О чём молчат рубины

Глава 35. Как всё запутано!

Путешествия учат больше, чем что бы то ни было.

Иногда один день, проведенный в других местах,

дает больше, чем десять лет жизни дома.

Анатоль Франс.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, Берент — Бютов, 22.09.1410 года.

Довольно поздно мы в этот раз дотащились до очередного трактира, из-за задержки в пути. Сегодня Шарик был обласкан, потрёпан по морде и поглажен по гриве сразу четырьмя руками. Катерина, когда узнала о его подвигах, тоже пожелала поблагодарить умное животное за отличную службу. Рыжая Эльке тоже было сунулась к коню, вместе с хозяйкой, но Шарик так на неё покосился, что бедная девушка аж присела от испуга. И не рискнула приблизиться ближе двух шагов. Зато Катерина скормила Шарику весь остаток яблок и ещё послала Эльке за морковкой. И, пока я чистил коня щёткой и скрёб ему копыта, Катерина пичкала коня вкусностями. Шарик настолько подобрел, что даже внешне стал не так уж на демона похожим. Во всяком случае, не скалился, как обычно, на всех окружающих коней, когда я его в конюшню завёл.

В трактире уже было шумно и весело. Молодые пары отплясывали под разухабистую музыку, а люди постарше, предсказуемо, накачивались пивом. Наше посольство занимало точно такие же места, что и раньше. Брат Марциан задумчиво поглаживал щёку, явно раздумывая о происшествии, брат Вилфид вообразил себя кувшином и вознамерился заполнить себя вином, то и дело прикладываясь к кружке, брат Ульрих восседал с видом принца-консорта,[1] брезгливо оглядываясь вокруг себя, мрачный брат Лудвиг, не глядя, запихивал в себя всё, что попалось. Бравые оруженосцы опять травили военные байки, как они были на волосок от посвящения в рыцари, и если бы кто-то стал свидетелем их подвигов… о! они бы сами теперь имели оруженосцев! Да вот, беда, свидетелей не оказалось…

Окружающие весело смеялись и тут же принимались рассказывать собственные истории. Опять же, под заливистый хохот друзей.

Как и в прошлый раз, брат Марциан сделал приглашающий жест, и я уселся за стол. Не менее мрачный, чем брат Лудвиг. У меня закралась мысль — я просто обязан был её рассмотреть! — что засада была не против посольства… а против меня. А что? Вот, сидит такой, предатель Нишвахтус, сидит, похохатывает. Как он ловко провернул, что последнюю надежду жрецов забросил в немыслимую даль веков. А потом вдруг спохватывается: а дальше-то, дальше-то что? Через эту самую даль веков, тот самый парень всё равно завладеет рубином? А значит, все его потуги псу под хвост? И что сделает предатель? Сможет ли он организовать на меня покушение, чтобы оно произошло через полторы тысячи лет?! Вот я, смог бы так придумать? Если я смогу, то и Нишвахтус сможет. Поэтому я глодал жареную свиную ножку, не чувствуя вкуса, и напряжённо размышлял.

Знавал я разные секты, в том числе секту профессиональных убийц. Да что там! В моё время в Индии целая каста была! Поклонялась богине Кали, богине смерти, и высшей целью жизни считала смерть. И себе и другим. Да-да, по всякому можно людям мозги затуманить! Но может ли просуществовать такая секта, целью которой является убийство единственного человека, который появится через полторы тысячи лет?!

Нет, решил я, такой секты воспитать невозможно. Если считать, что за сто лет меняется четыре поколения людей, то за полторы тысячи лет сменится… да! шестьдесят поколений! Представляете? Шестьдесят раз родится новое потомство, которое надо будет научить искусству убийства и внушить ненависть к человеку, которого они не знают и не узнают никогда на протяжении целой жизни. Но, в свою очередь, должны будут воспитать в ненависти к нему своих детей. И так шестьдесят раз? Нет, не верю! Можно, пожалуй, вздохнуть спокойно. Но что-то всё равно волновало меня, не давая покоя.

