О чём молчат рубины

Глава 15. Новое знакомство

Люди, которые знакомятся со мной,

думают, что я сейчас их прибью.

А на самом деле я очень стеснительный.

Фредди Меркьюри.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 01.08.1410 года.

После купания меня настолько разморило, что я даже пошатывался. Поэтому я прямо пошёл спать. На привычное место, на охапку соломы, в мертвецкой доктора Штюке. Не знаю, кому как, меня подобное соседство не слишком волновало. Как говаривал старый Фарн: «Чего мёртвых бояться? Бояться нужно живых!». И я убедился, насколько он был прав! А тот же Решехерпес? Вот, откуда он знал, что мне предстоит? А если не знал, то почему сказал: «Если понадобится пронести горящий уголь в руке…»? Поневоле призадумаешься! А ещё до этого: «Если надо лгать — лги!». Он что, будущее прозревал?

Во дворе раздавались весёлые крики, звучали здравицы, бульканье вина, переливавшегося из кружек в глотки, и пьяный смех. И в то же время я видел, что стража на стене и воротах была абсолютно трезвой. Вот что значит дисциплина! Если ты на дежурстве, хоть слюной захлебнись, а ни глотка вина сделать не имеешь права! И я ясно видел, что у крестоносцев в этом отношении порядок налажен железный.

Я осторожно крался через обширный двор, стараясь постоянно находиться в тени. Ну, не готов был я сегодня к пьянке! Если я хоть глоток выпью, меня развезёт. А оно мне надо? Ещё наболтаю чего лишнего, глядишь, очнусь опять в темнице. Бр-р-р!

Я крался, но чувствовал, что меня всё равно некоторые глаза видят. Не настолько у крестоносцев всё плохо, чтобы кто-то мог незамеченным через двор проскользнуть. Меня видели, но не окликали. Может, понимали моё состояние, и делали скидку на то, что мне довелось пережить, может, по принципу: не хочет пить? Нам больше останется! Как бы то ни было, но я благополучно добрался до своей «постели» и провалился в сон.

Разбудил меня, как уже много дней подряд, звон колокола, созывающего на молитву. Я встал, торопливо оделся и побежал к храму. Где уже собралась громадная толпа. И все трезвые, ни одного, который бы вчера упился вусмерть, а сегодня шатался бы, едва стоя на ногах. Ни одного!

Началась служба, священник читал нужные молитвы, крестоносцы в нужных местах крестились, я повторял за ними, в нужный момент, как и все остальные, пытался подтягивать пению священника и хора, в общем, изо всех сил старался слиться с толпой. А сам ждал, не начнут ли окружающие падать мне в ноги? Вроде не торопятся… И хорошо!

После службы все пошли причащаться, а я скромно встал у выхода. Мне причащаться нельзя. Я ещё не католик. Стоял, глазел по сторонам и ожидал, когда схлынет толпа молящегося народа.

— А, вот ты! — по плечу меня хлопнула здоровенная ручища, — А я уже волноваться начал: взял себе оруженосца, а его всё нету и нету… Пошли-ка!

Брат Гюнтер так и шёл со мной рядом, чуть приобняв за плечи, и негромко втолковывал:

— Фон Плауэн неспроста приказал вчера выкатить бочки с вином. Пока все пили и веселились, он исподволь сумел внушить рыцарям, что ничего удивительного не произошло. Господь зримо показал, что над тобой милость Его? Так для того и существует ордалия! Чтобы именно Бог дал ясное указание о виновности или невиновности человека. Господь и дал такое указание. Чему тут удивляться? Удивляться подобному пристало еретику и язычнику, а доброму католику видеть зримо милость Божью ничуть не удивительно. И потом: дал Господь такой знак. И что? Это же не значит, что он тебе ангельские крылья повесил? Просто показал, что ты невиновен и сжигать тебя на костре не следует… Именно такими словами говорил фон Плауэн. И рыцари согласились: да, ты не ангел. Ты обычный человек. Который оправдался по ордалии. Не более.

