Самое опасное в войне — это недооценить
противника и успокоиться на том, что мы сильнее.
Владимир Ульянов (Ленин).
Бранденбуржское курфюршество, Солдин-Кострин, 04.10.1410 года.
— Шарик! — укоризненно воскликнул я, плотно сжимая колени, — Ну, сколько можно?!
Хитрый конь опять вынес меня чуть впереди группы рыцарей. Совсем незаметно прибавляя ход, когда я был занят беседой. Вроде едешь среди рыцарей, оглянешься, а ты уже впереди! Притормозишь, опять вклинишься в общий строй, оглянешься — опять впереди! Ну, Шарик! Ну, пройдоха!
Да, конечно, я бы с удовольствием сейчас ехал в карете, слушая познавательные рассказы Катерины, но… девушка прикусила губу! Что же я буду её мучить, требуя рассказов? Ладно, если бы она была рабыней, хотя даже рабыню порой бывает жалко, но она же свободный человек? И даже из местной знати? Пришлось трястись в седле. Впрочем, не без пользы. Брат Марциан вспоминал молодость и битвы, в которых ему довелось участвовать. Полезный опыт! Хотя, брат Ульрих порой скептически хмыкал, и я понимал, что Марциан слегка… э-э-э… преувеличивает, но ведь, красиво не сбрехнуть, так и истории не рассказать! Не так ли?
— … и вот, лезет на меня этот вражеский рыцарь, — продолжал свой рассказ Марциан, — а я гляжу: Голиаф! Право слово: Голиаф! Шестопёром, словно пёрышком помахивает. А шестопёр — в половину вот этой сосны! И это только ручка! И лошадь под ним такая, что мне понадобилась бы лестница, ступенек в восемь, чтобы на эту лошадь залезть! Да ещё придётся с верхней ступеньки подпрыгнуть! Ну, думаю… что там опять у них?!
Наш передовой дозор в очередной, наверное, сто двадцатый раз, остановился и один из оруженосцев вскинул руку. Рыцари тоже остановили коней. И только мой хитрый Шарик решил воспользоваться моментом, чтобы занять лидерство. И весело скакнул вперёд.
— Бей! — раздался выкрик из леса.
Следующие три-четыре мгновения я описать не могу: не разглядел. Шарик, самым неестественным образом выгнулся и шарахнулся назад, да ещё резко встал на дыбы. Меня буквально швырнуло на конскую шею, чуть не вырвав из седла. Поневоле я распластался бесформенной кляксой, инстинктивно ухватившись за гриву. И только через пару секунд, тянувшихся, словно пара часов, конь снова встал на ноги, и я смог принять вертикальное положение.
Крестоносцев рядом уже не было. Крестоносцы были в лесу. С обнажённым оружием. Только брат Марциан остался рядом со мной, зорко наблюдая за происходящим. А крестоносцы метались между деревьев, разя нападающих. Наповал. С одного удара.
Я уже говорил, что я не лесной житель, я больше специалист по пустыням. И мне казалось, что при известной ловкости, в лесу можно спастись от всадника, петляя между деревьев. Господи, что за глупости были в моей голове! Теперь я убедился: нельзя спастись в лесу пешему от всадника! Никак нельзя! Только теперь я вспомнил, что все эти люди, все эти рыцари, они не только бойцы, они ещё и охотники. А дикий зверь, уж во всяком случае попроворнее неуклюжего человека! И лес для дикого зверя — дом родной. Но не может уйти дикий зверь от всадника, не может! Чего же вы от людей хотите?..
— Одного взять живым!! — воскликнул Марциан, — Вон того! Кривого! Ах, твою мать!! Прошу прощения, сударыня…
Сударыня?.. А, это уже подъехала карета, и Катерина успела выскочить из неё, и теперь стояла на дороге, хищно поводя арбалетом из стороны в сторону. А к нам уже подскакал арьергард, окружив карету справа и слева, внимательно вглядываясь в лесную чащу по обе стороны дороги.
Из леса выехал брат Ульрих и уныло развёл руки в стороны.
— Ладно… — буркнул Марциан, — Чего там… Выноси! Хоть посмотрим, что за люди…
Одного за другим, оруженосцы принялись выносить порубленных нападающих. Пятерых. Четверо посечены мечами и клевцами, пятый, с грязной повязкой на глазу, с арбалетным болтом в груди. Катерина? Я не видел, чтобы она выстрелила!
