Последний конвой. Часть 3

Глава 36 Лидия

1 марта 32 года.

Мы снова в пути. За окнами ночь, прожектора выхватывают из темноты редкие чахлые кустики засохшей травы у обочины. Двигатель монотонно гудит, убаюкивает. Василий спит, в последнее время он стал совсем неразговорчивым. Рука у него все еще болит, но обезболивающее я отменила. Мучается бедняга, терпит и не жалуется. Прямо на моих глазах кристаллизуется характер, из тюфячка, рохли и вчерашнего юноши-студентика превращается в закаленного жизнью мужика.

Поездка прошла спокойно и размеренно. Возможно, тому в немалой степени поспособствовали наемники Джарваля, возглавляющие колонну. Сдается мне, машины шейха местные узнают издалека и прячутся от греха подальше. Вот так и едем дальше, без лишних остановок и задержек.

Сглазила…

Часа в два ночи ожила рация, захрипела встревоженным голосом Быкова:

— Стоп конвой!

Мишка ударил по тормозам, и я спросонья чуть не клюнула носом в лобовое стекло. Мы, как всегда, почти в самом хвосте колонны, а что происходит впереди — непонятно, но жутко интересно.

Ждали несколько минут, мучаясь от безызвестности, затем рация вновь ожила:

— Лидия Андреевна, — это Быков решил не пользоваться официальным позывным, чтобы не поднимать панику среди экипажа, — вы нам здесь срочно нужны.

По-моему, сделал только хуже. Мое имя-отчество всему конвою хорошо известно — единственная женщина в составе экспедиции. А кто я по профессии, тем более. Ну а сопоставить, что если посреди ночи требуется врач, значит, произошло что-то неординарное, сможет даже полный идиот.

— Миша, поехали быстрее! — командую я, а сама уже тянусь к тревожному чемоданчику.

Михаил без возражений сворачивает на обочину и гонит скорую по бездорожью на предельной скорости. Хорошо, хоть у нас сирена не установлена, он бы и ее врубил на полную мощность, чтобы своей спешкой и громкими звуками создать как можно больше паники среди экипажа. Обгоняем колонну за пару минут, выезжаем к небольшой группке людей, столпившихся в одном месте. Мишка снова бьет по тормозам без предупреждения, я опять клюю носом, а скорая с противным скрежетом останавливается.

При Арсении она вроде бы так сильно не скрипела. Или это мне только кажется? Нервы, как натянутая струна, любой громкий звук раздражает и выводит из себя. Нужно немедленно взять себя в руки. Мишка ни в чем не виноват, это я ему приказала гнать.

Выскакиваю из машины, бегу и кричу на ходу:

— Что случилось? Где раненый?

— Да вот, — спокойным и даже слегка равнодушным голосом отвечает Быков, — полюбуйтесь, Лидия Андреевна, какой нам тут сюрприз подкинули.

У обочины стоит пожилой африканец, придерживая странного вида повозку. Тележка не тележка, арба не арба. Короче, невесть что, слепленное из мусора. А на ней — белый человек. И не из наших.

Кто такой? Откуда? Непонятно.

Наклоняюсь поближе, не видно же ни черта. Командую:

— Дайте свет!

С передней машины в мою сторону поворачивают прожектор. Мишка тоже не остается в стороне, сдает немного назад и, развернув скорую, направляет на нас свет фар. Становится светло, как днем. Даже слишком. Слепит.

Бегло осматриваю подкидыша. Следы побоев, несколько открытых ран, слава Богу, небольших, перевязанных первым попавшимся под руки материалом. Все грязные тряпки я осторожно срезаю и выбрасываю на обочину. Под повязками открывается иссеченная плетью кожа с багрово-синими кровоподтеками. На запястьях рук — следы от веревок. Лицо опухшее, глаз заплыл, синяк на половину лица, от пары зубов остались одни осколки. Едва касаюсь тела, ощущаю сильный жар.

— Что с ним? — спрашиваю у африканца на английском, все-таки язык международного общения. Вдруг повезет?

Старик молчит, отрицательно мотает головой — не понимает. Повторяю вопрос на интерлингве, затем уже чисто для проформы на паршивом-препаршивом эсперанто. На этом мои познания в иностранных языках заканчиваются. Не повезло. Африканец лопочет на своем загадочном наречии, беспомощно разводит руками. Ладно, все понятно, и было вполне ожидаемо, хотя толика наивной надежды оставалась.

Осматриваю больного еще раз более внимательно. Очень похоже на лихорадку Денге. Сыпи нет, температура выше сорока. Весь горит, мечется, бредит. Состояние средней тяжести. Пару дней придется подержать под присмотром. Колю антибиотик, обрабатываю раны и ссадины, делаю перевязку, затем командую добровольным помощникам — «грузите в скорую».

