О чём молчат рубины

Глава 6. Вспомнить всё!

…Но в виски, как в барабаны,

Бьётся память, рвётся в бой.

Владимир Высоцкий.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 25.07.1410 года. Утро.

Выспался я великолепно! Вчера, обессилев, я, похоже, потерял сознание, и меня отнесли на охапку соломы. Но, проснулся я бодрым, активным, полным сил. Вот только… как бы пустым внутренне. Ужасное чувство! Энергии через край, хочется куда-то бежать, что-то делать, не то ломать, не то строить, не то чего-то добиваться… а неизвестно, чего именно! Нет цели, я не помню про неё. И от этого вся сила словно улетучивается в пустоту. Знаете, ощущение такое, что я бы горы своротил, да вокруг одна равнина…

И всё же я бодренько привскочил со своей охапки соломы… и встретился взглядом с девушкой. О! А я её знаю! В смысле, видел вчера. Это она поддерживала меня за плечи, когда я пытался разведать окружающий мир. И если напрячься, я даже вспомню, как её зовут. Кажется… м-м-м… кажется что-то на «Ка»… Да! Точно! Кат-рина!

— Гыр-гыр-гыр! — сказала девушка.

Ну, может и не совсем так. Но что-то похожее, немного гортанное, отрывистое и командное. Похожее на приказ. И как прикажете отвечать? На всякий случай я улыбнулся.

— Гыр-гыр! — улыбнулась в ответ девушка. Ну, вот и поговорили…

— А-а-а!!! О-о-о-о!!! — завопил кто-то неподалёку, — Ы-ы-ы-ы!!!

Оу? Похоже… знаете, на что это похоже? Это похоже на вопли, когда кого-то скармливают львам или крокодилам! Странно, откуда я это знаю? Но, откуда-то знаю! И мне, конечно, захотелось посмотреть на это любопытное зрелище, но девушка поморщилась и махнула мне рукой в другую сторону. Мол, наш путь не туда. Жаль! Вот, искренне жаль! Тем более, что с той стороны присоединился ещё голос. Не менее истошный. А потом ещё один, совсем юный. Тот был пронзительный, аж уши закладывало. Бедняга чуть не визжал. Ну, очень, очень любопытно! И, что интересно, вопли не стихали довольно долго. Просто, неприлично долго. Обычно лев или крокодил успевают растерзать жертву очень быстро. Да, зрелище назидательное, впечатляет, но быстро кончается. А тут вопили долго и протяжно. На пределе сил. И всё, почему-то, не умирали. Лю-бо-пыт-но!!!

Девушка оглянулась на звуки и сделала странное движение рукой: открытой ладонью коснулась сперва своего лба, потом живота, затем правого плеча, а затем левого[1]. И лицо её при этом стало строгим, и каким-то сострадательным одновременно. Ей явно было не всё равно, что там кто-то кричит. У неё там родственников, что ли, крокодилам скормили? А что тогда означает жест? Лю-бо-пыт-но!!!

Мы успели перекинуться парой фраз с доктором фон Штюке, когда все вместе, и крестоносцы и наша группа сестёр милосердия, после утрени, шли в лазарет. Доктор отозвал меня чуточку в сторону и сказал:

— Я размышлял о вчерашнем. По поводу языка, на котором заговорил Андреас. И вот, что я по этому поводу думаю. Удар бедняге пришёлся в область затылка. Быть может, он потерял кусочек памяти. Но, зато, возможно, он ярко вспомнил свою бытность в Палестине? Оттого и разговаривает на том наречии? Бедный страдалец воображает, что он всё ещё там, в далёких землях мавров? Кто знает, кто знает… Удары в голову вообще не предсказуемы по последствиям. Неподвластны современной медицине. Я мог бы рассказать много интересного, что наблюдал собственными глазами. И про то, как полные сил здоровяки впадают в детство и забывают собственные дела и поступки больше чем за половину прожитой жизни, и про удивительное раздвоение личности, когда по чётным числам пациент ощущает себя одним человеком, а по нечётным — совершенно другим, и про многое-многое иное, любопытное и пугающее, но некогда, мы почти пришли.

Я прошу тебя, Катерина, заняться конкретно этим больным. Ты знаешь, почему. Походи с ним, погуляй, поговори… Быть может, память вернётся к бедолаге? От вида привычной обстановки, от звука родной речи? Ты поняла меня? А в операционной сегодня мне будет помогать сестра Агнесса.