Я оглянулся. Ну, да. Девушка осторожно разрядила арбалет, вынув целую стрелу, а потом устало присела на ступеньки кареты.
— Хороший у тебя конь, Андреас! — вздохнул Марциан, — За такого коня и сорока золотых не жалко!
И он попытался потрепать коня по гриве. КЛАЦ! Шарик щёлкнул зубами в миллиметре от протянутой ладони. Марциан отдёрнул руку.
— …А может, и всех пятидесяти! — закончил он.
— А что случилось? — заторможено уточнил я, — Я как-то и разглядеть не успел!
— В тебя дали залп! — любезно объяснил Марциан, — Но конь поднялся на дыбы, и все стрелы пролетели под его брюхом. Вон они, на противоположной стороне дороги. Можешь считать, что Шарик спас тебе жизнь… Ну, что, всех вынесли? Посмотрим, посмотрим…
Брат Марциан неторопливо прошёлся между телами, разложенными на обочине дороги.
— Пустые, ваша милость! — сипло доложил Норберт, — Только у одноглазого мешочек. Вот он!
— Пять золотых?! — вытряхнул монеты себе на ладонь Марциан, — Немало для бродяг! А где их оружие?
— Только луки и ножи, — буркнул Ульрих, — Да ещё у кривого топор. Я не стал брать: дрянь, а не оружие!
— Угу… а кривого…
— Из арбалета. Стрелявший был за кустами, метров за тридцать-сорок. Конный. Я не стал преследовать. Вдруг он нас заманивает, а там засада похитрее первой? Здесь, на открытом пространстве, у нас перевес, а в лесу… я не стал преследовать!
— Ну и правильно! — мирно согласился Марциан, — На открытый бой они не пойдут…
Всё так же неторопливо он вернулся к карете и присел на ступеньки, рядом с Катериной.
— Бфат Мафциан?! — вскинулась та.
— Отмолю! — равнодушно махнул рукой рыцарь, — Могу даже сам себя простить. Имею такие полномочия. А могу попросить, вон, брата Ульриха, он проведёт очистительный обряд. Меня интересует, что вы думаете по этому поводу?
— А пофему я?
— У вас острый ум, сударыня! — Брат Марциан склонил голову, — Хочу сравнить наши мысли!
— А фто тут думать?.. — Катерина пожала плечами, — Наш преследофатель хотел нас фсефо лишь задерфать. Подрубиф ось кареты. Но ось долфна была сломаться горафдо пофже! Чтобы мы отъехали подальфе и потратили на возфрафение больфе времени. Но в карету сел Андфеас, карета стала тяфелее, да и колефо попало в глубокую промоину возле мофта. В двуф шагах от замка. Поэтому мы пофти не задерфались. Нафтоящей, добротной зафады не получилось.
— Верно, ваша милость! — негромко вставил один из оруженосцев, кажется, Хуго, — Мы заметили свежие щепки в траве, потому и остановились. Потом уже рассмотрели, что дерево у дороги пытались подрубить, да не успели.
— Ну, фот! Я и гофорю! Наш таинстфенный фраг нанял бродяг. Даже не нафтоящих разбойникоф, те полуффе были бы одеты и вооруфены. Дал денеф. Задаток. Их пятеро, значит по золотому на кафдого. И пообефял ещё. Бефенные деньги для бродяг! Инафе они бы протиф крефтонофцев не вышли! Я думаю, это браконьферы.
— Верно… — проворчал Марциан, — У четверых стрелков характерные мозоли на указательных и средних пальцах. От тетивы. Сразу видно, не сохой они себе пропитание добывали! И похожи они друг на друга, словно братья. А одноглазый, получается, их отец?
— Мофет быть! Только наш фраг не собирался деньфами сорить. Он знал, что крефтонофцы фсех положат. А кофо не убьют крефтонофцы, того он сам добьёт. Так и сдефал!
— Вижу! — буркнул Марциан, — Опять наш великолепный стрелок постарался следы замести. Что ещё?..
— Стреляли только по Андреафу. Фсе четферо. Хотя знали, что фремени у них только на один фыстрел. Значит, он офнофная цель.
