Элтон Госнелл был так плох, что медсестра не хотела пускать к нему Джози. Но Джози было не остановить.
— Пусть ему хоть сердце пересаживают сию секунду, мне плевать. Мне нужно с ним поговорить, — сказала она директрисе сестринского отдела дома престарелых.
— Но, миссис Квинн…
— Шеф Квинн, — поправил Ной, стоявший за спиной у Джози. — Как шеф полиции, знаете?
Директриса выдавила вялую улыбку.
— Шеф Квинн, у мистера Госнелла очень высокая температура. У него чрезвычайно участился пульс, кровяное давление упало. Как вы, вероятно, знаете, у него стома, говорить он может исключительно с помощью искусственной гортани. В его состоянии любые… расспросы могут вызвать сильнейший стресс. Я просто не могу вам этого позволить.
Джози уперлась рукой в бедро.
— В таком случае я непременно передам ваши слова семьям всех тех женщин, которых он изнасиловал и убил. Это не расспросы. Это — допрос. Госнелл вот-вот умрет? — тем более мне необходимо с ним поговорить. Девушка из нашего города до сих пор не найдена, и я намерена ее найти, чего бы это ни стоило.
— Но нельзя же вот так приходить и требовать! Это самоуправство, и неважно, кто вы такая, хоть бы и шеф полиции.
Голос Джози стал низким и напряженным, словно струна, натянутая до предела:
— Все, хватит. Хватит ставить мне палки в колеса. Этот человек устроил из своего участка кладбище, понимаете? Прямо сейчас там находят тела молодых женщин — на данный момент десятерых, — и это еще не конец. Георадары показали под землей еще минимум шестьдесят трупов. Мистер Госнелл может говорить только с помощью искусственной гортани? — что ж, ему повезло. У его жертв нет и этого. Сейчас я говорю за них, и у меня есть масса неудобных вопросов. А теперь прекратите мне мешать, иначе я арестую вас за попытку воспрепятствовать правосудию.
— Но вы же не можете…
— Могу. И буду. Хотите проверить? Суд, конечно, может решить иначе, но это не мои проблемы. Пусть у вашего юриста голова болит.
Джози махнула рукой в сторону коридора за спиной у женщины, и не сводила с нее глаз, словно вызывая на бой. После долгой напряженной паузы директриса молча отошла в сторону. И уже из-за спины Джози сказала:
— Он в комнате…
— Я знаю, в какой он комнате, — не оглядываясь, оборвала ее Джози.
Элтон Госнелл полулежал в постели. На нем была выцветшая голубая пижамная куртка. Последние оставшиеся на голове седые волосы торчали дыбом. Кожа была жаркого красного цвета. Стома в шее посвистывала на вдохе. Звук, с которым у него булькало в легких, напоминал шум закипающей кофеварки. В комнате пахло застарелой мочой и потом. Взгляд его темных глаз поймал Джози и Ноя, едва они вошли в комнату. Ной встал по одну сторону кровати, Джози — по другую. Ной деловито представил Джози и себя и зачитал Госнеллу его права. Когда Ной спросил, понял ли Элтон зачитанное, тот поднял правую руку и прижал искусственную гортань к горлу.
— Вы пришли арестовать меня? — спросил механический голос.
— Мы пришли поговорить, мистер Госнелл, — сказал Ной и помахал в воздухе листком, с которого читал о правах. — Просто если мы хотим поговорить о преступлении, то по правилам полагается сначала прочесть это вот все.
Элтон глубокомысленно кивнул. Джози с Ноем заранее договорились о том, что говорить будет в основном Ной — такой мизогин, как Элтон, скорее станет говорить с мужчиной, а не с женщиной. А кроме того, Джози не знала, сумеет ли держать себя в руках и сохранять профессионализм.
— Сочувствую вам по поводу гибели вашего сына, — начал Ной. Никто из них, конечно, Госнеллу не сочувствовал, но они решили, что для начала сойдет.
Элтон пожал плечами:
— Слабак был. И дурак.
Ной с Джози переглянулись. Ной подхватил:
— Почему же дурак? Кажется, у него был вполне успешный бизнес, ну, там, на вашей территории. Судя по всему, он вел дело не первый десяток лет.
Узловатая рука прижала гортань к горлу.
— Но ведь попался, так? — Элтон уставился на Джози.
Его похотливый взгляд был под стать сыновнему, но Джози решила, что не даст себя смутить. Он старик. Он слаб, он даже ходить не может. Пусть глазеет сколько хочет, сделать ей он ничего не сделает.
— Я вот никогда не попадался.
— Ваш сын заявил, что вы были участником преступлений, — сказала Джози.
Старик беззвучно засмеялся и снова прижал к горлу приборчик.
— Меня вы не арестуете. Я старый и больной.
