Последний конвой. Часть 3

Глава 3 Лидия

Я так долго не бралась за дневник, потому что не могла выкроить даже минутку свободного времени. За это время произошло столько событий, что впору начинать писать целый роман. Вот только заниматься этим по-прежнему некогда, столько всего навалилось. Может быть, потом, когда-нибудь соберусь с духом и приведу все в нормальный, читабельный вид.

Так, а на чем я остановилась?

Ах да, на штурме водной преграды…

25 февраля 32 года (поздний вечер)

До сих пор мороз по коже, когда вспоминаю, как глупо и нелепо все произошло. А самое обидное, что трагедии можно было бы избежать. Эх, если бы знать заранее…

Во всем виноваты наши «отцы-командиры», категорически не пожелавшие прояснить всю опасность форсирования зараженного паразитами озера. Да и я — тоже хороша, молчала до последнего, пока МАЗ Иваныча не провалился в подводную каверну. Передняя часть кабины грузовика ушла в воду по самую крышу и стала быстро наполнятся болотной жижей. Тягач, само собой, оказался не герметичен.

Внезапно почувствовала, как заложило уши. И даже не сразу осознала — я ору, как ненормальная. Все-таки нервишки в последнее время расшатались основательно. Жара, паршивое питание и недосып. А тут еще эти проклятые черви на мою голову… Словно какой-то защитный клапан психики сорвало, и вся накопившаяся злость, усталость и раздражение вырвались в едином сиюминутном порыве и превратились в невыносимо пронзительный вопль.

Иваныч тут же ударил по тормозам. Сильно накренившись, МАЗ встал на краю обрыва. Черт его знает, насколько глубоко уходила подводная яма, во всяком случае мне в тот момент показалось, что мы зависли на самом краешке отвесного склона. Еще пару секунд, и грузовик мог бы целиком уйти под воду, вот тогда нам всем точно были бы кранты. Повезло, у старика оказалась отменная реакция.

Забулькала грязная жижа, в нос ударила невыносимая вонь болотной тины, по крыше кабины Мишка громко топал подкованными ботинками, на два размера больше, чем нужно. Как он там удержался и не слетел в воду, когда тягач накренился под сорок пять градусов, я ума не приложу.

Надо признать, крик подействовал на мужиков отрезвляюще, Стивен птичкой упорхнул с переднего сиденья на лестницу, которая ведет на крышу, к пулемету. Даже про раненную ногу забыл сгоряча. А мы с Василием в тот момент цеплялись руками и ногами за все выступающие части кабины, чтобы не соскользнуть с заднего сидения прямо в серую жижу.

С Иванычем оказалось чуть сложнее: пока старик выбрался из-за руля, пока взгромоздился на сиденье, потом еще выше, одной ногой встал на рулевое колесо, второй на спинку сидения — времени прошло уйма, вода успела наполнить почти треть кабины и он слегка намок. Возможно, именно тогда и подцепил паразита.

А может быть, это случилось чуть позже, теперь уже не узнать…

Я чуть-чуть успокоилась, когда поняла, что мы больше не погружаемся. В немалой степени тому поспособствовал Петр Иванович. Очень спокойно попросил объяснить, а в чем собственно проблема? Ну, искупались, и чего страшного-то произошло? Бывает. Не впервой.

Вот тут меня прорвало, и я рассказала все… И о прыгающих червях, и о сожранных изнутри крокодилах. И даже о застреленном Чекистом, ни в чем не повинном солдатике, проболталась.

А с другой стороны, я никаких подписок о неразглашении не давала, так что с меня взятки гладки.

Иваныч выслушал молча, не перебивая, хмыкнул так, многозначительно, и говорит с издевочкой:

— И почему это, интересно, я совсем не удивлен?

И тут для меня сразу все встало на свои места. Ведь действительно, так и есть, мы, люди, — расходный материал. Сколько народу погибнет в пути, руководителям экспедиции просто наплевать. У них, видите ли, великая миссия — спасение человечества. А то, что мы и есть оно, это самое пресловутое человечество, которое они спасать собираются, наши руководятлы попросту забыли.

