Умение вести разговор — это талант.
Стендаль.
Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 18.09.1410 года. Ночь.
— …и помните, господин главный келарь, как только осаду снимут, главное внимание — восстановлению ветряных мельниц! Наши арендаторы мельниц — это наша главная статья доходов! — бросил в спину уходящему фон Плауэн и устало протёр глаза.
Ночь на дворе, а он всё ещё занят делами. А что поделать? Высокая должность, это не только большие права, это ещё большая ответственность. А большая ответственность подразумевает огромный объём информации. Ты должен знать всё! И донесения разведки из вражеского лагеря, и состояние своих припасов, и настроения в крестьянской среде, временно оккупированной поляками… Теперь уже точно можно сказать, что «временно оккупированной»! И слухи, которые ходят среди крестоносного войска. И ещё тысячи вопросов, которые влияют на ход событий. Потому что ты тоже должен влиять на ход событий! Ты обязан на них влиять! Иначе, какой же ты Великий магистр?..
— Есть ещё кто-то? — спросил фон Плауэн у писаря.
— Да, господин гроссмейстер. Матушка Терезия. Это настоятельница…
— Я знаю, кто это, — досадливо перебил фон Плауэн, подумал мгновение и бросил, — Проси!
Матушка Терезия вошла неслышной поступью, словно бы проплыла до самого стола, где сидел Великий магистр, неторопливо поклонилась и села на предложенный стул, подвинув его чуть ближе, чем следовало бы. Встать навстречу гостье фон Плауэн и не подумал. Вот ещё! Пусть радуется, что вообще приняли, в такое непростое время!
— Я слушаю, — сухо проговорил он.
— Я просила о приватной аудиенции…
— Я всецело доверяю своему писарю…
— И всё же я настаиваю… Речь может зайти о весьма щекотливых моментах и мне не хотелось бы лишних ушей… К тому же, я последняя из посетителей… Вы можете отпустить вашего писаря, а мы с вами побеседуем… В конце концов, не боитесь же вы одинокой, слабой женщины?!
Фон Плауэн внутренне усмехнулся. Казуистика. Давненько не приходилось сталкиваться! Казалось бы, при чём здесь «бояться одинокой женщины» и присутствие СВИДЕТЕЛЯ? Но если отказать, ты будешь выглядеть трусом. Ха! В такие игры, и в самом деле, лучше играть наедине! Сделаем вид, что поддались на провокацию!
— Идите брат Левкий, — величественно отпустил он писаря, — Сегодня вы мне больше не понадобитесь…
Писарь отвесил поясной поклон и вышел, шурша исписанными листами.
— Я слушаю, — повторил фон Плауэн.
Настоятельница придвинулась ещё чуть ближе. На Великого магистра слегка пахнуло дуновением ароматов от волос посетительницы. Она что, духами пользуется?! Она же настоятельница, ей не положено! Ах, да… скорее всего, она просто умащивает волосы благовонным маслом… А в Уставе ордена не прописано, каким именно маслом можно умащивать голову. Хоть оливковым, хоть из розовых лепестков! И всё же… странно!
— Я женщина, а следовательно не разбираюсь в войне, сражениях и всём таком прочем… — начала матушка Терезия, — Я пользуюсь только теми суждениями, которые слышу от крестоносных рыцарей… А они говорят, что осаде подходит конец. Надеюсь, это верные вести?
— Я ежедневно молю Бога об этом, — вздохнул фон Плауэн, — И, конечно, всеми своими силами способствую Провидению Божию… Да, я надеюсь, скоро осаду снимут.
— А доводилось ли вам слышать… это только слухи! Я ни на чём не настаиваю! Но, доводилось ли вам слышать, что между крестоносцами крепнет уверенность, будто это заслуга не Великого магистра, но некоего ангела Божия?.. Повторюсь, это не моя идея!
Ещё бы не слышать! Фон Плауэн почувствовал, как скрипнули его зубы. В последнее время ему всё чаще доносят этот слух! Интересно, кто его разносит? Найти бы гада и придушить, чтобы другим неповадно было!
— Нет, — любезно ответил он, — Я такого не слышал. Но, если есть Господня милость над нашим Орденом… что ж, я только рад!
— Мне рассказывали… э-э-э… даже не вспомню, кто! Но мне говорили, что если поляки снимут осаду, крестоносцы пойдут вслед, чтобы покарать негодяев?
— Мы были бы дураками, если бы этого не сделали! — улыбнулся Великий магистр, — Ряды поляков ослаблены… э-э-э… болезнями…
— Дизентерией, — вставила матушка.
— Да, дизентерией. Похоже, они не смогут противопоставить нам боеспособное войско! Что же мы будем выпускать победу из своих рук?