Быков перехватывает меня у самой двери:

— Надо бы сначала допросить…

— Позже, — отвечаю я, — вот в себя придет, тогда и поговорите.

— Ну ладно, — Быков на удивление спокоен и лоялен, — допрос подождет. Но на соблюдении карантина я категорически настаиваю. Вдруг болезнь заразная? Не дай Бог…

— Куда его? — сухо уточняю, — даже не дослушав концовку реплики.

Быков трагически разводит руками:

— Вариантов у нас, увы, немного. Могу предложить только кузов грузовика. Место для лежанки сейчас освободят.

— Хорошо, но я до утра буду вместе с ним.

— Не возражаю.

Конвой трогается с места. Больной, что удивительно, бредит на чистейшем английском языке. Шепчет почти неразборчиво, зовет Ланкастера, кому-то грозит и матерится. По всей видимости — американец. Каким ветром занесло? Непонятно. Но судя по степени воздействия ультрафиолетом, горемыка в Африке совсем недавно. От силы — неделю. А это может означать только одно — сообщение с материком вовсе не прервано, как мы думали вначале. И какие-то чартеры еще остались, несмотря на отсутствие видимой выгоды от торговли.

Очередной длинный и жаркий день прошел. Ничего заслуживающего внимания. Несколько коротких остановок и дневка под натянутым тентом. Вручную вырыли небольшую землянку и накрыли ее пологом. Для чего копали? От жары ни то ни другое не спасает.

Подкидыш почти всю дорогу спал, а мне пришлось трястись на жестком металлическом ящике, пристроившись неподалеку. За все время пути он несколько раз приходил в себя, вскидывался на носилках, обводил окружающее пространство мутным невидящим взором, а потом, рухнув на постель, снова засыпал.

Дважды приходил Стивен, интересовался самочувствием американца. Попросила не путаться под ногами, все равно, мол, к больному не пущу. Пообещала, что как только придет в себя, сама с ним поговорю, а допросить, скорее всего, можно будет уже завтра. Стивен спорить и настаивать не стал, сдержано поблагодарил и ушел, вполне удовлетворенный ответом.

Подкидыш очнулся только ближе к ночи, во время очередной стоянки. Лежит, смотрит в потолок, хлопает ресницами. На всякий случай уточняю:

— Английский?

— Английский, — хриплым голосом соглашается он.

— Как вас зовут?

— Джон.

Короткая беседа ясности не принесла. Джон Ф. Шеридан сообщил о себе немногое. Пожаловался на китайцев и ненароком упомянул в разговоре, что прилетел из Америки на самолете. Все оставшееся время развлекался попытками правильно произнести мое имя. Почти получилось, нужно только еще немного потренироваться. Примерно — год или два.

На откровенное вранье вроде бы и не похоже, но регулярных авиарейсов на Земле нет уже давно. Лет десять — точно. И о чем это говорит?

Не знаю! Пусть об этом наши отцы-командиры голову ломают. Им за это жалованье платят и паек увеличенный дают.

Пояснила больному, что бросить его у обочины мы не можем из гуманных соображений. Без медицинской помощи он, скорее всего, не выживет. Но и с собой тащить на другой конец Африки без его явного согласия опасаемся. Сможет ли он самостоятельно добраться домой? Колонна назад поедет не скоро, если вообще поедет.

На секундочку задумался, а потом равнодушным голосом сообщил, что ему теперь вообще все равно. Дом остался в Америке, самолет, на котором прилетел, разбился, друзей и родственников в Африке нет. Мол, везите куда хотите и делайте со мной все, что вам заблагорассудится.

Очень сомнительная персона. Сочувствую Стивену, это его работа — разоблачать иностранных агентов. Я бы на месте политрука пригляделась к подкидышу повнимательнее.

На этом наше общение благополучно завершилось. Джон завалился спать, а я со спокойной совестью перебралась обратно в скорую. Эпидемия нам пока не грозит, можно выдохнуть и заняться более неотложными делами. Да и кресло в скорой гораздо удобнее, чем железный ящик рядом с носилками больного.

2 марта 32 года.

Вот и еще одна ночь позади. Почти на каждой остановке проверяю состояние подкидыша — вполне стабилен, хотя все еще слаб. Лихорадка отступила. Серьезных ранений нет. Не могу сказать наверняка о целостности внутренних органов, но желудок и кишечник функционируют вполне нормально, значит, и остальное в порядке.