Пока я сидела в прострации и осмысливала эту немудреную истину, Иваныч взял на себя руководство, заставил Михаила притащить канистру солярки и велел вылить под ноги. В нос ударила такая вонь, что у меня сразу глаза заслезились.

Боже ты мой, какая же гадость!

— Петр Иванович, вы думаете поможет? — спрашиваю без всякой надежды.

— Еще как поможет, — смеется он, — я не знаю, червяки это или пиявки, но подохнут с гарантией, и к бабке не ходи.

О какой бабуле пошла речь я не поняла, но переспрашивать постеснялась.

— Да мы и сами задохнемся, — взмолилась я, — вы хотя бы двери настежь откройте. Дышать же совсем нечем. Глаза режет.

А Иваныч тем временем плюхнулся в воду, взялся за руль, погазовал немного, и медленно сдал назад. Машина вернулась в вертикальное положение, отчего грязная вода хлюпнула уже и к нам, под заднее сиденье, и нас с Василием немного брызгами обдало.

Ох, чует мое сердце, теперь от запаха солярки мне до конца поездки не избавиться. Водные процедуры руководителями экспедиции не запланированы. А после эпопеи с червями я, наверное, ни в один водоем под открытым небом до конца жизни не полезу.

Петр Иванович открыл обе дверцы, с шумом и плеском болотная жижа устремилась обратно в озеро, но легче дышать от этого не стало.

— Ну, вот и все, — гордо произнес Иваныч, с чувством выполненного долга, — затыкайте носы тряпками, сейчас вонять еще сильнее будет.

Схватил канистру и давай остатки горючей жидкости разбрызгивать по грязной кабине тонким слоем. И тут я поняла, что вся предыдущая вонь, которую пришлось вытерпеть, это были цветочки, ягодки только начинаются. Сразу заболела голова, тошнота подкатила к горлу.

Выпустите меня отсюда! Я лучше на крыше поеду вместе с Мишкой.

Иваныч вспомнил о нашем сопровождающем в ОЗК и велел Михаилу его срочно разыскать.

— Дуй, — говорит, — наверх, покрути фару. Нужно отыскать морячка и посмотреть, что с ним? Может, жив еще?

Мишка ускакал, как горный козлик, пару минут грохотал по крыше подковками, потом раздался металлический скрежет.

— Вижу, — внезапно закричал Иваныч, выжал газ, и мы принялись разворачиваться. Фары выхватили на поверхности воды какой-то странный бесформенный предмет, напоминающий серо-зеленый ком грязи. Я даже не сразу сообразила, что именно так выглядит мертвый человек в ОЗК, наполовину погруженный в болото.

Ну все! Я решительно встала и принялась протискиваться на переднее сиденье.

— Куда? — ухватил меня за руку Иваныч.

— Выпустите немедленно, — потребовала я, — нужно осмотреть пострадавшего, может быть, ему еще можно помочь.

— Лидия Андреевна, немедленно сядьте на свое место!

Вот уж не думала, что в этом тщедушном старичке столько внутренней силы и воли.

— Вы же сами нам только что рассказали, насколько опасно приближаться к зараженному паразитами трупу.

— А Михаил? — взревела я.

— Мишка не дурак, — отрезал Иваныч, — издалека посмотрит и все. Трогать голыми руками он ничего не будет.

Михаил вернулся гораздо быстрее, чем мы ожидали. Запрыгнул на ступеньку, заглянул в окно.

— Дядя Петя, он мертв. Выглядит так, словно уже неделю в воде лежит.

Мне даже напрягаться не нужно, чтобы представить эту жуткую картину. Серые телесные покровы с черными полосами запекшейся крови, впалые щеки, пустые глазницы и слегка приоткрытый рот, издающий тошнотворный приторно-сладковатый запашок разлагающегося трупа.

— Мишка, ты отсюда фургон видишь? — тем временем спрашивает Иваныч.

— Ага, вижу, — отвечает Михаил, и рукой направление указывает.

