Джарваль Абу’л-Камир ибн Рашид аль-Хаур-Факкан проснулся с тяжелой головой и предчувствием неминуемой беды.
— О Аллах, Господь наш, одари нас добром в этом мире и защити нас от мучений в Огне! — пробормотал он вполголоса и принял вертикальное положение на кушетке.
Вчерашние приготовления отняли слишком много сил и времени. Засада оказалась готова лишь к утру и Джарваль так вымотался, что не выдержал и прилег на полчасика перед рассветом. День предстоит сложный и ответственный, неверные попадут в расставленную ловушку, ибо не родился еще человек, что смог бы одолеть Джарваля в тактике и стратегии. Едва голова шейха коснулась импровизированной подушки, он мгновенно уснул с чувством выполненного долга и полного душевного равновесия.
Сновидений не было. Только пустое и черное ничего. Тело Джарваля получило столь необходимую в его возрасте передышку и теперь готово к новым свершениям во имя Аллаха. Но пробуждение не принесло удовольствия, а только странный и беспричинный гнев и раздражение. Еще никогда в жизни Джарваль не испытывал настолько сильного предчувствия беды, как сегодня утром.
Он давно уже не боялся смерти. В его возрасте, при его положении и с его образом жизни смерть может подкараулить в любую секунду. Страх преследует по пятам только первые два года, а затем слабнет и отступает под несокрушимой поступью воли. Смерть — естественное завершение бренного существования человеческой оболочки. Тому, кто зло творит, злом и воздастся. А кто праведные дела вершит, войдет в Рай с легким сердцем и чистой душой.
Страх смерти — одна из граней испытания, ниспосланная Аллахом для проверки чистоты помыслов и глубины веры. Неверующего человека страх парализует, лишает рассудка, побуждает к необдуманным поступкам. Чувство страха растет и ширится, и, как полноводная река реальности, устремляется в ужасающий и смертоносный водопад на обрыве безысходности. Истинно верующим страшиться нечего, после смерти их ждут сады Фирдауса. И да пребудут они в них вечно и не пожелают для себя перемен.
Противостояние животному страху оголяет саму суть человека, его уровень развития, воспитанность, культуру, умение подчинять тело разуму и воле Аллаха.
Всего час назад эмир Джарваль спокойно жил, чувствовал, мыслил, раздавал приказы и планировал деяния. Был уверен в себе и своих людях. Почему же теперь его мучает дурное предчувствие?
И сказал Аллах, я никому не дам вас обидеть, в нужный момент помощь окажется рядом с вами.
Джарваль почувствовал, как внезапно засосало под ложечкой. События ускоряются и на рефлексию нет времени. Решение придется принимать незамедлительно. Конвой Метрополии приближается, и как только будет сделан первый выстрел, назад пути уже не будет.
Джарваль резко мотнул головой, приводя разбегающиеся мысли в порядок.
Разве он трус? Разве он когда-нибудь пасовал перед трудностями? Разве он предавал собственные идеалы?
Неверные нарушили границы его сферы влияния, убили его людей и сожгли его машины. Уже за одно это они должны быть наказаны в назидание другим. Ибо никто не смеет оспаривать власть и могущество эмира, не рискуя при этом собственной жизнью.
Аллах сказал: «Вас еще призовут воевать против людей, обладающих суровой мощью. Вы сразитесь с ними, или же они обратятся в ислам».
Он все делает правильно. Тогда почему же всем сердцем предчувствует беду?
Не важно, сколько у неверных оружия, их слабость в том, что они не на своей земле. Пустыня для белого человека не самое лучшее место на свете. Даже ему, с детства привыкшему к адской жаре, в последнее время становится трудно переносить зной на открытом воздухе. Что говорить об изнеженных неверных? Их дни сочтены. Есть такие растения и животные, которые не выживают на солнце. Что находится в пустыне, то принадлежит пустыне. Если ты не сумеешь выжить, то становишься ее частью, в виде иссушенных солнцем костей.
Неожиданно для самого себя Джарваль произнес вслух:
— Но разве я в этом виноват? Разве я их звал?
Аллаху принадлежит власть над небесами и землей. Он прощает, кого пожелает и причиняет мучения, кому пожелает. Если Всевышний решил покарать неверных моей рукой, разве я имею право отказываться?
Большой переход вдали от обжитых мест почти наверняка обескровил экспедицию. Вода на исходе, люди устали, техника требует стационарного ремонта. Именно сейчас самое благоприятное время для нападения на колонну.
В комнату без стука вошел Асур, согнулся в полупоклоне.
— Говори, — недовольно бросил Джарваль, грубо прерванный на середине мысли.
— Прибыл посланник от китайцев, — губа якудза едва заметно брезгливо дернулась.
— Есть результаты?
— И да, и нет, эмир-сама.
— Что это значит? Поясни.
— Как вы и предполагали, допрос цэрэушника не дал никаких результатов. Однако Джон очень быстро согласился на сотрудничество, даже не уточнив количество бойцов и наличие необходимого вооружения. Выглядит это крайне подозрительно.
