажется? — живо обернулась к нему Катерина, — Как интересно! А скажите, любезный, что вы делали наедине с бароном Гельмутом после турнира?!

— Ну-у… — растерялся Вилфрид, — Мы договаривались, какое вино следует погрузить в нашу телегу! Он же проиграл нам целых две бочки лучшего вина! Никто не может опровергнуть, что вино я выбрал самое лучшее!

— Бросьте! — сузила глаза девушка, — Вы делаете вид, что вы последний пьянчужка! Но это не так! Вы были пьяницей, когда пришли в Орден! Но на вас наложили такую епитимью!.. Вы дали зарок, что не будете пить, и держали слово целых десять лет! Только потом вас освободили от данного обета! Вас взяли в посольство только потому, что вы знаете все словечки, жесты, повадки пьянчуг и можете разыграть целую сцену. Но вы уже не пьяница! Так о чём вы сговаривались с бароном Гельмутом, за нашей спиной?..

— Я?! — обомлел Вилфрид, — Я… сговаривался?! Посмотрите на бочки в телеге! Это лучшее вино, что можно было взять у Гельмута!

— Конечно! — согласилась Катерина, — Конечно, можно дать лучшее вино… зная, что оно вернётся обратно! Если твоим людям укажут надёжное место для засады!

— Сударыня! — мрачно перебил Марциан, — Мне кажется, вы забываетесь!

— Я?! — поразилась Катерина, — Это я забываюсь?! А может, это вам будет сложно объяснить, какие такие разговоры вы вели наедине с бароном Гельмутом? Вы говорили, что запугиваете его… но насколько это правда?!

— Что?!

— Увы, господа! — Катерина мягко улыбнулась рыцарям, — Вы видите, что никто не безгрешен! Каждого можно подозревать! Но вы, почему-то, решили сосредоточить ваши подозрения на Андреасе из Афин? Почему бы?.. Уж не для того ли, чтобы отвести подозрения от себя?!

— Потому что я крестоносец! — взорвался брат Ульрих, — Потому что я рыцарь! Потому что я бился с врагами Ордена! Лицом к лицу! Не хвастаясь, скажу, что я лично, в благородной схватке, побил четырёх польских рыцарей! И если бы моему примеру…

— Четырёх? — перебила Катерина, — Это за одну битву или за всю войну?

— За всю войну… — удивился Ульрих, — Интересно, кто бы мог побить четырёх рыцарей в одной битве? Ха! Разве что, какой-нибудь сказочный Зигфрид? Но, если бы моему примеру…

— Я лично видела, — опять перебила Катерина, — как в одной битве, Андреас уничтожил шесть польских рыцарей!

— Как?!

— Самым надёжным способом: насмерть! — пояснила девушка, — Одному польскому рыцарю оторвало голову, другого затоптал собственный конь, третьего насквозь иссекло осколками камней… продолжать?..

— Но… он же не бился с ними по-рыцарски? Не лицом к лицу?

— А что? Если биться по-рыцарски, смерть врагу приходит другая? — сделала вид, что удивилась, Катерина, — Или, когда видишь смерть врага, глаза в глаза, это что-то меняет? Ну, типа, он взглядом прощает тебя за собственную смерть? Так я вам скажу: прощать или не прощать, это дело Господа! А дело рыцаря — уничтожать врагов. Да, побольше, побольше. Вот, вроде Андреаса!

— И всё же, сударыня, возьмите в расчёт, что мы все — рыцари, — жёстко возразил Марциан, — Мы все бились, плечо к плечу, мы бились спина к спине, защищая друг друга, мы бились не один год и знаем друг друга, лучше родных братьев! И потому…

— Я могла бы вам поверить, — живо перебила Катерина, — Если бы не одно обстоятельство! Точнее, печальный, но назидательный пример.

— Какое ещё «обстоятельство»? Какой ещё «пример»?!