— Тогда держись, — говорит Петр Иваныч. МАЗ ревет, выбрасывает столб дыма, запах солярного выхлопа немедленно заполняет кабину, двери то у нас до сих пор настежь открыты.

Чувствую — все, конец фильма. Сейчас умру! Задохнусь окончательно и бесповоротно.

Я тянусь к своему заветному чемоданчику, рывком распахиваю, в глазах уже темнеет, и звездочки по кругу бегают. Практически на ощупь отыскиваю кусок марли, закрываю им лицо. Помогает слабо, но все-таки хоть какая-то защита органов дыхания от этой невыносимой всепроникающей вони. МАЗ, как огромный ледокол, продолжает рассекать водные просторы мертвого озера, позади машины даже образовались два мощных буруна. Через несколько минут фары высвечивают брошенный нами прицеп.

А кто же теперь его цеплять будет? Словно молния проскакивает в мозгу. Кому-то из нас сейчас придется выбраться наружу, окунуться в зараженную воду и прицепить фургон. Уж если морячок в ОЗК умер сразу, едва попал в озеро, то без защитного комбинезона у любого из нас выжить шансов нет вообще.

— Петр Иванович, а что делать-то?

Старик в ответ смеется.

— Ничего страшного, Мишка сейчас все сам сделает. Для этого в воду лезть совсем не обязательно.

А парнишка в ответ — «я щас, я быстро», прыг-прыг, и ускакал куда-то назад по крыше.

Чувствую, меня всю трясет…

Ну как он зацепит? Как?

Заднее окно все грязью забрызгано, ни черта не видно, только звонкий крик пацана — «левее, правее, еще правее, стоп». Потом стук-гряк, железом по железу и — «готово, Иваныч». Еще минута, и довольный собой пацан втискивается в окошко с моей стороны. Лыба во все тридцать два, морда в грязи заляпана, но при этом жив, здоров и даже не запыхался.

— Я готов, — поехали!

Прям как Гагарин командует. Иваныч жмет газ, кабина вновь заполняется дымом, я захожусь кашлем. На развороте одна из дверок захлопывается сама, вторую закрывает Иваныч.

— Терпите, — говорит, — Лидия Андреевна, немножко осталось.

Как будто у меня есть выбор.

Едем очень медленно, наученные горьким опытом не доверять твердому дну. Я не выдерживаю и спрашиваю у Мишки:

— В воду не лез?

— Не-а, — качает вихрастой головой, — я же не идиот.

Ну и слава богу! Я немного успокаиваюсь, вроде бы все обошлось.

Свет фар и прожекторов конвоя видно издалека. Иваныч поддает газку, и наш многострадальный МАЗ вальяжно выползает на берег. Не успеваю я перевести дух, как вижу — наперерез тягачу несется Быков, размахивая руками на бегу.

— Что случилось?

Слов не разобрать, но Иваныч кажется догадался, о чем его просят. Резко увеличивает скорость и направляет машину в сторону от конвоя — прямиком в пустыню. МАЗ неохотно повинуется, переваливаясь на камнях и кочках, как хромая утка. Позади грохочет прицеп. Иваныч, высунувшись по пояс в окно, внимательно смотрит назад. Не успеваю я и рта открыть, как Мишка сигает в окно, и встав на площадке, тоже пялится назад, в озеро.

А мне из кабины не видно ничего.

— Что там? — не выдерживаю я, — мужики, не молчите, что происходит?

— Непонятно, — отвечает Иваныч, — кажется, мы на хвосте что-то притащили.

— На каком хвосте…? — я на секунду теряю дар речи.

Иваныч жмет тормоз, и я, не успев вовремя среагировать, врезаюсь переносицей в спинку переднего сиденья.

— Все на выход, — командует Иваныч, — а то здесь совсем дышать нечем.

Надо же, заметил, и полдня не прошло.