— Согласен. Если бы не Шарир… великолепный конь! Н-да!
— Фыфоды: наш фраг хитёр и кофарен. Он устроит ефё не раз засаду. Андфеас под угрозой. С друфой стороны, у фрага мало сил. Своих людей у нефо мало и он их бережёт. И среди них ефть раненый. Помните стрелу с крофью?.. Фозит ли он раненого с собой или остафил где-то лечиться? Хотелофь бы знать!
— Ну, что ж… Благодарю вас, сударыня! И приношу извинения, что заставил вас говорить через боль. Но, зато, вы совершенно развеяли мои сомнения. Наши мысли полностью совпадают. Эй, Мориц! Тебе придётся вернуться в замок барона Рудольфа. Разыщешь Бриана де Шакси, расскажешь ему всё, что видел и слышал. Пусть займётся этими бродягами. Похоронить, но сперва выяснить: откуда они? Может, кто-то их знает? И пусть пошлёт людей по округе! Вдруг они наткнутся на раненого, которого оставили для излечения? Вот тогда этого раненого хорошенько допросить! Чтобы выдал главаря и цели своей банды! И сразу гонца по нашим следам! А сам, как передашь всё это рыцарю Бриану, немедля возвращайся к нам. Да, смотри: не дотронься до кого-то из стражников этого Бриана! А то придётся и тебе обряд очищения проходить! Давай, марш! Брат Лудвиг! А тебя попрошу заняться моим очищением. Думаю, это недолго.
— А что, уже привал? — послышался слабый голос из телеги, которая тоже давно догнала нашу процессию, — А вина того, целебного, не осталось? А то я бы принял лекарство! Ага!
— Будет вино! — торжественно пообещал Марциан, — Обещаю! Но сперва следует подкрепиться. Внимание, отряд! Едем дальше, пока не выедем из леса, или не увидим достаточно широкую поляну. Там организуем привал. Сегодня обедаем не всухомятку, а делаем полноценный обед. Брату Вилфриду полезно выпить горячего бульону… По коням!
Место для привала отыскалось довольно скоро — и часа не прошло. Это правильно! С одной стороны, мы уехали с места нападения, где могли поджидать в засаде и другие подкупленные стрелки. С другой — мы оказались на широкой поляне, откуда открывался отличный обзор во все стороны, так, что никто не смог бы подкрасться незамеченным. И началась суета. Оруженосцы моментально организовали костёр, на котором тут же принялись кипятить воду для обеда. Марциан и Ульрих отошли чуть в сторону и принялись заниматься своими делами. Я не всматривался. Ещё поймут неправильно, опять начнутся подозрения. Оно мне надо? Но, вроде бы, Марциан исповедался, а Ульрих принимал исповедь. Потом, похоже, Марциан причащался. Во всяком случае, они уносили с собой хлеб и вино. Я так понял, для освящения? Чтобы причаститься? Потом брат Ульрих читал какие-то молитвы, а Марциан стоял на коленях. Потом Ульрих брызгал на Марциана крестообразно святой водой. Ну, я так понял, что они и воду освятили. Повторюсь, я не вглядывался.
Катерина вышла из кареты и нервно прохаживалась по полянке.
— Феришь ли, руки чефутся, чтобы помоффь! — шепнула она мне, — А нельфя!
— Ну, ничего! — попытался я её ободрить, — Уже недолго осталось! Скоро опять будешь свой нос… я хотел сказать, свою помощь всем оказывать!
— Ефли бы! — вздохнула девушка, — Фон, Эльке гофорит, у неё тоже на подходе…
— Упс! — я почувствовал, как вытянулось моё лицо, — А как же наши беседы?!
— А бефедофать кто тебе мефает? — удивилась Катерина, — Бефедуй, лишь бы руками нифего не трогал!
— Как губа? — осторожно поинтересовался я, — Болит?
— Болит… — призналась девушка.
Она прошлась по полянке ещё пару шагов, пнула какую-то веточку и резко развернулась в мою сторону, — А фто у тебя были за фопросы? Нет, я тебе сейчас не отфечу, пока губа болит, но я подумаю над отфетами!