Джози было плевать на его здоровье, пусть бы он даже рассыпался в прах в тот миг, когда на него наденут наручники. Она открыла рот, чтобы сказать об этом, но Ной торопливо вмешался:
— А в чем разница? В чем разница между вами и Ником? Почему вас так и не поймали?
Госнелл снова перевел взгляд на Ноя:
— А потому, что я никого к себе не водил. Держал их только для себя. Продавать не продавал, выпускать не выпускал. С кем закончу — успокою, и шито-крыто.
— Успокоите? — переспросил Ной.
Элтон промолчал. Ной попробовал зайти с другой стороны:
— Что же вы с ними делали после того, как «успокаивали»?
— Земли на всех хватало, — ответил Элтон. — А уж когда я прикупил участок по соседству, так и тем более.
— Но откуда вы их брали? Неужели никто не заметил?
Элтон покачал головой.
— Каждый раз из новых мест. Уезжал подальше, находил такую, о которой никто и не вспомнит, выжидал, чтоб рядом никого не было, ну, и увозил. Сотовых у нас тогда не было, камеры на каждом столбе не торчали. Жизнь была проще. Да и парень мой обнаглел, я таким наглым не был.
— Сколько же всего вы увезли? — спросил Ной.
— Не знаю. Не считал.
— А вы помните самую первую, которую, гм, успокоили? — спросил Ной.
Элтон уставился перед собой. Если бы не затрудненное дыхание, Джози решила бы, что он умер.
— Мистер Госнелл? — позвал Ной.
Должно быть, он вспоминал. Взгляд его стал блестящим, на багровом лице проступило отчетливо эйфорическое выражение. Джози затошнило. Да он же убийца, осознала она, настоящий серийный убийца. Его десятилетиями никто не мог заподозрить или остановить, у него было предостаточно земли, чтобы хоронить своих жертв. Он не сожалел об убийствах — более того, он ими наслаждался. Из городских сплетен о Госнеллах Джози знала, что жена Элтона якобы сбежала, когда сыну было девять, а значит, Ника растил в основном отец. Это из-за него Ник стал тем, кем стал. Два поколения серийных убийц. Каков отец, таков и сын.
Дрожащий от ярости голос сказал от двери:
— Скажи им правду, Элтон.
Ной и Джози, вздрогнув, обернулись к Лизетте. Она стояла, опираясь на ходунки, и хрупкая ее фигура, казалось, заполняла собою весь дверной проем. Глаза у нее полыхали, взглядом она прожигала Элтона Госнелла. Джози никогда не видела бабушку — добрую, любящую бабушку — в таком гневе.
— Ба… — сказала Джози.
Лизетта выбросила перед собой ходунки, словно оружие, и ударила ими о кровать Госнелла. Сладострастное выражение на лице Госнелла сменилось раздражением. Он зло зыркнул на Лизетту, прижал к горлу искусственную гортань и сказал:
— Заткнись!
Лизетта наставила на него палец. Ее трясло от злости.
— Думаешь, я не знаю, что ты сделал? Я все поняла. Я знаю, что это был ты. Я знаю, что ты сделал с моей… моей… Рамоной. А теперь говори правду, ублюдок, слышишь?
Услышав это имя — Рамона, — Джози почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
— Ба, — снова сказала она ослабевшим голосом и посмотрела на женщину, которую теперь едва узнавала. Перед ней стояла не ее бабушка. Это была совсем другая женщина. В глазах у нее пылала ярость, тело сотрясала жажда мести. Единственным, что не давало ей стиснуть пальцы на горле Госнелла, были ходунки.
Госнелл вновь беззвучно рассмеялся. Посмотрел на Лизетту и прижал к горлу аппарат.
— Она была такая сладенькая. Хорошая девочка у тебя получилась, Лизетта. Уж как мне не хотелось ее успокаивать! Так бы и держал у себя вечно.
По щекам Лизетты текли слезы и падали на халат, но она упрямо не замечала этого. И молчала.
— Думаешь, я не знал? — добавил он.
Она продолжала молчать.
— Солдатик твой тот, а? Жил у твоих родителей тем летом, помнится. Я вас как-то с ним в лесу застукал. Ух он тебя и жарил!
Лизетта ахнула. Ной стоял молча, не шевелясь, боясь прервать происходящее. Джози почти шепотом спросила:
— Ба, о чем это он?
Лизетта не сводила глаз с Госнелла.
— Я была еще девчонкой, — сказала она. — Мне было тринадцать лет. Денег не хватало, и родители сдавали комнату у нас в доме. Однажды летом комнату снял солдат, которому надо было где-то остановиться, чтобы дождаться следующего назначения. Он прожил у нас несколько месяцев. Молодой, немногим старше меня. Я думала, что люблю его. Когда он уехал, я поняла, что беременна.
— Но как? У тебя не было детей, кроме папы!