— Слава богу! — восклицаю я, и первая ломлюсь к заветной дверце, локтями отпихивая мужиков. Они смеются, и демонстративно галантно уступают дорогу. Джентльмены, блин…

Спускаться по ступенькам слишком долго, и я отчаянно прыгаю прямо с площадки. Песок гасит силу инерции, приземляюсь вполне удачно. А навстречу уже летит Быков.

— В кабине дышать нечем, — поясняю ему, чтобы чего плохого не подумал, а сама, как рыба, хватаю ртом чистый воздух. Со стороны побережья разрастается огненный вал.

— Что это горит? — спрашиваю у Быкова.

— Солярка, — пожимает тот плечами, — вы за собой целый навал червей притащили, вот и пришлось поджечь, чтоб отрезать от конвоя.

Я застываю с открытым ртом. Со стороны, наверное, жутко смешно смотрелась, но я только представила на секунду этот огромный косяк хищных тварей преследующих грузовик, и челюсть отпала сама собой.

Боже ты мой! Вот теперь стало понятно, почему «космонавта» сожрали буквально за считанные секунды. Их там, наверное, немереное количество собралось, тысячи, сотни тысяч, миллионы голодных червей. Ужас!

Тем временем Иваныч и Стивен спустили по ступенькам моего Василия. Младший научный сотрудник стал выглядеть получше, уже ногами перебирает, руками шевелит, возможно, стресс благотворно повлиял на излечение. В сложных жизненных ситуациях организм мобилизуется, откуда-то находит дополнительные резервы, быстрее заживляет раны. Дай Бог, если так…

Быков придирчиво осмотрел МАЗ, отвел в сторонку Иваныча, но разговор все равно было слышно очень хорошо, ночью звук далеко разносится. И пока я любовалась огромным костром, сама бессовестно подслушивала.

Иваныч, как ни странно, оправдываться не стал, сразу признал что МАЗ нырнул, но неглубоко. Волноваться не о чем. Прицеп отыскали в темноте и приволокли на берег. Все закончилось благополучно. Задание выполнено.

— Лидия Андреевна, — Родион тут же окликнул меня, — немедленно сделайте осмотр экипажа на предмет заражения паразитами.

Коротко прояснила ситуацию, что осмотр не требуется. Скорее требуется хорошая баня, чтобы смыть намертво въевшийся запах солярки. Эмиссар, однако, тонкости юмора не уловил.

— А где ваш сопровождающий?

Вот черт, опять мы о морячке забыли. Причем все сразу, одновременно. Даже не доложили по форме, как положено, о происшествии и потерях. Выслушав доклад, Быков помрачнел еще больше.

— Значит, двое…

Сердце екнуло в груди, а по спине побежали мурашки, мне сразу вспомнился Арсений. Последний раз я его видела всего полчаса назад, живым и здоровым, но ведь проклятые паразиты и убивают не сразу. Я открыла рот, с трудом подавила волнение, стараясь, чтобы голос не дрогнул, уточнила:

— А кто второй? Мне нужно отметить в журнале.

А сама мысленно повторяю — «только не Арсений. Только не Арсений! Кто угодно, но только не он».

— Чернецкий, — отвечает Быков.

Спокойно так сказал, даже как-то немного буднично. А для меня, словно разверзлись хляби небесные, ахнуло во всю мощь иерихонских труб, и молния полыхнула через весь небосвод.

— Чернецкий???

И вновь перед мысленным взором пронеслась совсем недавно виденная картина, — сгорбленная фигура в мешковатом защитном комбинезоне, обреченно топающая к УАЗику.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

— Он самый, — подтвердил Родион, — Евгений Александрович Чернецкий…

Он хотел что-то добавить, но окончания фразы я не расслышала. В душу моментально пролезла маленькая и немного гадливая черная кошечка, и принялась деловито и озабоченно скрести коготками.

Чернецкий в последнее время стал просто невыносим, озабоченный старикан, повернутый на одиноких женщинах. С учетом должности, наверняка всегда имел успех у слабого пола. Но вот со мной не покатило. Ну, так бывает… уж кому-кому, а пожилому ловеласу об этом не знать?