— Новый Завет! — ехидно улыбнулась Катерина, — Достаточно весомый аргумент?

— При чём здесь Новый Завет?!

— Ну, как же! Сам Спаситель, сам Иисус Христос, отобрал себе двенадцать апостолов, для служения. И они служили ему, верно и преданно. Пока… пока один из них не оказался предателем! А, ведь, какие у него были непогрешимые друзья! Апостолы! И служил он не кому-нибудь ещё, а самому Христу! И всё же — предал. А теперь скажите, положа руку на сердце, вы в самом деле считаете, что вы, простые рыцари, святее самих апостолов?! Или вы не знаете случаев предательства среди рыцарей Ордена? Так я напомню! Надо?..

— Не надо… — рыцари смущённо и растерянно переглядывались. Похоже, подобные рассуждения просто не приходили к ним в головы.

— Но… предательства среди рыцарей… они, как правило, случались под пытками, — попытался выкрутиться Марциан, — А это многое меняет, поверьте сударыня…

— Пытки? — круто развернулась в его сторону Катерина, — Спросите брата Ульриха, почему он постоянно прикладывает руку к груди, возле правого плеча? Или, хотите, я спрошу? Если вы такой щепетильный!

— Открылась старая рана, — поморщился Ульрих под пристальными взглядами, — Пустяки, на дороге растрясло. Пара дней и всё пройдёт…

— Точно? — подозрительно сузила глаза девушка, — Точно, не от пыток открылась?

— Какая чушь! Разве такое можно назвать пыткой?! Так, досадная помеха…

— Ну, не знаю! Но, если в старую рану потыкать раскалённым прутом, а потом присыпать солью…

— Но этого не было!!!

— А кто может подтвердить, что этого не было?!

— А кто может подтвердить, что это было?!

— А я и не утверждаю! Я говорю, что это могло быть! А значит, есть повод для подозрений!

— А вы сами, леди? — внезапно перешёл в атаку Марциан, — Вы после турнира задержались и о чём-то беседовали с Танкредом, пострадавшим от руки Андреаса! Разве вы не могли подсказать этому барону, как именно лучше утолить чувство мести?! В какую сторону мы едем и как лучше организовать ловушку? И, опять же, именно в нужный момент Андреас покинул вашу карету и начал гонку с братом Лудвигом, закончившуюся столь трагически!

— Вот! — наставительно подняла палец Катерина, — Вот, наконец-то!

— Что?!

— А то, что вы начинаете понимать: подозревать можно любого из нас! То есть, абсолютно любого! Я уверена, что если хорошенько покопаться, то под подозрения могут попасть и все оруженосцы, и даже кучер кареты или телеги! Но все наши подозрения разбиваются об одно простенькое обстоятельство. Догадываетесь? Барон Гельмут не устраивал засады. Ни его лесничий, ни униженный барон Танкред, ни сам барон Гельмут, непричастны к происшествию. И уж тем более не причастен к этому Андреас! Норберт, будь любезен, повтори то, что ты мне рассказывал возле тела брата Лудвига!

— Я говорил, — простуженным голосом начал знакомый оруженосец, — что я видел, как со стороны Андреаса из леса вылетела стрела. Андреас как раз начал ускоряться. Стрела пролетела в сантиметре от его шеи. И воткнулась в горло брата Лудвига, который отставал всего на ладонь. Брат Лудвиг выпал из седла и…

— Достаточно! — перебила Катерина, — Вы понимаете? Вы понимаете, что стреляли по Андреасу?! Как бы он так задумал засаду, чтобы самому пострадать?!

— Но он же не пострадал… Кстати, Норберт, ты мне этого не рассказывал…

— Вы не спрашивали, милорд, — пожал плечами парень.