— Хм!.. — задумался я, — Давай с самого простого! Предупреждаю, потом вопросы будут сложнее! А сейчас — простенькие. Два вопроса. Первый: В Ветхом Завете описывается, как во время скитаний евреев по пустыне, встал вопрос, кто же должен служить Богу? Каждое колено хотело стать жрецами при Скинии Завета! Чтобы решить этот вопрос, все начальники колен положили свои посохи в Скинии, а наутро оказалось, что посох Аарона, старшего брата Моисея, расцвёл миндальным цветом.
— Книга Чифел, — кивнула Катерина, — И фто?
— Да… Книга Чисел. И израильтяне поняли, что это прямое указание Бога. Сам Аарон был из колена Левия, значит, Бог повелел, чтобы только левиты служили Ему. Прямые потомки Аарона — священниками, а другие левиты могут помогать в служении. Больше никто. Только левиты. Повторяю: ТОЛЬКО левиты! Я сильно сомневаюсь, чтобы Вилфрид или Ульрих были прямыми потомками Аарона. Как же так?! Это же, по сути, заповедь Божья, чтобы священниками становились только левиты!
— Это профто… — начала было девушка, — В послании ефреям, апостол Пафел гофорит, что сфященство Аарона преходяще. На смену левитам пришёл Иисус Христос!
— Не торопись! — остановил я её, — И помолчи. Мне больно слышать, как ты разговариваешь! Представляю, как больно тебе! А по поводу Иисуса Христа… он же не назначал священников! Он выбрал апостолов, то есть своих учеников и будущих проповедников Своего учения. Проповедников! А священников не трогал. И ничего про новых священников не говорил. Это уже люди избрали апостола Петра первым папой римским, кстати, сам Пётр из колена Левия или нет?.. А Пётр начал избирать и благословлять священников. Но не Христос!
Второй вопрос: вот, у тебя на шее крестик… И у всех крестоносцев кресты на шее. И нашиты на плащи. И венчают купола церквей. То есть, везде кресты, кресты, кресты… Как ты думаешь, нравится ли Иисусу Христу повсеместно видеть зримое напоминание про Свои страсти? Про нечеловеческие страдания, которые Он перенёс? Вот представь: тебя распяли на кресте. Ты висишь, с пробитыми руками и ногами. Этого мало! Под действием собственного веса, твоё тело так проседает, что грудная клетка опускается и каждый вдох даётся с трудом и болью в груди. Ты дышишь хрипло и редко. Капли пота катятся по твоим щекам. «Стражду!» — выкрикиваешь ты. И так не час, не два, а целых три часа, когда каждая секунда тянется вечностью. Римляне знали толк в мучениях! А, ведь, перед этим был арест, бичевание, крестный ход на Голгофу… И вот, после этих страданий, которые не зря зовутся Страстями Господними, происходит смерть и чудо воскресения. Уф-ф! Можно оттереть кровавый пот с лица и с наслаждением вздохнуть полной грудью! Но что это?! Стоит Иисусу посмотреть с небес на землю — а там кресты, кресты, кресты… Даже люди совершают знак креста руками! Ты серьёзно думаешь, что это зрелище доставляет Иисусу удовольствие?! Приятные воспоминания?!
— Но это же…
— Стоп! Я уже сказал, мне больно слышать, как ты говоришь! Давай побеседуем об этом позже! Когда Эльке сможет, наконец-то, пересесть к кучеру. А пока, даже если твоя губа пройдёт, будем разговаривать о путешественниках! Договорились?..
— Ваши милости! — раздалось от костра, — Обед готов! И отдельно бульон для брата Вилфрида!
— Иди! — кивнула мне головой Катерина.
— А ты?
— А мы с Эльке, как фсегда, после фсех. И из сфоей посуды.
Да… уж!
После обеда настроение у всех поднялось. Даже у брата Вилфрида. Во всяком случае, он упросил Марциана, чтобы тот позволил ему немного прокатиться в седле. Дескать, ветерком обдует, и как рукой, как рукой… Марциан поморщился, но позволил. Теперь рыцари ехали вместе и травили занимательные байки.
— У одного крестьянина был ленивый сынок, — посмеиваясь в усы, рассказывал брат Вилфрид, — Ну вот, пришло утро, а сынок ещё валяется в кровати. Отец его будит-будит, а тот знай себе сладко посапывает. Вставай, сынок, — уговаривает его отец, — Посмотри, вон, Солнце уже высоко, а ты всё спишь! Так у Солнца за день путь во-о-он какой длинный! — отвечает сынок спросонья, — От Востока и до самого Запада! А у меня дорога всего-то от избы до поля! Так что, не грех мне побольше подремать!..