Ну а что в экспедиции других баб нет, так это уже, извините, не моя проблема. Остальные же как-то выкручиваются? Терпят, или как-нибудь так… самостоятельно справляются.

Однако проклятая совесть все никак не желала успокоиться и продолжала меня глодать изнутри. Наверное, не нужно было его так жестко отшивать. Еще и пальнула из «беретты» вдогонку. Вот же дура!

О мертвых говорят или хорошо, или ничего…

Но вот, честное слово, об этом гаденыше, ничего хорошего вспомнить не могу. Вот совсем! Ничем не запомнился, кроме убогих ухаживаний и еще это его противное «лапушка», засело в памяти, вытеснив все остальное. Тьфу… Придурок! Как жил, так и помер. Бесславно и бессмысленно.

Собрала всю волю в кулак, а потом взяла, да и выбросила оперуполномоченного из своей головы. Еще не хватало терпеть угрызения совести из-за этого дебила.

А вот Арсения мне осмотреть нужно. Не успокоюсь, пока собственными глазами не увижу, что все в порядке.

— Родион Сергеевич, а с Арсением точно все хорошо?

— Да нормально с ним все, — вдруг рявкнул Быков, повысив голос почти до предела, — двигатель чистит от грязи. Сейчас закончит и поедем. Не отвлекайте вы его по пустякам.

— Я должна осмотреть Арсения, на предмет заражения паразитами.

— Пусть сначала закончит возиться с машиной, потом делайте что хотите.

— Есть! — радостно завопила я, и даже захотелось чмокнуть в небритую щечку этого мужлана, но быстро передумала. Остальные не поймут. А точнее, как раз поймут превратно, да еще и присочинят с три короба. Не отмоешься. Запах солярки со временем выдохнется, а людская молва прилипает навечно.

Не тратя зря времени, я пошла искать «скорую». Лучше у машины подожду, пока Арсенюшка освободится от дел своих праведных. Пока искала, почти непрерывно пялилась на огонь. Солярки пожгли немерено, еще и подливают понемногу до сих пор. Неужели там действительно так много червяков на берег выползло, что полцистерны драгоценного топлива спалить нужно было? Пироманы чертовы. Перестраховщики! Пойти поближе посмотреть, что ли?

Сразу вспомнила распотрошенного крокодила на «разделочном» столе, белое извивающееся тельце, зажатое в пинцете, и резко передумала куда-то идти. Вряд ли все-все червяки из озера выползли на берег дружною толпою. Скорее всего, только часть, — самые голодные. А это значит, что на берегу сейчас небезопасно, в любую секунду может свежая партия подоспеть. На огонек и запах человеческого тела. Может быть, даже моего, мужики пахнут слегка иначе…

Да ну их к черту! Не пойду я туда. Что я, мало червей в своей жизни видела?

«Скорую» заметила издалека, и выглядела она, мягко говоря, не очень. Вся в грязи, болотной тине, и каких-то малопривлекательных ошметках органического происхождения.

Блин, — подумала я, она ведь изнутри такая же грязная. Как же мы поедем?

Арсений заметил, помахал рукой в резиновой перчатке, крикнул — «Лидия Андреевна, я скоро. Уже заканчиваю».

Ну, судя по степени загрязненности транспортного средства, «заканчивать» он будет еще часа полтора или два. Не меньше. Одно радует, внешне никаких признаков заражения нет. Бодр, весел, энергичен. Кажется, пронесло в этот раз… Ну и слава Богу!

Треск автоматной очереди заставил меня подпрыгнуть чуть ли ни на метр. Обернулась на звук и увидела еще один огромный факел. Нереально красиво! Ночь, звезды, пустыня, и посередине сияет огненный цветок. Через секунду сообразила — горит «наш» МАЗ. Тот самый военный грузовик, на котором мы только что приехали.

Да этого просто не может быть!

Обратно бежала бегом. Летела, словно на крыльях. Чемоданчик больно бил по колену, но мне было не до этого. В голове пульсировала одна и та же мысль — «кто-то только что поджег тягач».