Я понимаю, почему на тебя взъярился фон Плауэн. Он не слишком знатного рода и в обычных условиях ему никогда великим магистром не стать. А тут такой шанс! Если он спасёт крепость, кто же выступит против? Появилась такая цель жизни, ради которой не жаль ни себя, ни, тем более, других. И вдруг — ты. Досадная помеха. Убрать помеху! Так убрать, чтобы другие «досадные помехи» устрашились и трижды подумали, нужно ли им оставаться «помехами»? И тут — раз! — и не получилось. Пришлось выкручиваться. Пришлось поить рыцарей и втолковывать в пьяные головы, что всё нормально и «ангел» это совсем не «ангел». Что нисколько не прибавило ему доброты к тебе. Учти это.

Я не знаю, ангел ты или нет. Но ты спас мне жизнь, и я у тебя в долгу. С одной стороны, спасать жизнь товарища — долг каждого рыцаря, не спорю. Но ты не рыцарь и не обязан был спасать мою жизнь. Но спас. Значит, я в долгу. Значит, должен спасти тебя. Вот я и пытаюсь изо всех сил. Поэтому и объявил тебя своим оруженосцем. Чтобы ты был под моей защитой.

Был бы ты рыцарем, тебя можно было бы объявить «гостем» замка и, под взглядами сотен глаз, дать взаимные клятвы верности и защиты. Тогда бы на тебя и взглянуть косо боялись бы! Но, повторюсь, ты не рыцарь. Ты простолюдин, торговец. А у нас не принято, чтобы рыцарь давал клятвы торговцам. Меня свои же не поймут. Да и не поверят таким клятвам. Потому и оруженосец. Понимаешь?

Я задумчиво кивнул, и брат Гюнтер продолжил:

— Оруженосец, это, конечно, защита, но это и обязанности. Оруженосец обязан всегда ходить за своим господином, чистить ему оружие… да и не только оружие, но и одежду, и сапоги, и военную амуницию, и попону для лошади… понимаешь? Но и это не главное! Главное, что оруженосец должен быть вместе с господином в гуще боя! И вовремя подавать ему оружие. Он же так и называется, оруженосец, не так ли? В основном — копьё, ибо именно копьё главное оружие рыцаря. Не меч, не секира, не булава или шестопёр, нет! Копьё! И вот представь: идёт жаркая сеча, с обоих сторон летят стрелы, болты и раскалённые ядра, бегает пехота с длинными пиками, рыцари тычут друг в друга копьями, размахивают огромными секирами и двуручными мечами, а бедный оруженосец, нагруженный всякими железками, даже защитить себя не всегда имеет возможность. Руки-то заняты! Но должен доблестно скакать рядом со своим господином и следить за его безопасностью: и копьё вовремя подать, и щит за спиной поправить, если рыцарь двуручным мечом орудует, и коня поддержать за узду, если тот споткнётся… Кажется, что это несправедливо. Больше работы в бою оруженосцу, а славу получает рыцарь. Но нет. Всё справедливо и все мы через это прошли. Все поголовно. Дело в том, что и нацелены вражеские рыцари вовсе не на оруженосцев. Какой от оруженосцев урон вражьему войску? Никакого урона. А от рыцаря? А от рыцаря прямая угроза! Бей рыцаря, не обращай внимания на оруженосцев! Потеряв своих хозяев, оруженосцы, как правило, остаются с павшим рыцарем и более участия в сражении не принимают. Поэтому — бей рыцаря!

Я к чему это говорю? Доспехи — пёс с ними, с доспехами! У меня и другие оруженосцы есть, чтобы доспехи почистить. А вот в бою, очень может быть, что тебе придётся скакать со мной, стремя в стремя, держа запасные копья в руках. Потому что, если не будешь скакать, то какой ты оруженосец? А если не оруженосец, то и защиты моей над тобой нет… Ты как в военном деле? Не подкачаешь?

— В моё время я считался неплохим бойцом, — осторожно ответил я, — И на мечах умел, и дротики бросал, и из лука в цель попадал метко…

— Дротики не в счёт, — поморщился брат Гюнтер, — Как и лук со стрелами. Что мы, на охоте, что ли? Впрочем… дам я тебе арбалет, посмотрим. А на мечах, говоришь, неплох? Вот сейчас и поглядим!