Понятно, что я согласилась. Куда мне деваться? Ой, ладно, не буду обманывать, это грех, мне и самой страх как захотелось посмотреть излечение ангела. Может, это и в самом деле крестоносец, потерявший память. Всё равно интересно! И в сто, в тысячу раз интереснее, если это и в самом деле ангел! Вот представьте, что у вас есть знакомый ангел! Представьте, что он вам может порассказать о том, что делается на небесах! Представили? Тогда вы поймёте моё состояние!

А что излечение пройдёт успешно, я не сомневалась. Вы же помните — я не сама по себе, я орудие в руках Провидения! И я пошла к ангелу.

Ангел беззаботно дрых на соломенной подстилке. Как можно?! Он же утреннюю службу пропустил! Но тут ангел открыл глаза, взглянул на меня и беззаботно улыбнулся. Так открыто, что я непроизвольно улыбнулась в ответ.

— Доброе утро! — сказала я.

Ангел не ответил, только улыбнулся ещё шире. И тут раздался первый крик боли. Кто-то из хирургов в операционной начал свою работу. А потом присоединился ещё один вопль. И ещё один. Я благочестиво перекрестилась; пусть Господь даст пациентам душевных сил! Пусть даст им здоровья! Ангел встрепенулся и вопросительно посмотрел в ту сторону. Мне показалось, что он хотел посмотреть, что творится в операционной. А может… а может, он хотел явить чудо?! Излечить страждущих? Но сам он туда не пошёл, а мне доктор ничего подобного не разрешал. Он сказал, чтобы мы погуляли по двору. И я приглашающе махнула Андреасу рукой, пошли, мол. Тот ещё раз покосился на дверь операционной, но послушно пошёл за мной.

Сперва я отвела его вглубь коридора. Вы же помните, что там такое? Вот я его туда и отвела. Прикрыла за ним дверь и прислушалась. И услышала, как зажурчало. Андреас быстро разобрался в назначении комнаты. А я приуныла. А потому что теплилась ещё надежда, что это ангел! Вот, до этой самой минуты. Нет, ну, вдруг?! А теперь всё ясно.

Ну, как «почему»? Потому что ангелы бесполы! Чем они, по вашему, журчать будут?

Нет, я читала в умных книгах, что раньше ангелы были мужского пола. И даже, входили… хм!.. входили к земным женщинам. Очень охотно. Отчего — увы! — рождались великаны-нефилимы, наполнившие землю насилием[2]. И Господь всемогущий разгневался на ангелов и запретил им это. И, я так думаю, решил вопрос радикально, сделав их бесполыми. Во всяком случае, про такую бесполость ангелов, частенько в проповедях рассказывают. Жаль… Жаль расставаться с иллюзиями!

Между тем «иллюзия» уже вышла из отхожего места. И я повела его во двор замка.

А знаете, тут очень здóрово всё придумано! По поводу организации отхожего места. Конечно, если у тебя есть постоянная подземная река, то можно и не такое придумать. Но всё равно — здóрово! Вот только очень хотелось пить, да и в животе заурчало. Я вышел к девушке Кат-рине и очень вежливо попросил еды и питья. И наткнулся на непонимающий взгляд. Тогда я открыл рот и пару раз ткнул туда указательным пальцем. Девушка понимающе покачала головой. И куда-то повела меня, надеюсь, угостить завтраком.

«Иллюзия» пробурчала что-то невнятное. Что бы это значило? Я уставилась на Андреаса в немом удивлении. Тот вздохнул и ткнул указательным пальцем себе в рот. Всё понятно: он хочет сказать, что мы разговариваем на разных языках. Мы не понимаем друг друга. Придётся общаться жестами. И я махнула ему ладошкой — пойдём! И мы вышли во двор. Вот тут Андреас застыл в изумлении. Да, уж! Здесь есть на что посмотреть! Меня до сих пор впечатляет, а в первый день я вообще как пришибленная ходила. Уж очень громаден зáмок, просто потрясает воображение.

То, что Андреас остолбенел, меня не удивило. Если бы он в этом замке раньше жил, его обязательно кто-то узнал бы, или фон Штюке, или его подручные, или ещё кто. А если не узнали, значит он жил в другой, отдалённой крепости. И вполне может быть, что тоже впервые увидел, что такое настоящая мощь крестоносцев. Да, кстати!

— Это. Зáмок. Крестоносцев, — чётко проартикуллировала я, одновременно сопровождая свои слова понятными жестами: указала на окружающие стены рукой и показала крест перекрещенными указательными пальцами двух рук. Андреас задумался.

Я задумался. Кат-рина показала мне на стены, а затем одним, горизонтальным указательным пальцем как бы разделила второй, вертикальный указательный палец, пополам. Что бы это значило? Половина? Половина чего?