Крестоносцы прыснули со смеху. Я тоже. Очень смешной ответ придумал сынок!
— А я в детстве слышал историю про журавлей… — грустно улыбнулся Марциан, — Говорят, что жил в древности один набожный и добрый король. Но вот беда — его доброту многие враги принимали за слабость! Оттого и нападали часто на это королевство. Да всё норовили взять коварством и подлостью. Если уж нападать — то ночью! Хорошо, что по воле Господа, у короля была большая стая верных и послушных журавлей. И вот, собрались журавли на совет, решить, чем они могут помочь своему хозяину. Да и решили, что они могут нести службу лучше, чем люди! Часовые-то могут уснуть! Да и собаки, набегавшись на охоте, тоже плохие сторожа. Так подумали журавли. Тогда стая разделилась на три части. Одна часть расселась возле дворцовых стен, вторая — возле королевской опочивальни, а самая большая часть — на лугу, что простирался вокруг дворца. Куда бы ни сунулся враг, везде его заметят, везде журавли поднимут крик. А вдруг и кого-то из журавлей одолеет сон? — спросил вожака один молодой журавль. Есть против этой беды верное средство! — ответил вожак, — Пусть каждый возьмёт в лапу камень! Если кого-то сморит усталость, то камень выпадет из лапы, и своим шумом разбудит заснувшего, да и остальных журавлей оповестит! Говорят, с тех самых пор, журавли проводят ночь, стоя на одной лапе. И никто ещё не выронил камень! И не зря журавлей называют венценосными или королевскими журавлями!
— Н-да… чудны дела Господни! — согласился Вилфрид, — А вот я вам ещё историю расскажу! Как известно, на нас, крестоносцев, не распространяются требования блюсти посты. Поскольку мы всегда должны быть готовы к схватке. Чего не скажешь про простых монахов. Они-то обязаны строго соблюдать все посты! Но и у них есть исключения. И простым монахам разрешается в пост вкушать мясо и жирную пищу, если они находятся в пути или собирают милостыню.
Так вот, собирая милостыню, зашли как-то два монаха на постоялый двор, где случайно познакомились с купцом. С жадным, хитрым и наглым купцом. Надо сказать, что постоялый двор оказался очень бедным, и хозяин смог приготовить своим гостям только одну курицу, да и то, размером чуть больше голубя. Приготовил эту курицу хозяин, да и подал её прямо на вертеле, рассудив, что постояльцы сами разделят пищу по совести. Как только взглянул купец на курицу, так сразу понял, что и одного едока едва накормить можно, куда уж там троих! А как смекнул, так сразу и схватил курицу руками.
— Братия! — ласково обратился он к монахам, — Ведь сейчас пост идёт? Ну, да, я помню! А ещё я помню, как строг монастырский устав! Но я избавлю вас от соблазна! Эх! Так и быть! Возьму грех на себя! Сам съем этого жирного, мясистого курёнка! Ибо вам в пост нельзя…
И с этими словами сожрал всю курицу, ещё и косточки обглодал! Монахи промолчали, удовольствовавшись краюхой хлеба с сыром. А наутро все трое пошли дальше: монахи шли пешком от бедности, а купец — от жадности. Шли-шли, пока не пришли к широкой, полноводной реке.
— А позвольте, братия? — опять начинает хитрый купчина, — А не говорит ли ваш устав о смирении и помощи ближнему? Помнится, что говорит! Так смиритесь, братия, и окажите помощь: перенесите меня на другую сторону!
Переглянулись монахи. Ну-у… с одной стороны купец вроде бы и прав… Тогда самый рослый и молодой из монахов взвалил купца на спину и потащил его через реку. Купец сидит на плечах монаха, ухмыляется…
— А нет ли у тебя, случаем, при себе денег? — пыхтит под ним монах.
— Как же нету? — удивляется купец, — Глупый вопрос! Моё дело торговое. Вот, расторговался, а выручку домой несу!
— Ах, вот как! — говорит монах улыбаясь, — Видишь ли любезный, но дело в том, что наш устав, про который ты так много знаешь, запрещает нам носить при себе деньги!