Знаете, я шёл и меня терзали сомнения. Уж больно складно говорил брат Гюнтер. Уж очень разумно. А теперь бросил взгляд и всё понял. Нас поджидал доктор фон Штюке. Вот чьи слова и мысли выражал храбрый рыцарь! Ну, да, они же друзья! Оп-па! А возле доктора рядами стояли копья, мечи, секиры, булавы, щиты, и прочее оружие. Как я успел заметить, специально затупленное. Да и доктор оказался вооружённым.

— Это место для рыцарских тренировок, — доктор фон Штюке приветственно помахал рукой, — Но сейчас здесь пусто. Самое время посмотреть без лишних глаз, чего ты стóишь. Вот тебе меч и щит. Готов? Защищайся!

— Дзинь-дзинь-дзинь! — я не успел и глазом моргнуть, а у меня уже выбили меч из рук, самого опрокинули и в горло мне нацелилось остриё.

— М-да! — крякнул за спиной брат Гюнтер.

— Бывает! — преувеличенно бодро заявил доктор, — Попробуем ещё раз!

— Дзинь-дзинь-дзинь! — результат оказался тот же. А ведь я теперь был настороже!

— Та-а-ак… — растерянно протянул доктор, — А ну-ка ещё!

— Дзинь-дзинь-дзинь! — и я опять распластался, безоружный, на спине.

— Мне кажется, я понял! — нахмурился фон Штюке, — Ну-ка, давай поменяем твой меч на более короткий!

И точно! С коротким, более привычным мечом, я почувствовал себя увереннее.

— Дзинь-дзинь-дзинь! — я кажется, сумел отразить первую атаку! — Дзинь-дзинь-дзинь! Дзинь-дзинь… — я попытался провести встречный удар, доктор ловко отступил в сторону, я «провалился» в пустоту и позорно получил пинок пониже спины. И шмякнулся.

— Ну-с, общий итог! — доктор неторопливо поставил своё оружие в ряды такого же и обернулся к брату Гюнтеру, — Возможно, в своё время наш друг и числился неплохим бойцом… Но теперь он никуда не годится. Вести такого в бой — это вести на смерть. Он не привык к нашему оружию, он не знает современных приёмов боя и он банально слаб физически!

— Вижу… — хмуро бросил брат Гюнтер, — И что же теперь делать?

— Тренировать, — пожал плечами доктор, — Тренировать до тех пор, пока хоть что-то не будет получаться. Тренировать каждый день, часов по… ну, хотя бы по десять. Больше он всё равно не выдержит. Я же говорю: физически слаб!

— А как же статус оруженосца?

— Это серьёзный вопрос! — доктор глубоко задумался, потом поднял прояснившийся взгляд, — Кажется, есть выход!

— Какой? — подался вперёд брат Гюнтер.

— Нам нужно, чтобы Андреас принимал участие в будущих битвах, не так ли? — задал фон Штюке риторический вопрос, — И для этого ты можешь послать своего оруженосца в любое место боя… туда, куда тебе нужно, где тебе кажется более важным… ведь так?

— Ну…

— Так пошли его… помогать брату Томасу! Вроде и в бою будет принимать участие, и в рукопашную не пойдёт ни в коем случае!

— А это выход! — просветлел брат Гюнтер и хлопнул меня ладонью по плечу так, что я пошатнулся, — Это выход! Слышишь, Андреас? Будешь артиллеристом! Сейчас я тебя к брату Томасу и отведу. Думаю, не откажет.

— Не откажет! — уверенно заметил фон Штюке, — У него все помощники на вылазку, в схватку просятся, рыцарский дух в них, видишь ли, играет, а ему надо таких, которые и храбрецы, и удальцы, и в открытый бой не лезут. Андреас отлично подойдёт!

— Вот и хорошо, — окончательно решил брат Гюнтер, — Так и поступим! Только запомни, Андреас! Мы с доктором фон Штюке тебе добра желаем, мы плохого не посоветуем. Если ты хочешь в нашем мире выжить — тренируйся! Тренируйся, пока не упадёшь. А, когда встанешь, опять тренируйся! Иначе, среди рыцарей ты всегда будешь выглядеть белой вороной. А хитрый фон Плауэн, рано или поздно, но обязательно подстроит, чтобы тебя кто-нибудь вызвал на поединок. Неважно из-за чего! Из-за женщины, неосторожного слова или просто, кому-то не понравится форма твоего носа… И ты уже понимаешь, что произойдёт?