Очнулся я, когда в таверне раздались крики. Назревала драка. Обычная, пьяная драка. Двое крестьян не поделили очередной кувшин пива и теперь яростно спорили, хватая друг друга за грудки. Остальные, вместо того, чтобы остановить хмельных дураков, только подзуживали их, сами весело посмеиваясь.

— Бац! — прозвучал первый удар.

— Бац! Бац! — не остался в долгу пострадавший.

— Я тебе ухо откушу! — взревел первый, бросаясь врукопашную.

— А ну, цыц!!! — прозвучало громогласно, и из кухонного помещения выскочил здоровенный мужик, самого разбойного вида. Одной рукой он ухватил за шиворот первого буяна, второй рукой второго и, нисколько не напрягаясь, подтащил их к входной двери.

— Бамс! — получил пинок под заднее место первый, вылетая в открытую дверь.

— А меня за что? — пискнул было второй.

— Бамс! — не стал разбираться громила, точно таким же пинком отправляя в полёт второго. Отряхнул руки, сурово поглядел на приунывших собутыльников, не дождавшихся развлечения, и опять отправился на кухню.

— Повар наш! — гордо шепнул нам хозяин, — Верите ли? Телячью тушу руками напополам разрывает!

— А кстати! — радостно заорал хозяин, подходя к притихшему столику, — Пиво-то своё ни один из них не допил! Все видят?! Все свидетели?! На четыре кувшина потянет! За их счёт!

— Ура!!! — зашумел весь столик, — Тащи пива!!!

Ну, что ж, неплохая замена несостоявшейся драки…

— Брат Марциан! — окликнул я, — А, кстати, ведь красивая смерть — это высшая рыцарская доблесть, не так ли? А если рыцарь умрёт не в бою, а с перепою? Будет это рыцарским поступком?

Брат Вилфрид чуть вином не поперхнулся. Катерина нахмурилась. А брат Марциан задумчиво пошевелил бровями и улыбнулся:

— Это смотря с какого перепою! Если в какой-то захудалой таверне, подавившись кислым вином, какой же это рыцарский поступок? Не прибавится у него за это очков в небесной канцелярии! А вот, если после славной битвы, во время славной пьянки по поводу победы… Почему бы и нет?.. Ведь это была славная битва и славная пьянка! Вполне допустимая кончина для рыцаря!

И зачем я спросил? Не иначе, размышлениями о секте убийц невеяло…

Утром слегка задержались. Брат Лудвиг выбирал себе коня. Не спрашивайте, как окружающие барышники догадались, что нам нужен конь! Для меня это тоже загадка! Воистину, в этом мире и в это время, нет понятия «тайна». А если есть, то это уже тайна тайн! Вроде как у меня. В любом случае, не меньше полутора десятков замечательных жеребцов плясали во дворе трактира, а брат Лудвиг придирчиво бродил между ними, тяжело опираясь на палку. Четверо барышников наперебой расхваливали каждый своих коней. Посольство терпеливо ждало. Брат Лудвиг не спешил. То заставлял коня пробежаться по кругу в поводу, то пытался испугать его резкими звуками, то внимательно ощупывал коню бабки… Он всем жеребцам в глаза посмотрел! А про то, что он каждому коню каждый зуб проверил, я уж молчу.

— Этот — ткнул он наконец пальцем в статного жеребца буланой, золотисто-песочной масти, с чёрными гривой, хвостом и чёрными ногами, вроде чулочков.

— И всего шесть золотых! — встрепенулся одни из барышников, — Ай, что делаю! Себе в убыток продаю! Только для господ крестоносцев!

Брат Марциан переглянулся с братом Ульрихом.

— Четыре, — лениво проронил брат Ульрих, — От силы, четыре с половиной. Если пять, то это уже расточительство.

— Шесть! — упёрся барышник.