В третий раз отказать Стивену не смогла, разбудила Джона, уточнила его самочувствие и пригласила к разговору.

— Я постараюсь сделать все, что в моих силах, — довольно равнодушно ответил Джон, но глаза холодно сверкнули. Понимает, что разговор предстоит непростой. Я даже заметила, что он весь напрягся, съежился и как будто стал ниже ростом. Впрочем, это могло мне и показаться.

Разговаривали наедине они довольно долго. Не меньше двадцати минут. Стивен выбрался из кузова задумчивый и недовольный. Меня так и подмывало ляпнуть — «вот-вот, я так же считаю», но не стала. Еще подумает невесть что…

А через несколько минут и сам Джон выбрался из заточения. Вот теперь я точно уверена, что наш америкашка идет на поправку. Движения пока неуверенные, координация нарушена, руки дрожат. Но упрямо движется к цели. Пришлось перехватить на полпути, усадить на ящик возле грузовика.

— Куда это вы, Джон, — спрашиваю, — собрались?

— Хочу, — отвечает, — подышать свежим воздухом.

Пришлось уступить. Но попросила никуда не уходить. Пообещала вернуться через полчасика, у меня еще двое раненых перевязку ждут…

Провозилась немного дольше, чем планировала, наступило время обеда. Пришлось сопровождать Джона к полевой кухне и объяснять, что к чему. Получив свою порцию пайка, американец почему-то устроился среди наемников Джарваля и, погрузившись в собственные размышления, приступил к трапезе, а меня тут же перехватили молодые штурмовики, завязалась непринужденная беседа с шуточками и подначками, и я окончательно потеряла из виду Джона. Как мне показалось перед расставанием, он и не особо нуждался в собеседнике.

После обеда я вернулась к раненым в землянку, Джузеппе принес шесть порций, помогла раздать ребятам пищу. Дождалась, пока поедят, собрала тарелки и вернула повару. Затем ушла в свой «закуток» и с наслаждением вытянулась на раскладной кушетке. Все-таки в кузове было ужасно неудобно ехать.

Я постепенно проваливалась в сон, когда прибежал взбудораженный Мишка. На входе его перехватил Ашвани, на шум и разговоры подтянулся Василий.

— Мне срочно Лидия Андреевна нужна. Позовите!

Вот же неугомонный. Пришлось вставать. Откинула одеяло, закрывающее проход, высунула нос и спрашиваю — Миша, что случилось?

Михаил весь красный, запыхавшийся. Видимо, бежал.

— Лидия Андреевна, Эмиссара убили.

— … ешкин кот… — на самом деле у меня вырвалось совсем другое, у бедных ребятишек, наверное, все ухи повяли. Но внутренний цензор запрещает мне это здесь писать.

— Пауль Стивена арестовал. Я ему помог бежать. Штурмовики хотят напасть на наемников. Прямо сейчас. Стив попросил нас спрятаться… чтобы шальной не зацепило…

— Ты мертвого Быкова видел? — я начисто проигнорировала все трепотню Михаила. После главной новости остальное уже не воспринималось всерьез.

— Нет, — покачал он головой.

— Значит так, — я решительно потянула на себя тревожный чемоданчик, — сидите здесь.

Ашвани попытался пристроиться рядом, симулируя полное непонимание языка. Пришлось повысить голос:

— Все трое! Ждите. Вернусь, все объясню.

Я решительно поднялась по ступенькам и зашагала к «Тигру». На полпути меня перехватила охрана.

— Лидия Андреевна, вы к кому?

— Мне срочно Пауль нужен.

— Он в штабной палатке. Она вон там стоит, между грузовиками.

— Ясно. Спасибо ребята.

Пришлось топать через половину лагеря. Там меня вновь остановила охрана. Судя по количеству часовых, Мишка не врет, явно случилось ЧП.

— Мне нужно видеть Пауля.

— Извините, Лидия Андреевна, мы не можем вас пропустить. Идет совещание. Вам придется немного подождать.

Еще чего?

— Тогда вызовите его сюда.

— Извините, Лидия Андреевна, но мы не можем. У нас приказ. Вам придется подождать, пока совещание закончится.

Придется идти на штурм.

— Где Быков?

Оба часовых как по команде опустили головы и ничего не ответили.

— Я повторяю свой вопрос, — ледяным тоном произнесла я, — где Эмиссар?

— Быков мертв, — тихо произнес один из часовых, — только мы вам ничего не говорили.

— Почему не сообщили? Кто констатировал смерть?

Стоят, мнутся, жмутся, пожимают плечами.

— Пауля — сюда. Немедленно! Иначе я разнесу половину лагеря. Вы меня знаете.