— Ах, да! — спохватилась я, — Он, наверное, думает, что крест — это символ христианской страны! А мне надо показать, что речь именно про крестоносцев. Как? Проще простого! Я опять скрестила пальцы и прижала их к своей одежде, ну, типа, крест на одежде. Крест на плаще. Чего непонятного?

Кат-рина явно заметила мою растерянность. И снова повторила знак «половина». На этот раз прижав знак в районе груди. Это, что же?! Половина сердца?! Она намекает на интимные чувства?! Ох, даже не знаю… Вот так, сразу в меня влюбиться? С чего бы? Боюсь, что я чего-то не так понял. И я сделал самый обычный жест непонимания: развёл руки чуть в стороны. Если точнее, то я поднял руки, согнутые в локтях, так что кисти оказались в районе плеч, и развёл ладони в стороны. Вежливый жест, означающий, что я теряюсь в догадках…

Я не поверила своим глазам! Андреас развёл пальцы в районе плеч… Крылья?! Он намекает про крылья?! Неужели всё-таки ангел?! И я не удержалась. Знаю, что это может показаться неприличным, но я слегка провела ему ладонью по спине, в районе лопаток. Если бы там были крылья! Ну, хотя бы остатки от крыльев! Но нет, спина как спина. От крыльев и помину не было.

Вы знаете, я впал в ступор. И было от чего! После её интимных намёков про половину сердца, когда я вежливо изобразил «не понимаю», она поощрительно подтолкнула меня в спину! Как расценить этот жест? Иначе как «дерзай!», мне ничего в голову не пришло! Нет, ну а вы сами как расценили бы?! Вот-вот! Нет, вообще-то я не прочь, девушка молоденькая, симпатичная. И всё же я решил ещё раз уточнить. Знаете, неправильно понятый намёк на интим — это дело такое, вполне можно и по морде схлопотать. И я показал самый понятный жест: большой и указательный пальцы левой руки свернул в кольцо, а правым указательным несколько раз в то кольцо потыкал. И вопросительно посмотрел на девушку. Та внезапно полыхнула румянцем.

Меня в краску бросило! Стояли, разговаривали, пусть и жестами, и вдруг, такое похабное предложение! И кому?! Мне, монашке! Идиот, дурак, дубина, кретин пустоголовый! И я яростно покрутила пальцем у своего виска.

Я кажется, всё-таки прав… На мой откровенный вопрос девушка показала пальцем на голову. Мол, верная мысль. Наконец-то догадался. Сообразил, в конце-то концов. Понял мои тонкие намёки. Та-а-ак… И что же будем делать? Точнее, где? Не во дворе же, словно собачки? С другой стороны, обнять и поцеловать девушку прямо сейчас просто необходимо. Вон как она на меня смотрит. Ждёт, похоже, волнуется. Ну, я тебя не подведу! И я протянул к ней руки, прижимая в районе бёдер, чуть сзади, слегка ниже талии…

ХРЯСЬ!!! Девушка влепила затрещину от души. У меня в обоих ушах зазвенело и онемела щека. Значит, язык жестов — это не мой конёк. А так всё складно получалось!

Кат-рина гневно задышала, резко ухватила меня за руку и буквально потащила за собой.

Сперва я сама не знала, куда я тащу этого… этого… этого Андреаса, чтоб ему пусто было! Потом пришла простая мысль — в храм! Пусть покается в своих греховных помыслах! Потом пришла другая простая мысль: как же он покается, если он язык забыл? Жестами? На глазах у всех? Ой, не надо, мы это уже проходили! Тогда, куда же его? Я знаю куда! В Нижнем замке, возле входа, у Сапожных ворот, недалеко от Воробьиной башни, есть часовня святого Николая! Вот куда! Там и народу обычно немного и место, как ни крути, святое. Авось, увидев святые иконы, образумится? А если — тьфу-тьфу-тьфу! — если он демонами обуян, может в святом месте они его оставят? Да! Туда его! В часовню!

И, пыхтя рассерженной гадюкой, я буквально приволокла это недоразумение к порогу часовни. Перекрестилась у входа, и шагнула внутрь. Повезло: часовня оказалась пуста. Хотя множество свечей теплилось пред алтарём, видно, что народ ещё недавно здесь был во множестве.