— Выбирай другого коня, — с деланным равнодушием посоветовал брат Марциан Лудвигу, — Пусть кто-то другой заработает…

Нет, всё понятно. Никто ничего другого выбирать не будет. Но барышник скинет цену. Ещё поторгуются. Опять сделают вид, что никто в сделке не заинтересован. Опять скинут цену. И обязательно сторгуются, как раз в районе пяти золотых. Вот только брат Лудвиг заартачился, не то, не понимая простых правил торговли, не то просто из вредности.

— Ты обещал любую лошадь! — развернулся он всем корпусом к брату Марциану, — И сказал, что за любые деньги! Не хочу другую! Хочу эту!

— Я сказал, что за любые деньги, — опешил брат Марциан, — Но я имел в виду, за любые разумные деньги! Шесть золотых — неразумная цена!

— Хочу. Этого. Жеребца! — раздельно повторил Лудвиг, — И мне плевать, сколько он стоит!

— А стоит он ровно шесть золотых! — с проснувшейся надеждой подхватил барышник.

Брат Марциан снова переглянулся с братом Ульрихом. Тот равнодушно пожал плечами и отвернулся. Он своё слово сказал и менять его не был намерен.

Я видел, как медленно закипал брат Марциан. Отчитать брата Лудвига, словно мальчишку, при посторонних, он не мог — урон чести для Ордена. Да и вообще, прилюдно отчитывать рыцаря, это не лучшее решение. Но тогда придётся жертвовать золотой монетой? Выданной для всего посольства?

— Хорошо, — закаменевшим лицом проговорил брат Марциан барышнику, — Ты получишь свои деньги… Собираемся! Едем!

Один из оруженосцев бросился под копыта купленного жеребца, чтобы брат Лудвиг мог использовать его тело, словно ступеньку, но Лудвиг не стал его дожидаться. Несмотря на хромоту правой ноги и палку в руках, он оттолкнулся от земли левой ногой и сам вскочил в седло. Легко и гордо. Эх, мне бы так! Впрочем, я заметил, как на долю секунды его лицо исказилось болью. Я принялся засовывать левый носок ноги в стремя, неловко подпрыгивая на правой ноге. Шарик стоял, словно статуя. Ну… толчок — и я в седле! Хм!.. А уже неплохо получается! Что значит, привычка!

Брат Лудвиг как раз проезжал мимо нас, мимо морды Шарика. Не знаю, случайно ли или по умыслу, но когда морда буланого поравнялась с мордой моего красавца, Шарик громко фыркнул, прямо в ухо буланому. Тот от неожиданности шарахнулся в сторону, и брат Лудвиг опять скривился от боли. Его рука с плетью дёрнулась, но между нами шагнул брат Марциан, и Лудвиг опустил руку.

— Если ты… — с ненавистью выдохнул он, глядя прямо мне в глаза, — Если ты испортишь мне и этого коня…

И тронул своего жеребца шпорами, заставив совершить длинный прыжок. Обдав нас пылью и грязью с копыт буланого. Шарик вытянул свою шею в его сторону и ожесточённо потряс гривой.

Всё ясно. Нам пригрозили. А мы против. И как с этим бороться?..

По совету хозяина трактира поехали в направлении Бютова, или как сказал на польский лад хозяин: Бытув. Отчего брат Марциан нахмурился и стал раздражителен. А на мой вопрос, отчего так, мрачно процедил, что без твёрдой руки Ордена, тут все слишком ополячились. И нужно немедленно докладывать Великому магистру, чтобы принял меры. Высечь, к примеру, до полусмерти, на центральной площади, одного из таких, любителей польских названий, чтобы другим живой пример был… или мёртвый, если тот не выдержит наказания. Мёртвый, может, ещё и лучше! Что такое, в самом деле?! Земли принадлежат Тевтонскому Ордену, а названия в ходу польские?!

— Направление, хоть, верное дали? — уточнил я.

— Здесь, по сути, одно направление, — заверил брат Марциан, — Если путь на запад держать. А мы сейчас на запад и движемся.

— Зачем же спрашивать у трактирщика? — удивился я.