— Но ведь, и ту победу злые языки могут приписать ангельскому влиянию?.. О, лично я уверена в вашем таланте полководца! Но, злые языки…
— Главное, победа, — фон Плауэн постарался сказать это твёрдо, но голос дрогнул.
— Хм… Но ведь можно и противостоять… злым языкам.
— Вот как? Что вы имеете в виду?
— Если никаких ангелов не будет в рядах крестоносного войска, то ни у кого не повернётся язык отрицать ваши таланты!
— И куда же я его дену? — уныло уточнил фон Плауэн, — Мы с вами оба понимаем, про какого «ангела» речь? Он оруженосец брата Гюнтера. Допустим, я не возьму брата Гюнтера в поход, ссылаясь на его увечье. Но он ещё и подручный брата Томаса! И брата Томаса не брать? Но брат Томас — отличный артиллерист! Не брать брата Томаса — глупо! А с братом Томасом пойдёт и этот…
— Но есть другой вариант!
— Какой же?
Матушка Терезия ещё придвинулась, словно для того, чтобы понизить голос, и руки её, словно бы случайно, легли на стол. Как раз напротив рук фон Плауэна. Тому нестерпимо захотелось положить на эти белые, ухоженные руки свои ладони. И он положил бы. Если бы не понимал, что это банальная манипуляция. Им, Великим магистром, пытаются манипулировать! Не бывать этому! И фон Плауэн равнодушно откинулся на спинку кресла.
— Так, какой же другой вариант?
— Но все слышали, как вы обещали отправить этого «ангела» к папе римскому? Чтобы тот своей святой властью определил, на самом ли деле это ангел, или простой человек. Так почему бы не сделать этого сразу после снятия осады? С одной стороны — крестоносцы убедятся, что вы хозяин своего слова и выполняете его. Всегда! А с другой стороны — уберёте возможную причину будущего злословия. Никто не посмеет сказать, что окончательный разгром поляков произошёл по какой-то другой причине, кроме вашего умелого руководства… А потом и слово «окончательный» забудется. И останется в памяти одно: разгромил врага Великий магистр Генрих фон Плауэн!
— Этот приём тоже известен, — подумал про себя Великий магистр, — Но что она хочет для себя? Почему завела, и в самом деле щекотливый разговор?..
— Мне интересно, какую выгоду вы видите в этом для себя? — ровным голосом поинтересовался он, — Ведь неспроста вы пришли сюда? Вам тоже что-то надо?
— Надо… — просто ответила аббатиса.
— Что же?
— Не знаю, поймёте ли вы меня… — настоятельница доверчиво положила свою ладонь на руку фон Плауэна, словно не в силах выразить мысль словами и помогая себе жестами, — Я знаю, вы прошли длинный путь к высокому титулу, от простого крестоносца, вы много повидали и многое знаете… но это немного другое… Вы всегда были в Ордене, а Орден не знает недостатка в средствах! Да, Ордену может не хватать денег, но если не хватает, то сотни тысяч, а никак не десяток золотых монет… Поэтому мне трудно объяснить…
— Я вспоминаю, что вы пожертвовали Ордену некую сумму, — фон Плауэн руки не отдёрнул, но внутренне напрягся. Опять его пытаются соблазнить! — Если речь идёт об этом…
— Нет-нет! — возмутилась настоятельница, — То пожертвование было от чистого сердца и во имя Господа нашего! Я совсем про другое…
— Тогда я и в самом деле не понимаю.
— Ах, на самом деле всё просто! — казалось, ещё ближе придвинуться было уже нельзя, но настоятельница вместо этого наклонилась вперёд. И её крупная, красиво очерченная грудь, опасно распирающая хиджаб, колыхнулась почти прямо над столом, — Вы знаете, что в нашем монастыре есть такая послушница, сестра Катерина…
— Знаю.
— И знаете, что она графского рода…
— Тоже знаю.
— И, конечно, догадываетесь, что вместе с ней, нашему монастырю пришло крупное пожертвование от её семьи…
— Ага… — начал понимать фон Плауэн.
— Такими пожертвованиями не разбрасываются! По крайней мере, в нашей, бедной обители. А раз так, то мне нет резона торопиться с принятием её в ряды монашек. Нет, пожертвования не прекратятся… надеюсь!.. но станут гораздо скромнее. А мне хотелось бы, чтобы эти пожертвования были щедрыми… настолько щедрыми, насколько они вообще могут быть. Однако, она ходит в послушницах почтигод! И у неё нет ни одного серьёзного замечания. Тянуть с постригом становится уже почти неприличным…
— Вам нужно, чтобы она совершила серьёзный проступок! — догадался фон Плауэн.