Мне сначала даже показалось, что меня вышвырнут вон. Во всяком случае, девушка целенаправленно тащила меня к выходу, к воротам. Ну, сам напросился… Хотя, должен заметить, всё равно — жестоко! Однако, почти у самых ворот, Кат-рина резко свернула в сторону и остановилась перед небольшим, странным сооружением. Я таких никогда не видел. Но — хоть на части меня режьте! — от сооружения неуловимо веяло храмом или святилищем. Не могу объяснить, но это так чувствовалось. Девушка быстро повторила знак рукой, сперва сверху вниз, а потом от плеча к плечу, который я уже видел, когда проснулся и когда раздались крики, ухватила меня за руку и потащила внутрь. Странный знак. Надо на всякий случай запомнить…

Никакой это оказался не храм! Во всяком случае, никаких священных знаков и чертежей на полу. А оказалось что-то вроде выставки картин и скульптур. Отлично, кстати выполненных. Я таких прекрасных картин в жизни не видел! Скульптуры тоже неплохи, но картины — это великолепно! Знаете, у нас принято рисовать человека только в профиль. Здесь были изображения со всех сторон, даже со спины!

Нет, ну понять идею девушки можно. Мол, у тебя грязные мысли, поди-ка прикоснись к прекрасному искусству, отрешись от суеты, почисти карму. Ну-ну… И я с любопытством пошёл вдоль стен небольшого помещения.

Света, кстати, вполне хватало. Помимо высоких, хотя и узких окон, там и сям горели свечи. Много свечей. Нерасчётливо много свечей. И стояли они в особых местах на специальной подставке. Во всяком случае, мне так показалось. Ну, ладно! Приобщимся к местной культуре!

На одной из стен, на отдельных досках, в три ряда висели какие-то портреты, вперемежку с картинами. Это мы оставим на попозже, уж очень невелики они по размерам. А сейчас поглядим большие картины, развешанные на две другие стены. И я опять восхитился. И даже не обратил внимания, что девушка Кат-рина опять завела своё «гыр-гыр-гыр!». Да ещё и в повелительном наклонении.

На первой картине убелённый сединами старец стоял на берегу моря, воздев кверху руки, и глаза его были устремлены в небо. Усталая, запорошенная дорожной пылью толпа, стоя чуть вдалеке, покорно глядела на него, по всей видимости, не ожидая ничего хорошего. Мужчины, женщины, дети, пара осликов… А вдалеке, почти сливаясь с горизонтом, мчались военные колесницы. Сюда, к этой толпе народа. Явно, не с цветами и подарками. Судя по тому, что воины были вооружены и воинственно размахивали копьями. Палило солнце, желтел мокрый песок, уныло стояли люди, а море… море отхлынуло от старца! Оно раздалось в обе стороны, образуя что-то вроде прохода, где сама морская вода стояла стеной! Чуть дальше море было как море: плескались волны, над пенными гребнями носились чайки, а здесь, перед старцем, море волшебным образом расступилось.

Я пригляделся внимательнее. Я сказал, люди стояли уныло? Большинство — да. Но вот один из толпы увидел чудесное явление и явно приободрился. Поверил в спасение от воинов на колесницах. И, чуть обернувшись к спутникам, с воодушевлением показывал им пальцем на диковинное зрелище. И те, кому он это показывал, пристально всматривались в морскую гладь, очевидно пытаясь понять, не мерещится ли им подобное диво.

Восхитительная картина! Живая. Передающая не только сюжет, но и тончайшие эмоции всех участников этого сюжета. Даже свирепость далёких воинов, каким-то чудом, художнику вполне удалось передать! Прекрасная работа!

Вторая работа мне понравилась чуть меньше. Хотя изображение тоже было, словно живое. Юноша-воин с коротким мечом, а может, кинжалом, шёл в направлении зрителей картины. На плече у него болтались ремни пращи, а сам юноша держал в свободной руке отрубленную голову. Всё бы хорошо. И воин шёл уверенной поступью, и отрубленную голову держал гордо, со сдержанным достоинством. И окружающие воины, едва намеченные контурами на самом краю картины, приветствовали победителя восторженными криками, потрясая оружием. Всё хорошо. Меня смутило только несоответствие пропорций. Уж больно огромной выглядела голова в руках юноши. Словно это был не обычный человек, а — ха-ха-ха! — великан какой-нибудь! А в остальном — превосходно!