— Понимаю, — буркнул я, — Не маленький.

— Поэтому и говорим от всей души: тренируйся! И вот тебе первый совет. Бери себе невыполнимые цели! К примеру, можешь ли ты выворотить вот это, вкопанное бревно?

— Боюсь, что нет, — признал я, взглянув на цель, — Это бревно метра на полтора в землю вкопано!

— А ты пробуй! И вот, когда невыполнимая цель окажется выполненной, тогда ты настолько поверишь в свои силы, что одной своей уверенностью, заранее врага победить сможешь! Ещё до поединка. Он просто откажется с тобой биться, устрашённый.

— Но это невозможно!

— Ты думаешь? А ну-ка…

Брат Гюнтер шагнул к гладко отёсанному бревну, глубоко вкопанному в землю, обхватил его двумя руками… Я с болью увидел, как не хватает ему второй ладони! Одна рука ухватила бревно, а вторая беспомощно скользила по стволу. Наконец, брат Гюнтер приловчился, чтобы правая рука только помогала целой левой. Присел. Натужился…

Я увидел, как напряглись все мышцы, все жилы гиганта, даже лицо закаменело. Бревно и не шелохнулось. Лицо брата Гюнтера начало наливаться багровым, а потом и синим цветом…

— Дружище… — встревоженным голосом начал доктор, и осёкся.

А я не поверил глазам. Громадное бревно шевельнулось и на волосок двинулось вверх! Потом ещё на волосок. И ещё! Этого не может быть! Это выше сил человеческих! Но нет, вот бревно выползло из земли на целый сантиметр, и полезло, полезло вверх! Брат Гюнтер перехватил чуть ниже и опять потащил бревно. Уже легче и увереннее.

— Дружище, достаточно! — весело воскликнул доктор. Словно бы так и намеревался с самого начала, — Мы верим, что ты полностью вытащишь это бревно, правда ведь, Андреас? Но зачем? Пусть останется в качестве тренажёра. Мы уже убедились, что невозможное возможно!

Брат Гюнтер вопросительно поглядел на меня. Я, потрясённый до глубины души, смог только судорожно глотнуть и утвердительно закивать головой. Все слова куда-то растворились. Это же какая силища! Это же… слон! Ей-богу, слон!

— И второй совет, — севшим голосом заметил брат Гюнтер, — Прежде чем тягать бревно, погляди на него. Сурово и уверенно. Так погляди, чтобы даже бревно испугалось! Уверяю, это не раз пригодится. Порой достаточно одного взгляда на человека, чтобы у него душа в пятки ушла. Ты улыбаешься, шутишь, а потом, всё так же улыбаясь, бросаешь всего один взгляд, и видишь, как твоего собеседника заморозило! Вот так и надо настоящему рыцарю! И это тоже достигается исключительно тренировкой. Понимаешь?

— Понимаю, — хрипло ответил я, — Но сколько же этому учиться надо!

— Одно помогает другому, — вклинился в разговор доктор, — Чем больше сил и умений, тем больше уверенность, чем больше уверенность, тем легче идут следующие тренировки. А значит, растут силы и умения.

— Понимаю, — повторил я.

— Ну, пошли! — брат Гюнтер, казалось, совершенно отдышался. Не было и намёка, что он только что напрягал запредельные силы.

— Да! — храбро ответил я, оглянулся на бревно и попытался грозно сдвинуть брови. Оба крестоносца весело расхохотались.

— Ничего, — утешил меня фон Штюке, — Со временем получится!

Брат Томас из Милана оказался сухопарым, вытянутым человеком, с вытянутым, лошадиным лицом, толстыми, нервно подёргивающимися губами, толстым, горбатым носом и кучерявыми волосами. А кожа у него была даже темнее моей! При виде его длинных рук, мне тут же представилась обезьяна. Впрочем, и ноги у него были тоже длинные, нескладные. Короче, брат Томас с первого взгляда произвёл на меня неприятное впечатление. Пока я не увидел его умные, иронично прищуренные глаза. И первое впечатление тут же рассыпалось напрочь.