— МНЕ этого не надо! — сделала вид, что обиделась, настоятельница, — Но если она, по молодости лет или по горячности, и в самом деле совершит нечто предосудительное… что ж! Разумеется я её прощу! Но постриг придётся перенести. А её семья, чтобы этот проступок не стал достоянием гласности, чтобы она продолжала оставаться послушницей…
— Я понял, — фон Плауэн пытался заставить себя отвести взгляд от завораживающих форм, но получалось с трудом, — Я понял, но что вы хотите конкретно от меня?
— Я так понимаю, что не одного «ангела» вы отправите к папе римскому? А снарядите, как минимум, несколько человек? И, конечно, напишете письмо? Я хотела бы, чтобы в состав этой делегации вошла и моя Катерина! С письмом от меня.
— Вы с ума сошли?! — опешил фон Плауэн, — Делегация из трёх-четырёх монахов и одной монашки! Вы представляете, что люди скажут?! И что скажет на это папа римский?! И в конце концов, что скажут ваши же монахини? Что не нашлось никого, более достойного для поездки к папе римскому, кроме юной девушки?!
— Ну, во-первых, почему бы и нет? — мягко возразила настоятельница, — Если ваши рыцари будут вести себя как… как рыцари… то ничего люди не скажут. Будут только восхищаться. А во-вторых… Во-вторых, мы не отправим их как монахов и монашку! Мы отправим их как монахов-рыцарей, сопровождающих графиню! А графинь в нашем монастыре не густо. Только одна. И, само собой, графиня будет со своей служанкой. Вы не забыли, что она не монахиня, а только послушница?
— Ага… — окончательно понял план Великий магистр, — И в пути…
— Ах, — вздохнула настоятельница, поднимая глаза кверху, — Молодость так горяча и безрассудна!
— Понимаю… — фон Плауэн всё же сумел отвести взгляд и сосредоточиться, — А может, не стоит городить огорода? Есть у нас парочка оруженосцев, весьма любезных в обхождении, приятных на вид и, по их словам, имеющих за плечами множество побед… Я имею в виду, не на ратном поле…
— Ох, нет, — пальчики аббатисы трепетно и мимолётно пробежались по тыльной стороне ладони Великого магистра, — Мы, женщины, выбираем не глазами, но сердцем. И наш выбор иногда ложится не на самых могучих и грозных, не на самых смазливых и любезных, не на самых щедрых… а порой прикипает сердце совсем к другим. И начинает внезапно колотиться в груди…
Настоятельница взглянула на Великого магистра влажным, искристым взором.
— Я полагаю, Катерина и не заметит ваших двоих… А перед Андреасом вполне может растаять… если дать им время и возможности. Растает, как…
— Как?..
— Ох-х… ну, скажем, как снег в июле! Не будем применять другие сравнения!
И пальчики аббатисы опять коснулись запястья Великого магистра.
— Кхм… Допустим, я соглашусь… Допустим, мы так и поступим, как вы предлагаете… Но какая выгода от этого Ордену?
— Про то, что этот «ангел» не отнимет больше ваших лавров, мы уже говорили, — деловито напомнила настоятельница, — А теперь рассудите: положим, папа римский и в самом деле признает в нём ангела. И он вернётся в Орден. Как бы вам хотелось, чтобы он вернулся, чистым и незапятнанным, или опороченным? Не отвечайте, и так понятно. Опороченный ангел, это уже не ангел! А что может его опорочить? Даже, если он совершит интрижку по пути, кто об этом узнает? Другое дело, если вместе с ним возвратится зримое подтверждение его порочности! Пусть даже не вашего монастыря… Даже, если папа не признает ангела, всё равно, вам же удобнее будет, если этот человек запятнает себя каким-то бесчестием! Кстати! Я хотела бы просить вас, чтобы до возвращения делегации, мы продолжали получать приют в ваших стенах! Я, конечно, после снятия осады, отправлю мать-келаря и мать-казначея, чтобы они посмотрели, что сталось с нашим монастырём и приняли меры по его благоустройству… но остальные монашки пусть пока побудут здесь. Вы же не будете возражать?..
— Но это лишний соблазн… — проворчал фон Плауэн, отчётливо наблюдая «соблазн» прямо перед собой.
— Вовсе нет! — живо возразила настоятельница, — Ведь основные силы крестоносцев, как вы говорите, ринутся в погоню за врагом! Останутся только караульные подразделения. А у них и без того тяжёлая служба. Не до соблазнов им. К тому же, если вы оставите рыцарей постарше, поопытнее, умеющих держать себя в руках…
— Кхм… Может быть, может быть…
— Но я прошу вас… — пальчики аббатисы в третий раз опустились на мужское запястье, — Ну что вам стóит?..