Уже предвкушая восхищение, я подошёл к следующей картине. Танцующая девушка. Молодая, гибкая, полуобнажённая, в прозрачных, развевающихся одеждах, она танцевала в огромном зале перед троном восточного владыки. И весь танец был пронизан страстью и грацией. Владыку художник прописал великолепно! С густой, чёрной бородой, в восточных одеждах, он внимательно наблюдал танец, вот только выглядел он при этом довольно хмуро. Трон окружали другие сановники и приближённые владыки, но право, они терялись на его фоне. На кого ни взгляни — взгляд непременно возвращается к главным персонажам картины, к повелителю и девушке. Я рассматривал этих двоих и не понимал, отчего хмурится повелитель? А потом заметил то, чего не увидел при первом взгляде. Немного сбоку стоял воин с кривым мечом на поясе. Нет, ну понятно, что рядом с троном должен быть воин. Может, поэтому взгляд за него и не цеплялся. Пока я не разглядел, что у него в руках. А в руках у него было золотое блюдо. На котором лежала отрубленная голова. Бледная, измученная, со всклокоченными волосами и бородой, отрубленная голова. Понимаете? Девушка извивалась в танце, стражник держал отрубленную голову на золотом блюде, а повелитель смотрел на это и многое было в его взоре! И восхищение танцем. И складка между бровей. Восхитительная и страшная картина! Пробирающая до самых пяток!

Мне захотелось рассмотреть получше ту голову на блюде. Я шагнул ближе и потянулся к свечам, чтобы посветить. И тут же получил шлепок по руке! Кат-рина яростно зашипела неизменное «гыр-гыр-гыр!». Непонятно! Тут что, свечи можно только ставить, а брать их уже нельзя? Глупость какая! Ну, ладно, будем считать, что девушка боится пожара. Что рассматривая картину в такой близости я могу не рассчитать и поджечь её. Так и быть, рассмотрю подробности на картине позже. Когда Кат-рины поблизости не будет. И я шагнул к следующему полотну.

И застыл, словно меня громом поразило.

Там была изображена женщина. Она сидела на охапке соломы, среди бродящих там и сям овец. Одета в тунику, поверх которой тёмно-синий мафорий. Значит — замужняя. На коленях у женщины лежал запеленатый младенец. И женщина смотрела на него с любовью и нежностью. Но не это меня поразило. На младенца смотрели ещё трое мужчин. Один чернокожий, с толстыми губами и курчавыми волосами, ещё достаточно молодой. Второй белый, уже старик, с прямыми седыми волосами и седой бородой. Он слегка откинулся назад и рассматривал ребёнка вприщур, словно у него дальнозоркость. Может быть, может быть… Явно же, что глубокий старец! А третий, смуглолицый… третий был Фарн! Ну, да, вон и палка, с характерным завитком на конце! Только на картине это просто пустая палка, а в жизни Фарн вставил туда крупный самоцвет. Вот и вся разница.

Фарн! Верховный жрец Фарн! Который отправил меня на сто лет вперёд на поиски магии! Как я мог забыть?! Нет, как я мог забыть?! В краткий миг озарения я вспомнил всё!

У меня во рту пересохло, а сердце застучало не в такт и с перебоями. С дрожью я взглянул на свою руку. Есть! Есть перстень! Не пропал, пока я в беспамятстве валялся!

Уф-ф-ф!!! Камень с сердца!

Я торопливо коснулся рубином с перстня обоих ушей и губ. И явственно разобрал, что говорит Кат-рина!

Получилось примерно так: «Гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-ина пустоголовая! Ни лба не перекрестил, ни помолился перед святыми иконами? Какой же ты крестоносец? Как тебе объяснить, что тебе каяться следует, а не на полуголую Саломею пялиться! Фу, стыдоба..!».

Получилось! В самом деле получилось!

— Ты меня теперь понимаешь? — уточнил я.

Девушка поперхнулась на полуслове.

— Ты вспомнил нашу речь? — словно не веря себе, прошептала она.

— Не важно! — отмёл я возможные вопросы, — Но нам о многом надо поговорить! Ты готова мне отвечать?

— Спрашивай! — отважно согласилась Кат-рина.

[1] …правого плеча, а затем левого… Любознательному читателю: здесь нет опечатки, и авторы не ошибаются. В указанный период у католиков не было единого порядка наложения на себя крестного знамения. Иоанн Злотоуст вообще писал, что достаточно большим пальцем начертить себе крест на лбу… Только в 1570 году римский папа Пий V предписал католикам креститься строго слева направо. До этого крестное знамение делали, как кому удобно. И пальцы могли складывать по собственному желанию: и троеперстием (в честь Бога-отца, Бога-сына и Бога, духа святого), и двоеперстием (в знак двойственной, как божественной, так и человеческой, природы Господа), или креститься всей ладонью, всеми пятью пальцами (в напоминание о пяти ранах Христовых).

[2] Ветхий Завет, книга Бытие, 6:13.