Да, со всего размаху — плюх купца в реку! Чуть не утоп, бедняга!
Ну, когда весь мокрый до нитки и красный от стыда и досады, купец выбрался из реки, то пришлось ему согласиться, что поделом ему досталось, за давешнюю проделку с курицей![1]
— А-ха-ха!!! — весело хохотали крестоносцы, — Воистину, поделом шельме!
— Надеюсь, та речка была пошире этого ручейка? Ха-ха-ха! — впервые на моей памяти смеялся Ульрих, переезжая ручей по небольшому мостику.
— Да уж, конечно, побольше! — улыбался Вилфрид, — Так, что купчишка сполна вкусил, что значит тыкать монахов их же уставом!
— А-ха-ха!!
— Что там у вас?! — высунулась из кареты рыжая голова Эльке, — Хозяйка велела спросить: не случилось ли чего? А то вы очень громко шумите!
— Всё нормально, — повернулся в седле Марциан, — Всё, что должно было случиться, уже…
— БА-БАХ!!! — оглушительно рвануло за нашими спинами так, что заложило уши.
И я с ужасом увидел, как хлипкий мостик взлетает на воздух, разрываясь в щепки, а вместе с ним взрывом разметало и нашу телегу, со всеми продуктами, пожитками, вместе с кучером и лошадью! Раскалённый воздух ударной волны жарко обдал всех, кто находился поблизости. Крестоносные лошади испуганно припали на задние ноги и жалобно заржали. Только Шарик не дрогнул. Хотя и сделал несколько шагов в сторону. На всякий случай.
Ближе всех к месту трагедии находилась карета. На крышу кареты и посыпались щепки и обломки, благо, не крупные. Впрочем, кучера изрядно ударило по спине. И минуты не прошло, как из кареты выглянула бледная и решительная Катерина, с взведённым арбалетом наперевес. Когда успела?
Крестоносцы уже стояли спина к спине, с оружием в руках, зорко оглядываясь по сторонам. Никого. Совсем никого. Словно это мост сам по себе взорвался. Подтащил под себя бочку с порохом, да и бабахнул.
Я тронул коленями Шарика и конь, чуть помедлив, боком-боком, но пошёл в сторону остатков телеги. Жуткое зрелище! Конь валялся разорванный напополам, и из его брюха вывалились внутренности. От кучера я увидел только ногу. Оторванную человеческую ногу, аккуратно обутую в сапог и с обрывками штанины. Телегу и её содержимое разметало по округе. Хорошо, что мешок Гюнтера я ещё несколько дней назад перенёс в карету, упросив Катерину, чтобы он лежал там. Ну, чтобы мне было удобно лазить в него за книгами. Потому что, когда девушка уставала меня просвещать, я доставал одну из книг и принимался за чтение. Ну вот, повезло…
— Не меньше трёх бочек пороха! — негромко сказал за моей спиной Марциан, оглядываясь, — Андреас! Ты, как специалист по артиллерии, скажи мне, можно ли так рассчитать пороховой шнур, чтобы взорвалось точь-в-точь, в ту секунду, как ты захочешь?
— Не знаю! — буркнул я, — Я стрелял из кулеврины, а не поджигал шнуром пороховые бочки! Но думаю, что вряд ли. Пороховой шнур — он на самом деле не очень-то и пороховой. Если говорить о верёвке, которую вставляют в пальник, то это льняная верёвка, вываренная в крепком растворе берёзовой золы и извести. Кажется, туда ещё селитру добавляют, чтобы на ветру не гасла. Но такая верёвка горит медленно. Чтобы такой верёвкой бочки с порохом рвануть, надо было нас километра за три заметить, да припустить вскачь к мосту, да поджечь запальный шнур, да быстро-быстро спрятаться в лесу. Мы едем, а верёвка горит. Мы едем не торопясь, и верёвка горит медленно. Ну, и как тут рассчитаешь?..