— Кхм… То есть… если я снаряжаю делегацию… значит, я беру на себя и все расходы, в том числе, расходы на содержание вашей графини. Не могу же я допустить, чтобы мои рыцари поселились в трактире и ели приличную еду, в то время, как ваша послушница будет спать где попало голодная? Это вы хотели мне предложить? Но, допустим! Кроме того, я должен буду содержать её служанку? Кстати, где вы возьмёте служанку?
— Тут столько народа укрылось за стенами замка от врагов! Думаю, найти приличную девушку для услужения будет не сложно!
— Допустим… И я тоже должен буду её содержать… А ещё я должен выделить ей карету. Не пойдёт же она пешком, или не поедет верхом на лошади? До самой резиденции папы римского? Значит, карета. Значит, лошади. Значит, кучер. И это тоже за мой счёт?
— Разве это серьёзные расходы для Ордена?!
— Серьёзные или не серьёзные, всё равно — расходы. А также, пару месяцев я буду разделять расходы на содержание примерно двадцати монахинь, которые будут жить в нашем замке? Пусть не еда, но дрова, свечи и другое, по мелочи… Кхм… И что же я за это буду иметь?
— Всё! — жарко выдохнула настоятельница, — Всё… что можно счесть приличным.
Фон Плауэну вдруг стало смешно и он с усилием подавил улыбку, не позволив ей прорваться наружу. Он многое знал про нравы крестоносцев. Знал и некоторые тайны бывших Великих магистров. Не все из них, подобно Конраду фон Юнгингену, блюли клятву целомудрия и безгрешности. Некоторые устраивали шумные попойки для высшего руководства Ордена, приглашая на них местных шлюх из города Мариенбурга, который прямо за стенами замка. И эти шлюхи визгливо пели и плясали прямо на столах, бесстыдно оголяя ноги! А может, дело заходило и ещё дальше? Но, как бы то ни было, всегда Великие магистры пользовали шлюх! А сейчас какая-то аббатиса, прикидываясь шлюхой, пытается пользовать Великого магистра?! Не смешно ли?.. А впрочем, почему бы не доиграть комедию?..
— Может быть, вина? — фон Плауэн постарался, чтобы голос выглядел взволнованно.
— Да! Капельку… У вас так жарко!..
Фон Плауэн встал, вынужденно разрывая сомкнутые руки, достал небольшой кувшинчик и два позолоченных кубка. Плеснул немного вина.
— Отведайте: чудесная лоза, восхитительный вкус и обворожительное послевкусие!
Настоятельница сделала глоток и медленно облизала пухлые губы кончиком языка:
— Признаться, не разобрала вкуса! У меня в голове всё кружится! Наверное потому, что здесь так жарко! Ох, нас же никто не видит?..
Настоятельница сделала вид, что оглянулась, и сняла с себя головное покрывало. Встряхнула головой, расправляя волосы, и опять поплыл мягкий аромат благовоний.
— У вас больше нет вопросов? — сухо уточнил фон Плауэн. Глаза его смеялись, хотя сам он оставался подчёркнуто серьёзен.
— Что?..
— Я спрашиваю, других вопросов испрошенной вами аудиенции не осталось?
— Н-нет…
— В таком случае, я не задерживаю вас. Я обещаю хорошенько подумать над вашим предложением.
Аббатиса порывисто встала. Гневно сверкнула глазами. Неторопливо надела головное покрывало. Прошла к дверям и на пороге резко обернулась:
— Вы спрашивали, что вы будете иметь взамен? Славу, честь, признание и ни одного косого взгляда в спину, вот что вы будете иметь!
— Да-да, это я уже понял… Вы можете начинать писать письмо его святейшеству!
— Уже написано! Осталось только дату поставить! — Настоятельница порывисто шагнула за дверь.
Фон Плауэн отставил в сторону кубок с вином. Сложил ладони в молитвенном жесте, облокотился локтями на стол и глубоко задумался. Он перебирал каждое слово прошедшей беседы, вспоминая не только слова, но и жесты, интонацию, тембр голоса… Надо будет позже уточнить, откуда эта аббатиса, из какого рода. И не враждует ли её род с родом де Мино, родом послушницы Катерины. Впрочем, не это главное.
Через двадцать минут Великий магистр встал и прошёл в соседнюю комнату, где беззастенчиво разбудил спящего писаря.
— Брат Левкий, — властно приказал он, — Ступайте и немедленно разыщите брата Марциана из Перуджи. И пусть незамедлительно явится ко мне, хоть прямо в исподнем, мне всё равно, лишь бы быстрее.
Ночь обещала быть долгой.