Кабина обильно полита соляркой изнутри, прямо от души набрызгано. Достаточно одной спички, и четверти груза конвоя как не бывало. Самая настоящая диверсия.

Но зачем? Ничего не понимаю! Что за бессмысленное вредительство по мелочам? Ну ведь никакого же смысла в поджоге нет.

Народ со всех сторон подтягивается, Чекист бегает, истерит. Родион вертится поблизости, команды отдает. А что толку? Костерище такой, что ого-го… до самых небес полыхает. Не потушить! Слишком поздно хватились.

Наконец Родиону удалось немного обуздать панику, и расставить добровольных пожарников с подветренной стороны полукругом. Начали мы пламя песком сбивать. Получалось плохо, уж слишком температура велика. Пока соляра не выгорит полностью, толку с наших стараний никакого. Долго бились со стихией, но все же одолели потихоньку, пламя стало ослабевать, а потом и потихоньку сдавать позиции. Что ни говори, а груз очень жаль. До слез обидно, половину Африки протащили, и так нелепо просрали, перед самым финишем. А ведь в кузове было столько полезных вещей для колонистов.

К нашей безумной радости груз почти не пострадал. Слегка подкоптился снаружи, но это, если подумать, не так уж и страшно. Родион вновь организовал добровольцев, составил их цепочкой, по которой принялись передавать ценный скарб. Пока складывали прямо на песок, нужно еще состояние определить, пострадавшее отсортировать, а то, что удалось сохранить, распределить по остальным машинам.

Вот только возникла проблема. Огромная гора ящиков, а техника и без того загружена под завязку. Некуда размещать! Хочешь не хочешь, а часть поклажи придется бросить в пустыне. Тут уж поневоле задумаешься — и зачем так рьяно тушили? Если бы сгорело, хоть не так было бы обидно.

В этот момент все и произошло.

Прибежал Мишка, весь зареванный, глаза в пол-лица, говорить не может, за руки хватает и тянет куда-то, вопит что-то несвязное. Схватила тревожный чемоданчик и бегом за мальчишкой. По дороге даже прикрикнуть на него слегка пришлось, чтобы спокойно и внятно объяснялся. Помогло!

— Я, — говорит, — Стива застрелил. Нечаянно!

О Господи!

— Он еще жив, пульс прощупывается… Я не хотел… Я в Чекиста целил.

Час от часу не легче. Уже и на минутку отойти нельзя.

— В политрука-то зачем стрелял? — спрашиваю, — чем тебе он так насолил?

— Он Иваныча убил, сволочь!

— Что?

Перед глазами поплыло.

Иваныча больше нет…

Я непроизвольно остановила бег. И сразу перед глазами встала картина, как Чекист в того, зараженного паразитами паренька, стреляет.

И я не ошиблась.

— Да пойдемте же, — снова тянет меня Мишка за руку, — Иваныч заразился паразитами, его уже было не спасти. Но это я только потом узнал. А когда увидел мертвого Иваныча, совсем соображать перестал, достал пистолет и выстрелил. А Стивен…

Мишка на секунду смолк, проглатывая комок.

— А Стивен… меня остановить хотел… а я… уже нажал…

У него опять потекли слезы.

— Лидия Андреевна, миленькая, спасите Стивена!

Иваныч заразился…

Как так? Ведь было же все нормально.

Или нет?

Тут я на полушаге споткнулась и села на песок. Мишка бегает вокруг, хнычет, а у меня в памяти мокрые штаны Иваныча всплыли, когда он на приборную панель МАЗа полез из болотной жижи.

Он же ведь в ботинках был, сапоги только потом натянул. Уже тогда у него щиколотки были мокрыми. Да и что сапоги, если воды в кабине по пояс. А за МАЗом шел целый косяк злобных тварей, длиннющим шлейфом тянулся.

Вот же я дура!

Нужно было сразу же Иваныча раздеть и осмотреть. Может быть, еще можно было помочь…

Да и вся эта авантюра с соляркой. Подохли от нее червяки или нет? Мы же не видели! Торопились смотаться из озера поскорее. Поверили старику на слово. А сработало его вонючее средство? Этого уже не узнать.