Но брат Томас говорил мне о другой верёвке, которую делают вроде пустотелой трубочки: берут тонкую веточку и оплетают её нитями, выдвигают веточку наполовину и опять оплетают, и так далее. А потом в середину получившегося шнура запихивают порох. И ещё чего-то. Вроде бы, опять селитра. Кажется, её сверху промасливают, или смолят, не помню точно. Вот такая верёвка горит быстро! Увидел нас метров за сто — поджигай! Если у тебя верёвка правильно рассчитанной длины. Но вот досада! Эта верёвка горит неровно! То быстрее, то медленнее. А может и вообще погаснуть, если порох набит не слишком тщательно. И как тут рассчитать время? Опять, никак.
Поэтому я думаю, что наш враг хотел взорвать наш основной отряд, в самой середине, да просчитался с длиной запального шнура. Рвануло уже после того, как мы проехали. Только кучеру телеги не повезло.
— Ну да, ну да… — задумчиво согласился брат Марциан, — я слышал про такие верёвки. Их сапёры применяют. Но там плюс-минус десять минут роли не играют.
— Сапёры?..
— А! Ты не в курсе? Есть такой, новый способ борьбы с крепостями. Бывает, что осадят крепость, а взять её — ну, никак! Ни приступ не удаётся, ни артиллерией не прошибить. Близко кулеврины не подтащишь, защитники по ним стреляют, а издали удары по стене получаются слабыми. Ну, вот, тогда специальные люди начинают рыть подкоп под стены крепости! Подкоп этот называется сапой, оттого и люди — сапёры. Рыть стараются тихо-тихо, чтобы враг не услышал звяканья лопат. Иначе могут весь подкоп обрушить, заживо тех сапёров похоронив. Ну вот, тихой сапой добираются до стены, закладывают бочки с порохом. Да, побольше, побольше! И вот такой шнур, который тянется аж до входа в подкоп. И поджигают. Я же говорю: плюс-минус десять минут им роли не играют. Зато потом: бац-тарабац! Взрыв, стена падает, нападающие орут «Ура!» и устремляются прямо в разлом, пока защитники стоят в шоке. Значит, наш враг знает сапёрное дело…
— Похофе, что так! — раздался голос Катерины.
Оказалось, что девушка неслышно подошла сзади и слушала наш разговор, взвалив тяжёлый арбалет на плечо. Слава Богу, уже разряженный.
— Похофе, что так, — повторила она, — А еффё, наш протифник оказаффся слифком хитёр! Мы думали, что то нападение в лесу, оснофное, а он профто усыплял нашу бдительнофть! Мерзаффец!
— И что вы предлагаете, сударыня? — живо развернулся к ней Марциан.
— На ум прифодит одно, — пожала плечами Катерина, — Ефать быфтрее! Чтобы негодяй не успефал подготофить очередную зафаду. Конефно, с телегой ездить комфортнее. Но медленно. С друфой стороны, у нас ефть сфободные лошади! Я думаю, имеет смыфл, нагрузить сфободных лошадей пожитками, да припуфтить вскачь. Тогда мы почти сравняемся в скорофти с нападающими и им придётся нефладко. Во фсяком случае, зафады будут гораздо реже!
— Я думаю, леди Катерина права! — подал голос, подъехавший Вилфрид, — Ага! Мы могли бы остановиться и начать расследование. В конце концов, кто-то продал бочки с порохом нашим врагам! Но, во-первых, это затянет наше путешествие, а во-вторых, ничего не даст! Наши враги будут уже далеко! Ага! Разве что, мы будем знать их в лицо… да и то не факт! А если будем двигаться быстрее, быть может, очередная, наспех подготовленная засада, окажется ловушкой для самих нападающих? Ага?..
— Ну, что ж… — брат Марциан задумчиво огляделся, — Быть по сему! Похороним нашего кучера… как его хоть звали-то?.. и отправимся дальше налегке! А все припасы — на запасных конях! Эй, Хуго, Мориц, Кнут, Норберт…
— Мы слышали, ваша милость! — не дал ему договорить один из оруженосцев, кажется Рольф, — Сейчас всё сделаем!
— И да сделает Господь наш дальнейший путь безопасным! — пробормотал Вилфрид, — Ага!
Я его понимаю. Он только полчаса назад из телеги в седло пересел. А если бы не пересел, то не было бы рядом с нами брата Вилфрида!
[1] Авторы уже упоминали про сочинение Леонардо да Винчи, под названием «Басни». Готовы признаться, что байки крестоносцев про ленивого сына, про журавлей и про жуликоватого купца мы взяли именно оттуда.