Угроза подействовала. Часовые переглянулись, затем один из них нерешительно ушел в палатку и вскоре вернулся. Следом на белый свет выбрался и Пауль.

— Лидия Андреевна? Я вас не вызывал.

— А я вам и не подчиняюсь, — довольно грубо отрезала я, — где Эмиссар? Проводите меня к нему. Немедленно!

— Быков убит, — холодно отчеканил начальник охраны конвоя, — как старший по званию я взял на себя обязанности эмиссара. Что вам угодно?

— Где тело?

— Всему — свое время.

— Что это значит?

— Лидия Андреевна, возвращайтесь к своей работе. Вас раненые ждут. Быкову ваша помощь уже не требуется. Когда понадобитесь, я вас вызову.

— Вы с ума сошли? — я почувствовала, что сейчас мой мозг вскипит, словно чайник, — вы себя слышите? Убит глава экспедиции!

— Во-первых, говорите потише. Не нужно орать об этом на весь лагерь. Во-вторых, а откуда вы узнали, что Быков мертв? Кто вам сообщил?

— Это не важно…

— Это очень важно!

— Покажите мне тело Быкова. Я должна лично убедиться. Констатировать смерть. Установить причину. Занести запись в журнал.

— Половину я уже сделал за вас. Остальное — позже.

— Пауль, я отсюда никуда не уйду. Я крик подниму. Разбужу весь лагерь!

— Лидия Андреевна, — Пауль слегка наклонил голову набок и прищурил один глаз, — если вы не хотите, чтобы я вас арестовал, идите к себе. Не мешайте работать.

— А вы попробуйте! Я вхожу в состав Совета экспедиции. У вас хватит на это полномочий? Вы всего лишь начальник охраны. Вот своими «фашистами» и командуйте.

Пауль тяжело вздохнул, на лбу проступили морщинки. Однако голос был спокоен и тверд:

— Как временно исполняющий обязанности эмиссара я имею на это право и соответствующие полномочия.

— А я их не признаю. Требую немедленного созыва Совета экспедиции и выборов нового эмиссара. И учтите, Пауль, я буду голосовать против вашего назначения.

— Лидия Андреевна, требовать вы можете все, что угодно. А вот решать, какие именно требования удовлетворить, а какие оставить без внимания, буду я. В условиях чрезвычайного положения…

— Никто не объявлял режим ЧП, — встряла я.

— Убийство главы экспедиции автоматически запускает процедуру запуска режима чрезвычайного положения.

— Где политрук?

— Ах, вот оно что… — засмеялся Пауль, — ну теперь мне хотя бы понятно, откуда ветер дует…

— Пауль, а теперь я вас не понимаю. Объясните, может быть, тогда вместе посмеемся?

— Отвечайте, кто вам сообщил о смерти Быкова?

— Это не имеет значения.

— Я буду решать, что важно, а что нет! — рявкнул Пауль.

— Не повышайте на меня голос.

— А то что?

— А не то вам действительно придется меня арестовать.

— Господин военврач, вы свободны, — ледяным тоном отчеканил Пауль.

— Черта с два вы от меня избавитесь подобным образом.

Пауль неожиданно рассмеялся.

— Лидия Андреевна, а чего вы добиваетесь?

— Я хочу видеть тело Быкова. Немедленно!

— Хорошо, вы сможете его осмотреть. Через полчаса, устроит?

— А еще я хочу видеть политрука.

— Это невозможно. Майер арестован.

— На каком основании.

— На оснований подозрений.

— Чьих?

— Моих, Лидия Андреевна, моих…

— У вас мания величия.

Пауль отмахнулся.

— Диагнозы будете ставить у себя в землянке, а здесь, господин военврач, извольте соблюдать субординацию.

— А вот и нет. Вас, Пауль, никто не назначал, и никто не избирал эмиссаром. Вы для меня по-прежнему являетесь начальником охраны конвоя. И не более того. Это значит, я вам подчиняться не обязана.

— Я сам себя назначил, — усмехнулся Пауль, — на правах старшего по званию офицера СБМ. Мне кажется, или мы пошли по кругу?

— Немедленно освободите Стивена из-под стражи.

— На каком основании?

— На основании моего ультиматума.

— Чего-чего?

— Не притворяйтесь, у вас превосходный слух.

— Я вас услышал, просто не понял, какого еще ультиматума?

— Вы немедленно собираете Совет в полном составе, и мы проводим выборы нового эмиссара. До тех пор я отказываюсь подчиняться кому-либо, заявившему, что он тут самый главный.