Вот и получается, что это я во всем виновата.

Поверила Петру Ивановичу на слово. На ровный спокойный голос купилась, на адскую вонь от солярки.

Последнее, кстати, и было самым убедительным. Разве можно выжить в жидкости, которая так сильно воняет?

Чувствую — сейчас разрыдаюсь, а нельзя. Кое-как взяла себя в руки, бегу дальше. Забегаем за грузовик, вижу два тела на песке. Над одним, склонившись, сидит Гейман.

— Как он? — спрашиваю.

У меня почему-то совсем выключились эмоции, на политрука даже элементарной злости нет.

— Жив пока, — отвечает, — пульс ровный, но очень слабый. Я перевязал, как смог. Боюсь, сердце задето. Не жилец.

Это мы еще посмотрим!

— Пуля внутри? — спрашиваю.

— Нет, навылет.

Это лучше, — отмечаю про себя.

А чем оно лучше? Если сердце задето, ни хрена я в полевых условиях не сделаю. Пару минут агонии, и все.

Черта с два он у меня просто так умрет!

Не в первый и не в последний раз приходится оспаривать решение костлявой.

— Лев Исаакович, — говорю, — отправьте кого-нибудь к «скорой» за носилками, и пару человек покрепче нужно.

— Сейчас сделаю.

А сама быстро размотала грязные тряпки, которыми Гейман кое-как перевязал Стива. Разрезала китель. Да к черту его! Если выживет, новый выдадут. Положено!

Осмотрела. Пневмоторакс. Рана нехорошая, аккурат напротив сердца. Стивен должен был умереть мгновенно. Но он все еще жив. Что немного странно.

Пощупала пульс — ровный. Я бы даже сказала, что слишком ровный для человека с простреленным насквозь сердцем. Кровь на губах. Но это понятно, легкое пробито. Дырочка маленькая, аккуратная. «Беретта» — очень деликатное оружие, но не менее смертоносное.

Сама не знаю, зачем полезла за стетоскопом, наверное, интуиция. Прослушала и ничего не поняла от волнения. Стук сердца действительно ровный, отчетливый — хорошее сердце. И только потом дошло — смещено вправо.

Сердце — справа!

Так бывает, один шанс на несколько десятков тысяч.

Все еще не веря своему счастью, внимательно прослушала еще раз. Да, все верно, анатомически сердце смещено вправо. Похоже, situs inversus, но тут без УЗИ или МРТ не разобраться.

Только теперь до меня дошло, что сердце не задето.

Аккуратно перевернула тело, осмотрела выходное отверстие. Края раны ровные, обломки костей не торчат. Прощупала — ребра целые. Пуля маленькая, аккуратно вошла между ребер и между ребер же и вышла, пробив только легкое, плеву и мягкие ткани.

Стивен, да ты в рубашке родился!

Пока обрабатывала рану и перевязывала, принесли носилки. Двое мрачных солдатиков, чумазых после тушения пожара. По глазам видно, жутко любопытные. Хотят спросить — что, черт возьми, тут произошло? Но не решаются.

— Лидия Андреевна, жить будет? — не выдерживает один из них.

— Куда он денется? — пожимаю плечами, голос звучит ровно, спокойно, тон деловой и не терпящий возражений. Даже усомниться в собственных словах никому не позволю. Всегда уверена в себе, хладнокровна и рассудительна.

Эх, если бы так оно было на самом деле.

Внутри — сомнения, страхи и комплексы сражаются между собой. Но я этого никогда не признаю. Приходится носить маску. Нельзя показывать эмоции и женские слабости, потому что сейчас они все смотрят на меня, как на Бога. Только я могу им дать надежду, что все закончится хорошо. А кроме меня им и надеяться больше не на кого…

Ну, еще одно суеверие. Произнеся вслух приговор пациенту, ты как бы ратифицируешь его перед небесами. И тогда сказанное — сбывается.

А я не хочу чтобы оно сбывалось. Стивен будет жить! Просто потому, что я так решила.