После этого Джози еще дважды изыскивала повод пройти мимо комнаты Джун Спенсер — один раз она вызвалась принести Лизетте плед, а потом еще сходила за ирисками, которые бабушка держала в тумбочке. Всякий раз проходя мимо комнаты Джун, Джози замедляла шаг и заглядывала внутрь. Помощницы медсестры, в точном соответствии с инструкциями, подняли Джун с постели и усадили в кресло для гостей. Девушка сидела неподвижно, опустив руки на подлокотники. Из-под края больничной рубахи торчали бледные ноги, покрытые волосками, — их не брили добрый год. Кто-то надел ей на ноги кошмарные нескользящие носки коричневого цвета.
Перед Джун стоял столик на колесах, а на столике — поднос с обедом: индюшачья грудка в подливе, яблочный соус, желе, баночка имбирного эля и горячий чай. Угощение было нетронуто, столовые приборы лежали у тарелки в идеальном порядке, значит, никто не позаботился покормить девушку. Да и будет ли она есть, подумала Джози. Может быть, ей надо дать проголодаться? Вспомнились слова Рэя: с физической точки зрения девушка здорова. Возможно, она научилась есть без помощи сознания.
— Ну где ты там? — крикнула из кафетерия Лизетта, и Джози оторвала взгляд от Джун и вернулась в столовую с конфетами в руках. — Сейчас ты больше ничего не можешь для нее сделать. Оставь ее в покое, — сказала бабушка, пока Джози наново раскладывала по углам королей. Они играли молча и сыграли две игры, после чего Лизетта предложила перекинуться в «пьяницу».
— Ты ведь явно домой не торопишься, — подмигнула она Джози и принялась тасовать карты. Они услышали, как Шерри прокатила тележку мимо дверей столовой и двинулась в сторону комнаты Джун.
— Пойду оформлю все как следует, — сказала она кому-то из сестер за стойкой.
Лизетта раздавала карты, Джози пыталась припомнить правила, а сама тем временем прислушивалась, щелкнет ли замок двери дальше по коридору, даст ли Шерри бедной девушке хотя бы толику приватности.
— Ты ведь не помнишь правила, ну-ка скажи честно. — Лизетта прервала ее размышления.
Джози сконфуженно улыбнулась. Лизетта угостила ее очередной ириской и принялась посвящать в основные правила игры. После партии-другой на пробу Джози худо-бедно вспомнила, как играть. Лизетта собрала карты и снова перетасовала.
— Теперь будем играть на счет, — сказала она.
— А как будем записывать очки? Хочешь, я принесу блокнот?
Лизетта подняла бровь.
— По-моему, ты просто хочешь еще раз дойти до моей комнаты, так?
— Ничего подобного, — твердо сказала Джози.
— Неужели у тебя на телефоне нет какого-нибудь подходящего положения?
— Приложения, бабушка.
— Ой, какая разница, — махнула она рукой. — Или надо говорить «пофиг»? Я на днях слышала, как правнучка миссис Соул говорила «пофиг». Это что, новая мода такая? И чем им старые слова не угодили, этой молодежи?
Джо хохотала так, что не сразу среагировала на шум в коридоре. Леденящий кровь крик прорезал воздух, за ним второй, третий — кричал не один человек, а много, пока наконец все не слилось в единый вой, словно выла обезумевшая от страха волчья стая. Джози выскочила в коридор и увидела что у комнаты Джун сгрудились помощницы медсестер. Рты их были распялены в крике, лица серы как зола. Одна перестала кричать, и ее вырвало. Вторая упала на колени и закрыла глаза руками. К ним со всех сторон бежали медсестры.
Джози бросилась к комнате. Мир вокруг вращался медленно, как в замедленной съемке. Впереди было что-то ужасное, и она это знала, исполинский ужас, притягивающий ее к себе. Тележка Шерри так и осталась стоять в коридоре у входа, и на экране по-прежнему была медкарта Джун.
Растолкав столпившихся у двери, Джози очутилась на пороге. Шерри лежала на полу у подножия кровати, лицом вверх. Ее руки покоились на груди. Она была мертва. На полу вокруг быстро растекалась лужа крови, горло было разодрано в клочья, и из изорванной плоти толчками, как из гейзера, выплескивалась кровь. Застывшие, широко распахнутые глаза блестели неживым блеском. В них не было ни ужаса, ни даже смятения. Только лишь удивление, как будто кто-то выскочил из шкафа у нее за спиной и напугал. «И у тебя такое лицо будет, как ледышка», — услышала Джози голос матери.
Она заставила себя взглянуть в дальний конец комнаты, где скорчилась под окном Джун, обратив к двери скрюченную обнаженную спину. Нескользящие носки были насквозь пропитаны кровью, подол больничной рубахи елозил туда-сюда по алой луже. Джози увидела в окровавленной руке вилку с кусочком плоти на зубцах. Другой рукой девочка что-то делала. Джози не видела что, но плечо и локоть лихорадочно двигались то вверх, то вниз, то в одну сторону, то в другую.
— Звоните девять-один-один, — негромко приказала Джози всхлипывающим женщинам у себя за спиной. — Никому не входить.
Она осторожно сделала шаг вперед. Второй. Что бы там ни делала Джун, внимание ее было сосредоточено на стене под окном, рука двигалась уверенно и четко, однако за скорчившимся телом Джози не могла ничего видеть.
В нескольких футах от головы Шерри лежал опрокинутый стаканчик из вспененного пенопласта. Крышка с него была снята и мирно покоилась на подносе. В стаканчике была горячая вода для чая. Видимо, девушка бросила стаканчик в лицо Шерри, а потом разорвала ей яремную вену.
Двигаясь боком, Джози обошла лужицу крови на плиточном полу. С этого расстояния она уже могла разглядеть, что делала Джун: обмакивая палец в горячую алую кровь Шерри, она размашисто писала на стене одно слово. Нет, не слово. Имя.
РАМОНА.