— Да, так все думали. Мама стала всем говорить, что ждет ребенка. Когда у меня вырос живот, мне велели сидеть дома. Сказали всем, что я заболела. Я рожала дома. Родилась чудесная девочка. Мама выдала ее за свою дочь. Сказала, что это моя сестра. Малютка Рамона.
«Малютка Рамона», — беззвучно повторил Госнелл.
Голос Джози дрогнул.
— Сколько… сколько она прожила?
— Ей было восемь лет. Я развешивала у дома стирку, а она играла во дворе. Бегала, ловила бабочек. И вдруг пропала. Вот и все. — Она бросила на Госнелла пылающий гневом взгляд. — Это он ее забрал.
— Ее дикие звери съели, — сказал Госнелл.
— Ты здесь единственный зверь, — отрезала Лизетта.
Его тело вновь содрогнулось от беззвучного смеха.
— Я искала ее по всему лесу. И мой отец вместе со мной. Мы долго искали. В полицию тоже обращались. Примерно неделю спустя мы нашли в лесу ее одежду. Разорванную в клочья. Полицейские сказали, что это был медведь, а может, койот. Что это звери украли ребенка. Они еще несколько недель искали ее тело, но не нашли. Мы похоронили пустой гроб.
Голос у нее пресекся, и она договорила шепотом:
— Маленький пустой гроб.
На мгновение она умолкла и стерла рукавом слезы с лица.
— Мама с радостью замела все под ковер. Я никогда не верила, что Рамону утащил медведь, но что я могла? В те годы не было никаких списков психопатов, ничего не было. О сексуальных маньяках и о педофилах вслух никто не говорил. В глубине души я знала, что с ней случилось что-то плохое и что никакие звери тут ни при чем. Я всю жизнь провела в этих лесах, и ни разу не встречала там даже койота. Когда ты рассказала мне о Нике и о тех женщинах, я сразу все поняла. Я знаю таких людей, как Элтон, — ты не слышала, что он тут говорит женщинам. И яблоко от яблони далеко не укатилось. Каков отец, таков и сын.
По рукам у Джози побежали мурашки.
Лизетта вновь ударила по кровати ходунками.
— Что ты с ней сделал, сукин сын?
Госнелл отвернулся. Ухмылка исчезла с его лица, сменившись гримасой едва ли не боли.
— Она у меня первая была, — сказал он. — Я б ее оставил, но ее искали, так что я понял — не выйдет. Успокоил ее. Убрал подальше, чтобы не нашли, а одежду бросил в лесу, чтоб подумали на медведя. Я знал, что ко мне придут. Ждал.
— Что ты с ней сделал? Ты ее хоть пальцем тронул?
Глаза у него снова заблестели.
— Не так, как ты думаешь, — сказал он. — Времени не было. Жена еще жива была. Парень мой с вопросами приставал. Я рисковать не мог. Только я к ней пойду, как обязательно кто-нибудь пристанет, то он, то она.
Джози придвинулась к Лизетте и положила руку ей на предплечье.
— Ба, — сказала она.
— Но украсть я ее украл, — добавил Госнелл. У него загорелись глаза. — И меня так и не поймали. Тут я понял, что так можно.
«Тут я понял, что так можно».
Из отчетов о найденных телах и из видеозаписей Джози знала, что жертвами Госнелла всегда становились девочки-подростки или молодые женщины. Если аппетиты Элтона совпадали со вкусами его сына, восьмилетняя Рамона была для него просто легкой добычей, выбранной не за сексуальную привлекательность. Он знал, что девочка — незаконный ребенок и что ее легко выкрасть с соседского двора. Идеальная пробная жертва.
— Сколько ты готовился? — спросила Джози. — Сколько планировал похищение перед тем, как напал на Рамону?
— Долго, — был ответ. — Еще подростком задумал. Мне много чего хотелось, но это я все провернул позже, с остальными. А имя оставил сыну, в наследство. Первая идеальная жертва. Сказал ему, пусть, мол, найдет себе собственную Рамону. Он нашел, только потом все испортил, извращенец. Язык что помело. Дураком родился, дураком помер.
Так вот, значит, откуда все пошло. Ник просто стал называть этим именем весь свой подпольный бизнес, невзирая на недовольство Элтона. Интересно, что отец назвал его извращенцем. Джози попыталась вообразить себе Элтона юношей, представить, как он по меньшей мере десять лет вынашивал планы похищения и изнасилования. Должно быть, радость ему доставило само похищение, тот факт, что он сумел воплотить свои больные фантазии в жизнь. И безнаказанность открыла шлюзы, и хлынули все новые и новые извращенные желания. Он убил жену, а потом выучил сына насиловать, убивать женщин и избавляться от тел.
— Где она? — спросила Лизетта. — Где моя дочь?
— Там, на горе, — сказал Элтон. — С остальными.