— Ангел?! — обрадовался брат Томас, — Кстати! Доспех есть какой-нибудь?

— Мы ему бригандину[1] готовим, — ответил за меня брат Гюнтер, — Думаю, завтра готова будет.

— Жаль! — огорчился брат Томас, — Он мне сейчас в защите нужен.

— Зачем это? — ощутимо напрягся брат Гюнтер.

— Кулеврину надо на стену затащить, — вздохнул брат Томас, — Я тут, понимаешь, фон Плауэну пообещал, что кулеврины через стену стрелять будут… Сгоряча пообещал, признаю! А уже потом расчёты сделал…

Брат Томас сунул руку в матерчатый мешочек, висевший у него через плечо и выхватил стопку листов, скрученных в трубочку и перевязанных верёвочкой. Дёрнул верёвочку, развязывая узел, и зашелестел, перебирая листочки в руках.

— Вот! — потряс он одним из листочков, — Вот расчёты! Велика вероятность, что при выстреле под таким крутым углом, кулеврина попросту опрокинется! И ядро улетит бог знает куда, и сама кулеврина испортится и ещё, не дай Бог, стрелка покалечит. Нет, так стрелять нельзя! Кулеврина, она же не мортира! Но ведь я фон Плауэна обнадёжил? Слово ему дал, что кулеврины стрелять будут? Придётся затаскивать её на стену. И уж со стены…

— А доспех зачем? Если надо твою громозду на стену тащить, он только мешать будет.

— Дело не скорое, — уклончиво ответил фон Томас, — И, главное, на полдороге не бросишь! Что, если мы кулеврину до половины стены поднимем, а тут поляки на приступ пойдут? И тут такие мы беззащитные, как мишени на стене торчим. Вот их арбалетчики обрадуются! А если кого ранят или убьют, то опять же кулеврину уроним… И где мне здесь радоваться, я вас спрашиваю?

— А не слишком ли ты перестраховываешься? — сузил глаза брат Гюнтер.

— А я не за себя! — не отвёл взгляда брат Томас, — Знаешь, сколько эта кулеврина стóит? Одна доставка из Милана в такую денежку обошлась! Не считая самого изготовления. И представь, что мне скажет фон Плауэн, если мы эту кулеврину потеряем из-за того, что какой-то паршивой кирасы не надели!

— Ладно, — буркнул брат Гюнтер, — будет тебе кираса! То есть, не тебе, а Андреасу. Через десять минут будет. А бригандина будет завтра. Устраивает?

— Вполне! — расцвёл улыбкой брат Томас, суетливо сворачивая в трубочку свои листочки и вновь перевязывая их верёвочкой.

Брат Гюнтер резко развернулся на пятке и быстрым шагом ушёл в направлении оружейных складов. По всей видимости, за кирасой.

— Э-э-э… — осторожно сказал я, — А как вы рассчитали, что кулеврина перевернётся?

— О-о-о! — брат Томас пожевал толстыми губами и снисходительно поглядел на меня — Чтобы разобраться в этом вопросе, надо знать математику!

— Я знаю все четыре действия математики! — гордо заметил я, — Не только сложение и вычитание, но и умножение и деление! А также неплохо разбираюсь в геометрии!

— Неужели?! — мне показалось, что в словах брата Томаса мелькнула ирония, — Даже деление знаешь? И каким способом ты делишь?

— Корабликом, конечно!

— Ну… попробуй разделить… хотя бы… что-нибудь простенькое… ну, двести пятьдесят два на три! Но в уме!

— Ага! — я представил перед собой навощённую дощечку и стилус, — Ага! Мысленно рисуем «кораблик»…

Я сделал рукой движение, будто нарисовал: \__|__/

— Возьмём… пятьдесят! Три умножить на пятьдесят… сто пятьдесят! Мало… Записываем в левую часть «кораблика». Теперь возьмём… сто! Три умножить на сто равно триста. Много. Записываем в правую часть. Сравниваем… Правая часть ближе к нужному результату! Это значит, что надо взять не среднее, между пятьдесят и сто, а чуть ближе к ста… Возьмём… восемьдесят! Три на восемьдесят… э-э-э… двести сорок! Трудно всё в уме считать, между прочим! Итак, двести сорок меньше нужного, но уже рядом. Записываем в левую часть «кораблика» и считаем разницу. Разница составляет… двести пятьдесят два минус двести сорок… э-э-э… двенадцать! Двенадцать разделить на три… это будет… четыре! Значит правильный ответ… восемьдесят плюс четыре… восемьдесят четыре! Верно?