— Мало ли что творится на дороге и в округе? — удивился в ответ брат Марциан, — К примеру, восстание крестьян? И куда мы в лапы восставших попрёмся?

— А что, часто восстания бывают?

— Случаются… — неохотно ответил брат Марциан, отворачиваясь.

— А вот, как получилось, что брат Лудвиг так быстро поправился? — постарался я перевести тему разговора. В разговоре запоминаются начало разговора и конец. Мне не хотелось бы, чтобы вспоминая наш разговор, брат Марциан чувствовал досаду. И связывал эту досаду со мной, — У нас в посольстве доктор есть?

— Какой ещё «доктор»? — не понял брат Марциан, — У него же простой вывих был! Ему этот вывих прямо на месте и вправили. Любой так может, даже оруженосец. Благо, такие вещи на каждом шагу встречаются. А на ночь больное колено капустным листом обернули. Первое средство, уж можешь поверить! И утром полегчало.

— А если бы оказался перелом? — коварно уточнил я.

— Тогда пришлось бы оставить брата Лудвига в трактире, — вздохнул брат Марциан, — Один оруженосец остался бы при господине и проследил бы, чтобы трактирщик нашёл лучшего доктора. А второй отправился бы назад, в Мариенбург, с докладом о случившемся. Думаю, через несколько дней за Лудвигом пришла бы подвода с сеном и приехал бы кто-то из наших докторов…

— Понятно… — задумался я.

Получается, брату Лудвигу повезло, что не убился насмерть, а мне не повезло, что он так легко отделался. Если бы ему пришлось чуть хуже, я был бы более свободен… А кстати! Я только что заметил, что Шарик идёт вровень с братом Марцианом и не пытается его обогнать. Ай, Шарик, умница! Ай, молодец! С меня морковка! Сейчас, отъедем к карете, там у Катерины обязательно найдётся!

Сегодня ехали с великой опаской, постоянно высылая вперёд и в стороны парные разъезды разведчиков, которые предупредили бы посольство обо всём подозрительном. Но ничего подозрительного не было. Обычная дорога, обычные кусты и деревья… И незачем было при каждом шорохе листьев хвататься за рукоять меча.

— А может, и не на нас была засада? — спросил я брата Марциана ближе к обеду, — Может, перепутали с кем-то? Не одни же мы по дороге едем?

— Может, — согласился брат Марциан, — А может быть и на нас…

И тут же отправил очередную пару разведчиков. Что сказать? Профессиональный воин… Ему виднее!

На очередном привале мы отчего-то замешкались. Я уже напоил Шарика, и прохаживался с ним взад-вперёд, как вдруг, невдалеке, среди зарослей, мне на глаза попалось дерево. Само дерево никакого интереса не представляло, вот только диаметр его ствола оказался точь-в-точь как диаметр тренажёрных брёвен в Мариенбурге. Мне стало стыдно. Я вспомнил, как на прощание брат Гюнтер убеждал меня ни при каких обстоятельствах не прекращать тренировок… А я уже второй день… Даже третий, если считать день отъезда… Ай, нехорошо…

— А почему бы нет? — подумал я про себя, — Попробую вырвать дерево с корнем! Обычное статическое упражнение… Пока там ещё посольство ехать соберётся… Даже, если они тронутся, что я, не догоню их, что ли? Это на Шарике-то?! Пф-ф!..

Преисполненный решимости, я смело подошёл к дереву и плотно обхватил его руками. И потянул, напрягая все мышцы спины. Ожидаемо, дерево не шелохнулось.

— Ы-ы-ы… У-у-у-ф-ф-ф! М-м-м… Фух-х-х!.. — запыхтел я, воюя с непокорным деревом.

— А-а-а-а-а!!!! — вспугнутыми перепёлками выскочили из-за соседнего куста две перепуганные девушки, бросаясь к нашему отряду, — А-а-а-а-а!!! Медведь!!!!

Упс!!! Так вот почему наш отряд замешкался… Ждали девушек. А девушки решили… как бы это?.. проветриться…

Пришлось выбираться из кустов. И на лице моём читалось раскаяние. Я в самом деле раскаивался! Ну, кто меня, в самом деле, в кусты гнал?!