— Лидия Андреевна, вы считать умеете? Быков — убит. Майер — арестован. Асур не говорит на интерлингве. Остается трое — я, вы и глава научного совета — Реввель, который полностью поддерживает мою кандидатуру. Голосовать за себя самого я не имею права, остается два голоса. Ваш и его. Счет — 1:1. Кворум отсутствует. Выборы сорваны.

— Вот именно! — злобно огрызнулась я.

— А это — безвластие, что недопустимо в условиях режима чрезвычайного положения. Кстати, режим введен мною на трое суток с возможностью продления в случае крайней необходимости. До окончания срока любые вопросы о недоверии к органам власти категорически недопустимы. Вопросы есть?

— Вопросов нет, есть возражения.

— Можете оставить их при себе. А теперь, господин военврач, кругом и шагом марш отсюда, пока я всерьез не рассердился и не начал принимать меры.

— Арестовывайте меня!

— У меня пока нет для этого веских оснований.

— Я сказала — арестовывайте. Иначе я устрою переворот и сама стану диктатором. Звание у меня тоже есть. Я член Совета, а значит, имею право претендовать на должность.

Пауль искренне рассмеялся.

— Лидия Андреевна, не смешите мои ботинки. Идите к себе. Не отвлекайте меня от важных дел.

— Я знаю, что вы замыслили, и не позволю вам устроить бойню на территории лагеря.

Пауль нахмурился, тон голоса изменился.

— А с этого момента, можно немножко поподробнее? Что-что я задумал?

— Вы хотите уничтожить людей Джарваля.

— Наемников? — уточнил Пауль.

— Наемников Джарваля, — согласилась я.

— И что с того?

— Я вам этого не позволю.

— Интересно, каким образом?

— Пока не знаю.

— А какое вам вообще дело до моих решений? Вы же теперь у нас сама по себе, никому не подчиняетесь.

— Вот именно!

— Лидия Андреевна, я вам вполне серьезно обещаю, что сегодня конвой уедет без вас. Раз вы не с нами, значит, скатертью дорожка и попутного ветра в позвоночник. Пешком до побережья далеко, но водички я вам с собой не дам. Вода — имущество экспедиции. А я теперь лицо материально ответственное, без веской причины разбазаривать ресурсы направо и налево не имею права.

— Даже не пытайтесь меня запугать, Пауль. Я вас не боюсь! И подчиняться не собираюсь.

— А придется!

— Вы будете меня арестовывать или нет?

— Лидия Андреевна, идите к себе… вам нужно отдохнуть перед дальней дорогой. Никакого нападения на наемников не будет и даже не планировалось. Это вас кто-то обманул. Намеренно ввел в заблуждение. Через полчаса я пришлю дневального, он проводит вас к телу Быкова, и вы сможете его осмотреть, выполнить все необходимые формальности, вплоть до вскрытия. Но поверьте, в этом нет никакой необходимости. Мертвец — мертвее мертвого. Уж в чем-в чем, а в смерти я разбираюсь досконально.

В самый разгар спора в палатку влетел сержант, почему-то без головного убора.

— Господин капитан, у нас большие проблемы.

— Что произошло?

Сержант кивком головы указал на меня.

— Она — член Совета экспедиции. Докладывайте.

— Наемники взбунтовались, взяли водителей в заложники. Требуют эмиссара и политрука на переговоры.

Пауль с торжественным лицом повернулся ко мне.

— Ваша работа?

— В каком смысле?

Нойманн усмехнулся.

— Как видите, клевета ни к чему хорошему не приводит. Весь лагерь на ушах стоит вместо того, чтобы отдыхать перед дальней дорогой.

— Я вас не понимаю.

— А что тут понимать? — рявкнул Пауль во все командирское горло, — никто не собирался трогать ваших гребанных наемников. Вы, Лидия Андреевна, своими действиями спровоцировали бунт.

— Да при чем тут я?

— А кто сообщил наемникам заведомую ложь?

Я моментально прикусила язык.

— Понятия не имею.

— От кого вы узнали о смерти Быкова?

— Я вам этого не скажу! Можете арестовывать.

— Единственного врача экспедиции? Нет уж! Ваша работа — лечить раненых. Идите и лечите. Их сейчас будет очень много. А еще больше будет мертвецов. И все — на вашей совести.

Пауль на секунду отвлекся.

— Сержант, общая тревога. Окружить бунтовщиков. И Майера приведите. Немедленно!

Я развернулась и быстро зашагала обратно.

— Лидия Андреевна, — закричал вслед Пауль, — а вы куда собрались? Там сейчас небезопасно.

— Идите к черту, Пауль, — буркнула я под нос.

Тихо произнесла. Не дай Бог услышит…