— Верно… — с искренним удивлением подтвердил брат Томас, и снова хитро прищурился, — Геометрию знаешь, говоришь? И ты даже знаешь отношение длины окружности к собственному диаметру?

— Конечно! — уверенно ответил я, — Они относятся друг к другу как двадцать два к семи![2]

— Гм! — брат Томас посмотрел на меня совсем другим взглядом, — Гм! А что? Давай-ка я тебе покажу свои расчёты! И посмотрим, что ты поймёшь, а что нет!

— Это что? — упавшим голосом спросил я, — увидев на подсунутом мне листке какие-то закорючки. Ведь я же давно коснулся своим рубином глаз, и теперь мог читать книги, написанные и по-немецки и по-латыни. Но это?..

— А-а-а… — губы брата Томаса растянулись в усмешке, — это арабская премудрость! Цифры!

— Я видел цифры в книге, которую читала Катерина, — заметил я, — Но они не такие!

— Ты видел римские цифры, — пожал плечами брат Томас, — А это арабские. Ими считать удобнее!

— Какая разница, какими цифрами считать?

— Э-э-э, не скажи! Между прочим, само слово «цифра» происходит от арабского слова «сифр», что означает «ноль», «ничего». Кстати, римской цифры «ноль» не существует. А зря! Очень нужная цифра. И вообще, я считаю, что самой большой пользой от Крестовых походов, — брат Томас украдкой оглянулся, — было не то, что мы отвоевали Гроб Господень, а то что мы познакомились с арабской математикой! Представляешь, мы узнали алгебру! Это тоже от арабского «аль джебра», что означает «возмещение» или «дополнение». Нужнейшая вещь для составления уравнений!

— А можно подробнее? — ткнул я пальцем в листок.

— Тебе интересно? — удивился брат Томас, — Тебе это и вправду интересно?!

— Ещё как! — с жаром подтвердил я.

— Ну, тогда… о! Вот и брат Гюнтер с кирасой! Отлично, отлично! А теперь все на стену! Будем поднимать вот эту кулеврину.

— Эту?! — ужаснулся я, — В этой железяке больше двух метров длины! Как же мы этакую тяжесть по лестнице?..

— Зачем по лестнице? — удивился брат Томас, — Ты что, не слышал такого слова: полиспаст?[3] Ах да, ты же из древних времён… Интересно, как же у вас большие сооружения строили? Неужели каждый кирпичик по лестнице вручную носили?

Мне вдруг ясно представился наш храм, величественный и монументальный, построенный среди песков, неизвестно когда и неизвестно каким образом. И я впервые задумался: сколько же туда вложено труда?!

— Это долгий разговор, — уклонился я от вопроса, — Давайте уже эту, как её? кулеврину поднимать.

— Да-да! — засуетился и брат Томас, — Пошли все на стену! Там нас уже ждут.

Стена оказалась довольно широкой, шагов в пять-шесть. И действительно, на стене столпилось с полдюжины человек, с верёвками в руках, привязанных к любопытному сооружению. Я сразу дал себе слово, что обязательно разберусь с его устройством. Вот, как ближайшее свободное время выберется, так и разберусь!

— А сверху ваша кулеврина на змею похожа! — сказал я, заглядывая со стены.

— Верно! — заулыбался брат Томас, — Слово «кулеврина» и означает «змееподобный». Как-нибудь я тебе про неё подробнее расскажу. А теперь… взялись за верёвки… и-и-и-раз!

И все дружно потянули, каждый за свой конец верёвки. Кулеврина чуть дрогнула и оторвалась от земли.