— Так вот, к чему я всё это начала… — серьёзно оглядела всех Катерина, — Подозревать можно всех. Но беспочвенные подозрения не приведут ни к чему хорошему! Простите, но мы сами друг друга поубиваем, не доехав до Рима! На радость нашим врагам, которые следуют за нами по пятам, устраивая ловушки!

— Но…

— Брат Ульрих был готов обнажить меч, когда увидел, что Лудвиг мёртв! — оборвала его девушка, — И только случайность остановила его! Не мне говорить, что если бы он успел выхватить оружие, то Андреас ехал бы рядом Лудвигом! Точнее, его тело. И, уверяю вас, на небесах не простили бы это умышленное убийство невиновного человека! Но я не об этом. Я о том, что если мы хотим выполнить нашу посольскую миссию, вопреки злым козням наших врагов, мы должны сплотиться! Сплотиться, вокруг мудрого и храброго брата Марциана, нашего руководителя. Сплотиться всеми нашими силами! И отважным мечом брата Ульриха, и изворотливым умом брата Вилфрида, и честной преданностью Андреаса, ну и я, надеюсь, буду не в тягость… Авось, пригожусь в трудный час!

— Н-да, сударыня! — крякнул брат Марциан, покачивая головой, — Как вы нас всех… уели! Прямо, не знаю, что сказать…

— А что сказать? — удивилась Катерина, — Просто принести извинения Андреасу…

— Что?!

— А как вы хотели? Вы безмерно обидели честного человека. Вам следует извиниться. Как рыцарю, конечно, вам будет неприятно, и даже… обидно! Но, как монах, вы должны понимать, что это необходимо сделать. Согласно законов Божьих… И, вот ещё что! Если я сейчас же не услышу слов извинения, я ни шагу отсюда с вами не сделаю! Пешком пойду к папе римскому, одна, но не с вами, в карете!

Брат Марциан глубоко вздохнул и взглянул на хмурое, осеннее небо.

— Прости меня Андреас, — глухо произнёс он, — Я был не прав. Но я не знал всего, что знаю теперь. Прости.

— Как можно! — всполошился я, — Вы не должны этого делать! У вас было право подозревать каждого, включая и меня!

— Нет, — отрезал Марциан, — Сестра Катерина права, а я не прав! Я прошу прощения у тебя, а также у всех в нашем отряде. Наверное, я показал себя неважным руководителем. У хорошего командира не должно быть любимчиков и изгоев. А я допустил подобное. Увы! Я постараюсь не допускать подобного в дальнейшем. А теперь: что мы стоим?! Солнце уже за полдень перевалило! По коням! Вперёд, нас ждут ещё многие трудности! Марш-марш!

[1] …«N» равно четырнадцать…. Любознательному читателю: разумеется, порядковый номер буквы Катерина высчитывает по латинскому алфавиту! Никак не по русскому!

[2] …сотру хлебным мякишем… Любознательному читателю: привычная всем резинка для стирания следов карандаша на бумаге, появилась примерно в XVII веке, много позже путешествия Колумба. Да, ещё в XVI веке, в 1751 году, путешественник и математик Шарль Кондамин привёз в Европу любопытное вещество, получаемое индейцами из «плачущего дерева», а само вещество они называли «слезами дерева» («као-чу»), но практического применения этому веществу найдено не было. А вот хлебным мякишем, в качестве стиралки, пользовались везде и повсеместно! А, судя по рассказу О’Генри «Чёрствые булки», опубликованному в 1924 году, ещё и довольно долго. Отсылаем любознательного читателя к этому замечательному произведению замечательного автора!

[3] …ждать пришлось недолго… Любознательному читателю: мы уже говорили об отношении ко времени в Средневековье и в наши дни. Повторяться не будем. Заметим только, что полчаса — это чуть ли не самая мелкая единица времени в ту эпоху. Которая следует сразу за четвертью часами. Меньше этого времени — ну, разве что в самых экстренных обстоятельствах! Миг, мгновение, а потом можно мерить время уже промежутком в четверть часа!