— Для него это действительно не имеет никакого значения, — едва заметно усмехнулся Джарваль, — американец хитрый и трусливый шакал, сын Шайтана. Пусть тебя не удивляет та легкость, с которой он принял предложение об альянсе, ибо американец даже на секунду не собирался связывать свои поступки рамками клятвы верности союзнику. Предаст он с еще большей легкостью. В этом вся суть неверных. Вовремя предать, значит предвидеть.
— Я понял, эмир-сама, — вновь почтительно поклонился Асур.
— Продолжай.
— Вас интересовала подробная информация об артефакте. Ответ получен, но…
Асур слегка замялся подбирая слова.
— Говори же!
— Артефакт — это ключ.
Джарваль несколько невыносимо долгих секунд смотрел на совершенно непроницаемое лицо якудзы, затем уточнил:
— Ключ от замка?
— Именно так.
— А куда ведет дверь?
— По всей видимости, в Гокураку Дзёдо. Обитель блаженства.
— В Рай? — снова уточнил Джарваль, не удовлетворившись полученным ответом.
— Я именно так и сказал, эмир-сама.
Джарваль пробормотал вполголоса, — «Ля иляха иляллах», затем снова уточнил:
— Ты точно ничего не перепутал, Асур?
Якудза отрицательно помотал головой.
— Что мне было сказано, то я и передал. Слово в слово.
Джарваль задумался. Если в рай можно войти, имея только иман*, то с одним только амалем** в рай не войти. Иман без амаля, действителен, но амаль без имана — нет.
* Иман (арабск.) — вера, убеждения.
**Амаль (арабск.) дело, труд, поступок, деяние.
И наступит день, когда Аллах соберет всех вместе. И вострубит ангел Исрафил, возвещая Кия́мат. И это будет день Страшного Суда. И все творения господа предстанут перед Аллахом и будут отвечать за совершённые при жизни деяния. Никто, кроме Аллаха, не способен открыть время наступления Киямата. Он настанет внезапно. Ангелы подуют в Рог, и тогда умрут все, кроме тех, кого Аллах пожелает оставить.
Жизнь — лишь краткий миг, во время которого люди не могут сполна получить справедливую награду или возмездие за свои поступки. Грешник не сможет войти в Рай, врата попросту не откроются. Пророк Мухаммед говорил, что души праведных забираются так же мягко и плавно, как вытекает вода из кувшина. Вместо боли и страданий они чувствуют радость и наслаждение, ибо переместились в лучший мир вечного счастья.
Но можно ли войти во врата Рая, оставаясь живым?
Из глубины размышлений беззастенчиво вырвал голос Асура:
— Что делать с пленником, эмир-сама?
— Верните обратно в каземат. Китаезам я не доверяю, а самому заниматься цэрэушником мне будет недосуг. Пусть пока посидит без воды и еды пару дней, подумает о мирской суете, скоротечности жизни и своем месте под солнцем. Одно из двух: или станет сговорчивей, или отправится к праотцам вслед за своим ослом — генералом. А коли так, туда ему и дорога.
Едва за японцем колыхнулась занавесь дверного проема, Джарваль вновь погрузился в раздумья.
Где бы вы ни были, вас постигнет смерть, даже если укроетесь в укрепленных крепостях. Каждая душа почувствует вкус смерти. Пока человек жив, он не может войти в рай, потому что рай предназначен только для душ после физической смерти тела. Альхамдулиллях.
Осталось понять: китаезы не смогли правильно истолковать слова цэрэушника, или действительно приближается день Страшного Суда?
Жизненный опыт подсказывал Джарвалю, что второе гораздо менее вероятно, чем первое. Выходит, неверные нашли способ переместится в иное место с более благоприятным климатом, воспользовавшись странным ключом — артефактом.
Земля обетованная?
Слишком сильно это походит на очередную сказку Шахерезады. И только затраченные усилия и буквально космические расходы Метрополии на экспедицию не позволяют просто взять отмахнуться от фантастической версии.
Это очень многое меняет. Если неверные спешат покинуть планету, значит, череда катастроф еще не закончилась. Неужели погода может быть хуже, чем сейчас? Что об этом говорит их наука? Убеждает, что со временем все придёт в норму.
А если нет? А если станет хуже? А если станет значительно хуже?
Тогда планета обречена. Люди исчезнут с лица Земли так же, как до этого исчезли животные, птицы и многие растения.
Нет, Джарваль не боится смерти и Страшного Суда. Но готов ли он пожертвовать своими братьями мусульманами? Сможет ли спокойно смотреть на их гибель, если будет знать, что неверные в это время блаженствуют в Раю?
И сказал Аллах, будут другие трофеи и города, которыми вы еще не овладели.
И вновь засосало под ложечкой.
Быть может, это сам Всевышний посылает мне знак? А слепой и глухой от рождения Джарваль ничего не видит, не слышит и печется только о возмездии за свои глупые обиды. Если неверные собираются бежать с планеты в неизвестном направлении, то в Африке останутся ждать смерти только глупые ниггеры и вконец обездоленные бедуины.
Разве это допустимо?