Весь отряд ощетинился оружием. Кто с копьём, кто с секирой, кто с боевым топором… А некоторые и с взведёнными арбалетами!..

— Андреас?! — нервно хихикнула Катерина, — Это ты?! Не медведь?..

Пришлось объяснять, как так вышло. Под громкий хохот всего отряда. Я и сам к концу нервно посмеивался. Не удивлюсь, если теперь за мной закрепится прозвище «косолапый» Андреас…

— Смех смехом, а ведь, и настоящий медведь мог там быть, — оборвал нашу весёлость брат Марциан, — Вот что, девушки, возьмите-ка на всякий случай арбалет, а то и пару. Захочется в очередной раз… хм!.. цветочки понюхать, обязательно берите их с собой. Ну так, на всякий случай… А вообще говоря, в карете для таких вещей есть ночная ваза. Я знаю, я перед отъездом проверял!

Вспомнив про брата Гюнтера, я вспомнил и про его прощальный подарок. Взял мешок с телеги и оттащил его в карету. Рассмотреть, что и как. Тут же в мешок сунула любопытный нос и Катерина. Изо всей силы делая вид, что ей и не очень-то интересно.

В мешке нашлись многие нужные и полезные вещи. Тёплый кафтан. Тёплая, вязаная рубашка. Комплект роскошного наряда, который и графу надеть не будет стыдно, сплошь шелка и бархат. Ещё одна бригандина… что интересно, один в один с рубашкой из комплекта. Только та чисто бархатная, а на этой под бархатом — стальные пластины. Засапожный нож. Мешочек… что это? А! Это огниво, тут и кремень, и кресало и даже готовый трут! Прекрасно, прекрасно! Мешчек побольше… Деньги?.. Ну зачем мне деньги?! А впрочем… даже хорошо! Наоборот, надо всем рассказать, что Гюнтер дал мне денег! И не говорить, сколько именно! Чтобы не возникало вопросов, если мне придётся что-то потратить. Прекрасно!

— О! Совсем неплохо для нищенствующего ордена! — прокомментировала Катерина, — Тут и дублоны, и флорины, и цехины, и экю… А серебра-то, серебра! Вот, кстати, сольдо и шиллинг… Как любопытно!

— Что любопытно? — не понял я.

— То, что встретились сольдо итальянских государств и немецкий шиллинг.

— И что тут любопытного?

— Только то, что у них общий предок. Древнеримский солид. Солид — это золотая, полновесная монета, выпущенная императором Константином. Поскольку монета очень дорогая, для удобства выпускались монеты и в половину солида и даже в треть. Семис и триес. Ну, положим, Константину было из чего чеканить деньги… Римская империя покрыла половину мира и могла нагрести себе золота. А когда эта империя пала, оказалось, что в Европе не так-то много золотых запасов. И монета стала серебряной, разумеется, потеряв в цене. А название осталось. Шиллинг — это германизированное название солида. Сольдо тоже имеет в предках солид. И тоже, теперь это мелкая монетка… Кстати, в последнее время наёмников всё чаще называют солдатами… не слышал? Это как бы в насмешку. Мол, цена этому наёмнику, не больше сольдо. И жизнь его столько же стоит. Оттого и солдат.

— А эти?

— Разменная монета. Пфенниги, геллеры…

— И это всё имеет хождение?!

— Ха! Здесь всё имеет хождение! Хоть серебряный арабский дирхем, хоть медный татарский пул! Даже, если на рынке торговцы не возьмут, всегда найдутся менялы, которые поменяют деньги по курсу… правда курс у них драконовский…

— Та-а-ак! Ближайший день посвящаем финансовым вопросам! Например, что дороже, флорин или цехин?