— И-и-и-раз! И-и-и-раз! — надрывался брат Томас, — Левый край! Не отставать! И-и-и-раз! И-и-и-раз! Левый край! Вашу мать! Не перекашивать ствол! И-и-и-раз! И-и-и-раз! Вот так! Хорошо идёт! И-и-и-раз! И-и-и-раз! Левый край, теперь торопитесь!

Огромная тяжесть ствола кулеврины медленно качалась где-то на середине высоты стены. Уже немного осталось…

— Поляки! — заорал не своим голосом один из дежурной стражи на стене, — Поляки пошли на приступ!

— Поляки! — подхватили несколько голосов чуть поодаль, — Поляки пошли на приступ!

— Поляки! — всё дальше и дальше вскрикивали дежурные стражники на все голоса, — Поляки пошли на приступ!

— Поляки! Поляки пошли…

— Поляки! Поляки пошли…

— Поляки…

— Поляки…

— Не отвлекаться! — рявкнул во всю глотку брат Томас, — Наш бой идёт здесь и сейчас! Наш бой — это поднять проклятую кулеврину! Готовы? И-раз! И-раз! И-раз!

Я всё же умудрился оглянуться. Ну, насчёт приступа, это стража явно погорячилась. Да, довольно большой отряд польских рыцарей скакал к стене, сопровождаемый орущей пешей толпой, потрясающей всякими железяками в руках. Некоторые небольшие отряды тащили на плечах длинные лестницы. И всё же на генеральное сражение за замок это не тянуло. Так, разведка боем. А если получится, то можно и бросить резервы в прорыв. Меня смутили только несколько подвод, которые толпа усердно тащила за собой. Подводы-то им зачем? Да ещё лошадей ведут медленно, под уздцы?

— Не спать, не спать! — торопил брат Томас, — Уже совсем чуть-чуть осталось! А потом мы по ним жахнем! Ну, последний рывок! И-раз! И-раз! И-раз! Ещё немного! И-раз! И-раз! И-раз!

Я увидел, как гладкие бока кулеврины показались над стеной. Тотчас же к ней со всех сторон потянулись сильные руки.

— Рано! — заорал брат Томас, — Поднимем её чуть выше! И-раз! И-раз! А теперь тяни её на себя, ребята! Укладывай здесь! Ноги, ноги береги! Вот так, отлично! Уф-ф-ф! А теперь… А ну-ка, все расчёты по своим местам! К мортирам! Живо! Заряжа-а-ай!

Я было рванулся вслед за остальными, но брат Томас цепко ухватил меня за плечо:

— Стой! Тебе ещё рано туда! Ты только под ногами у расчётов путаться будешь. Смотри пока, как всё должно происходить. Учить я тебя позже начну, — брат Томас зорко наблюдал за своими помощниками со стены и опять громогласно, перекрывая зычным голосом все посторонние шумы и крики, заорал, — Заряжа-а-ай!!!

[1] …бригандину готовим… Любознательному читателю: бригандина — вид средневекового доспеха, представляет из себя набор металлических пластин, наклёпанных с изнанки на суконную или льняную основу. Часто покрывалась сверху дорогой шёлковой или бархатной тканью. В переводе на современные понятия, это как под шикарный пиджак спрятать пуленепробиваемую кевларовую подкладку. В описываемое время весьма дорогая штука, позже получила очень широкое распространение. Если вы увидите на картине, как какой-нибудь рыцарь бьётся с врагом в богатой и красивой одежде, а не в блестящем доспехе, будьте уверены, он в бригандине! А вовсе не так беззащитен, как кажется.

[2] … двадцать два к семи… Любознательному читателю: не зная дробных чисел, древние математики всё же смогли с большой точностью вычислить число π, как 22/7. Действительно, получается, приблизительно 3,14. Расхождения начинаются с тысячной доли числа.

[3] Любознательному читателю: полиспаст — система подвижных и неподвижных блоков, предназначенная для подьёма тяжёлых грузов, затрачивая меньше сил. Придумана великим Архимедом (жил 287–212 гг д.н. э., т. е. наш герой и слыхом про него не слыхивал). Говорят, что именно после изобретения полиспаста Архимед произнёс свою знаменитую фразу: «Дайте мне точку опоры и я переверну Землю!». Полиспаст, как и многие другие изобретения Архимеда, широко применяется и в настоящее время.