Воистину, Господь воздаст сполна каждому за его деяния, ведь Он знает о том, что они совершают. Разве его народ не достоин лучшей жизни? Разве сможет Джарваль со спокойной совестью сойти в могилу, если будет знать, что поганые американцы блаженствуют в Райских садах на иной планете?
Ну вот, теперь и я знаю правду. Что я буду с этой правдой делать? Отдам ключи от врат жадному цэрэушнику и удовлетворюсь захваченным грузом? С каких это пор материальное стало для меня важнее духовного? Или же я попытаюсь отнять у неверных артефакт и распоряжусь им сам по добру и по справедливости?
Я не имею права допустить, чтобы американцы продавали грешникам билеты в Рай. Пусть даже при этом я сам сгину в Геене огненной. Но и принимать решение, кто останется жить, а кто умрет, я не смею. Ибо этим правом наделен только Всевышний.
Будьте непоколебимы в справедливости, свидетельствуйте за Аллаха, даже если это будет против вас самих, или ваших родителей и родственников.
Значит, в «Рай» попадут или все, или никто…
Джип с огромным двуствольным пулеметом выскочил из-за пригорка внезапно, словно джин из бутылки. Завизжали тормоза, пулеметчик откинул брезент, ухватился за рукоятки, загрохотала очередь. Абдулла немедленно подорвал заряд, к небу устремился огненный сноп. Наемники без команды открыли огонь и в мгновение ока изрешетили разведчиков. Пламя охватило пикап, к серому мрачному небу потянулся густой черный дым.
«Началось, — с грустью подумал Джарваль, — теперь уже ничего не изменить и придется идти до конца».
Он оторвал от глаз бинокля и велел Асуру принести еще чаю.
Хорошая оптика! Гораздо лучше, чем все, что было у него до личной встречи с цэрэушником.
Как минимум час ничего интересного не произойдет. Лишившись разведки, охрана конвоя должна успеть подготовится к бою. Значит, можно немного расслабиться. Наемники застыли в окопах, которые пришлось рыть всю ночь напролет. Засада получилась основательная, так просто его людей не победить. Придется очень сильно напрячься и потратить уйму времени.
Но, как всегда, основная сила Джарваля — его гвардия личных телохранителей — сейчас находилась совсем в ином месте. Около десятка наблюдателей, разбросанных на большом расстоянии друг от друга вдоль дороги, отслеживали перемещение конвоя. Неверные предсказуемы. Основная часть груза и гражданские будут брошены в пустыне под охраной горстки солдат. Основные силы вступят в бой с дикарями, преградившими путь колонне, и уничтожат их.
Был бы Джарваль глуп, как считают неверные, он бы напал на колонну еще во время движения. Как результат, было бы очень много невинных жертв и сгоревших автомобилей с грузом.
Но эмир не настолько бездарен и гораздо выше ценит человеческую жизнь, чем считают другие. Поэтому в окопы посажены не самые лучшие представители рода человеческого, всевозможный сброд — бандиты, уголовники, грабители и убийцы. Все, кто пришел к Джарвалю ради наживы.
Эмир давно искал хорошую потасовку, чтобы избавиться от обузы, тщательно лелеемой и оберегаемой от тяжелых физических работ, непосильных нагрузок и умственного труда. И такая жизнь имеет ценность, ее обладатель должен расстаться с этим миром исключительно во благо эмира и его подданых.
Гяуры провозились гораздо дольше необходимого, грузовики показались только через два с половиной часа. Солнце уже поднялось над горизонтом и обеспечило прекрасную видимость сражения.
Почти сразу Джарваля ждало глубокое разочарование: его самые глупые наемники почти сумели справиться с элитными бойцами Метрополии. Неплохо сражались и американцы, маленький броневичок сумел нанести приличное поражение двум грузовикам, полностью их обездвижив. К сожалению спасти его не удалось, охранники колонны сильно обиделись и закусили удила. Бой разгорелся нешуточный, американцам пришлось быстро отступать, бросив подбитый экстрим-трак догорать на поле боя.
Неужели он сильно переоценил неверных?
Получив отпор, охрана колонны принялась занимать оборону, рассредоточив грузовики и выпустив пехоту. Джарваль ждал этого момента. Теперь должна начаться вялая перестрелка, которая рано или поздно закончится тем, что одна из противоборствующих сторон примет решение отступить, а вторая сторона не решится за ними последовать. Очень глупо и недальновидно. Конечно, еще оставался малюсенький шанс на военную хитрость неверных, но даже в этом случае победа им обойдется недешево. Вся хваленая доблесть на поверку оказалась пустой бравадой.
Он был почти уверен, что охрана конвоя сметет его наемников одним быстрым и решительным ударом. Но нет, гяуры оказались трусами. Иногда осторожность вредна, ибо застит глаза и лишает возможности победить врага с наскока.
Увлеченный наблюдением, он пропустил красную ракету, сообщавшую о начале нападения его лучших бойцов на брошенную в пустыне часть колонны. Об этом факте скромно сообщил Асур.
— Выдвигаемся, — немедленно скомандовал Джарваль.
Его личный бронеход уже давно стоял наготове. Захват лагеря — дело быстрое, пока доберемся, там уже все будет кончено. А здесь от него больше ничего не зависит.