— Одинаковы! Только флорин начали выпускать раньше во Флоренции. А потом веницианцы начали выпускать свои цехины, в подражание флоринам. С тем же содержанием золота, только изображение разное. А, поскольку на монете латинская надпись: «SIT TIBI CHRISTE DATUS, QUEM TU REGIS ISTE DUCATUS»…

— Это герцогство, которым ты правишь, тебе, Христос, посвящается… — автоматически перевёл я.

— Да… так вот, последнее слово «дукатус». И монеты стали называть дукатами. А потом такие же монеты-дукаты стали чеканить не только в Венеции… И веницианские, для отличия, стали цехинами. От слова «цехха», что значит, «монетный двор».

— Угу, — понятливо кивнул я, — Значит, все золотые монеты одного достоинства?

— Ну, почти… Не считая того, что во флорине около трёх с половиной грамм золота, а в экю больше четырёх с половиной грамм… И вообще, эту монету правильнее называть «денье». А экю — это простонародное, оттого, что на монете изображён щит. А есть ещё «экю с троном», «экю с короной», «экю с солнцем»…

— Так, всё! — решительно отрезал я, — Пока я окончательно не запутался, давай всё по порядку: от самого мелкого к самому крупному. И в каком они соотношении друг с другом!

— Давай! — легко согласилась Катерина, — Хм! Чуть больше двухсот лет назад, в тысяча двести восьмидесятом году, в Чехии обнаружили запасы серебра… Хитрый король Вацлав Второй запретил хождение в Чехии свободного серебра! А только в виде монеты. И всё серебро, добытое на серебряных рудниках, вынужденно сдавалось в чешский монетный двор. А там из них начали шлёпать «пражские гроши». Даже иностранцы не могли купить в Чехии серебряные слитки! Только монеты! А, как понимаешь, монеты дороже слитков! Так вот, в пражском гроше… где-то я видела у тебя… а, вот он! В пражском гроше двенадцать геллеров. У тебя тоже были… дай посмотрю… вот! Медная монетка. Аналог геллеру — пфенниг. Вот он. А аналог пражскому грошу — мейсенский грош. Но мейсенские гроши, они разные бывают! Первые, полновесные монеты, с хорошим содержанием серебра, называются «широкие грошены». А потом содержание серебра снизили. И монеты стали «крестовыми грошенами», потому что там на аверсе изображён крест. То есть, крестовый грошен дешевле широкого грошена! Хотя и тот и другой — мейсенский грош. А потом грош ещё подешевел и стал «шильдгрошеном», потому что там изображён щит в лапах льва. А потом мейсенский грош стал «шокгрошеном»! Слово «шок» означает «шестьдесят». Это значит, что шокгрошен стал равен одной шестидесятой рейнского гольдгульдена… Дай-ка посмотрю в твоём мешочке…

Я слушал, открыв рот. Как здесь всё запутано-то, оказывается! А знать надо. Иначе, любой торговец облапошит, обведёт вокруг пальца… А ведь, мы ещё мешок Гюнтера до конца не разобрали. Я мельком заглянул — там ещё книги есть. Наверняка, Святое писание! А может, и ещё что-то.

— Вот он! — торжествующе воскликнула Катерина, — Вот он, гольдгульден!

И мы углубились в финансы…

[1] … принц-консорт… Любознательному читателю: принц-консорт — это супруг королевы, сам не являющийся королём. Титулование — «ваше королевское высочество». Дело в том, что в раннем и среднем средневековье, до того, как монархия стала абсолютной, должность короля утверждалась собранием высших дворян. То есть, высшая знать соглашалась между собой признать или не признать данного претендента королём. И далеко не факт, что женитьба на королеве приводила к такому автоматическому признанию. С другой стороны, королевы тоже не выходили замуж за кого попало. Как правило, это был король другой страны, и в этом случае, он был и королём и «вашим королевским величеством» (без упоминания страны). Характерный пример: в 1469 году семнадцатилетний Фердинанд II, уже король Сицилии, женился на Изабелле I, королеве Кастилии. Но королём Кастилии его признали только в 1475 году, после многих политических потрясений, да и то, казна и войско оставались в исключительном распоряжении Изабеллы…