— Мои воспоминания о случившемся очень… отрывисты, — начала Джинджер. — Трудно сказать, что было наяву, а что привиделось в кошмаре. Иногда я и сама понимаю, отчего полиция так легко объявила все мистификацией.
Они сидели в залитой светом гостиной. Гостиная была обставлена в старинном стиле: крашеные стулья кедрового дерева и кушетка с подушками, обтянутыми тканью густого оранжевого цвета. Полы были деревянные, начищенные до масляного блеска, с разбросанными тут и там ковриками, делившими комнату на части. Повсюду стояли цветы и растения в горшках. Джози показалось, что она очутилась в саду. Муж Джинджер был на работе, дочери — в школе. Джози изложила все, что знала о деле Изабель Коулман, и Джинджер внимательно выслушала. Джози не стала уточнять, что Джун убила Шерри Госнелл, и сказала лишь, что Джун нашли совсем недавно и что Джози подозревает, что в какой-то момент она виделась с Коулман. О пирсинге она не сказала ни слова. Джинджер внимательно ее выслушала и сказала, что уделит Джози час, но не больше.
Джинджер сидела с прямой спиной, не касаясь спинки стула. Рядом сидел Марлоу, и она рассеянно поглаживала его по голове. Пес не сводил взгляда с Джози, но выражение его глаз было почти скучающим. Порой пальцы Джинджер почесывали ему за ухом, и пес блаженно жмурился.
— Мне очень не хочется заставлять вас снова все вспоминать, — сказала Джози. — Честное слово. Я просто хочу понять, что происходит и есть ли какая-нибудь связь между вашим делом и делами Коулман и Спенсер.
— С чего начинать? — спросила Джинджер.
— Давайте начнем с того, что вы помните. Например, с утра. Расскажите мне про тот день.
Взгляд Джинджер уплыл куда-то за спину Джози, словно за спиной у той разворачивался экран с воспоминаниями.
— Я встала. Выпила кофе с Эдом, потом он уехал на работу. Он всегда уезжал рано, еще до того, как встанут девочки. Нашу среднюю пригласили в гости с ночевкой. Она никогда еще не ночевала вне дома, и мы все никак не могли решить, отпускать ее или нет. Я сказала — пусть идет, потому что я хорошо знала ту семью, а Эд сказал — нет, потому что он никому не доверяет.
При этих словах Джинджер улыбнулась улыбкой, полной боли. Уловив перемену в настроении хозяйки, мастиф повернулся и посмотрел ей в лицо. Она ласково улыбнулась псу, тот шумно выдохнул и вновь уставился на Джози. Джинджер снова заговорила:
— У моего мужа есть хороший принцип — не доверять никому, если это касается его девочек. Так или иначе, мы решили поговорить об этом еще раз, позже. Я подняла девочек и собрала в школу. Помню, что младшая тем утром впервые сама застегнула кофточку на все пуговицы, и мы все шумно ее хвалили и говорили, какая она умница. А потом старшая показала, что она с самого начала вдела пуговицу не в ту петлю, и кофточку перекосило.
Джинджер вздохнула и усмехнулась.
— Дети, дети… Я отвезла их в школу, вернулась домой, выдохнула. И поехала в магазин за продуктами. До Дентона было далековато, но я все равно поехала: там в магазине лучше выбор. Я собиралась приготовить на ужин жареную цветную капусту. Дети ее обожают.
Джози улыбнулась:
— Да, вкусная штука. Когда вы были в магазине, не случилось ли чего-нибудь необычного? Может быть, вы заметили кого-нибудь, или кто-нибудь шел за вами, или крутился слишком близко? Может быть, с вами кто-нибудь пытался заговорить — какой-нибудь незнакомец?
Теперь взгляд Джинджер переполз на потолок. Джози видела, как она прокручивает в памяти свою поездку, наново пытаясь припомнить все, что выходило за рамки обыденного.
— Нет, нет. Ничего такого. Все было совершенно… нормально.
— Может, на парковке?
— Нет. Я не видела ничего необычного. Ко мне никто не подходил. Я положила пакеты в багажник и уехала.
— И по дороге домой у вас спустило колесо.
Джинджер остро глянула на Джози:
— Ничего подобного. Никакое колесо у меня не спускало. Я знаю, что везде говорили именно так, но на самом деле все было не так. Я увидела на обочине дороги женщину. Ей явно было плохо.
На миг позабыв о Марлоу, Джози подалась вперед и нагнулась к собеседнице:
— Что?
— Да, женщина в черной машине. Сразу говорю, марку не знаю. Честное слово, не помню. Четыре двери, черный цвет — больше ничего.
— Ясно, — сказала Джози. — Вы сказали, что ей было плохо. У нее сломалась машина?
Марлоу высунул длинный слюнявый язык и облизнулся. Передние лапы шумно поехали вперед, и пес лег. Уложив голову между лап, пес снова посмотрел на Джози. Джинджер сложила руки на коленях.
— Да. Она стояла на обочине дороги. У нее был такой вид, понимаете… Как будто что-то не так, и она не знает, как быть.
— Что она делала?
— Ходила туда-обратно, и все время прикладывала руку ко лбу. Знаете, как будто у нее что-то случилось.
— И вы остановились.
Джинджер кивнула. В глазах у нее мелькнуло печальное сожаление.
— Ну конечно. А кто бы не остановился? Проселочная дорога, у женщины заглохла машина… Мы же в Боуэрсвилле! Вы знаете, что в Боуэрсвилле вот уже пятьдесят три года не было ни одного убийства? По крайней мере, когда мы оттуда уехали — не было.
— Да, там спокойно.
Почти как в Дентоне, только Дентон гораздо крупнее.
— В общем, я остановилась рядом с ней. Она сказала, что у нее машина заглохла.
— Заглохла?
— Да. Остальное я точно не запомнила, а это помню. Машина заглохла и не заводится. Попросила ее подбросить.
— И вы согласились?
Джинджер поморщилась:
— Не помню. Не знаю. Дальше все… как в тумане, путано. Я уверена, что согласилась. Я не могла бы поступить иначе — по крайней мере, тогда.
— Это была не та женщина из парикмахерской? Которая потом сказала, что нашла вашу пустую машину?
Джинджер покачала головой:
— Нет. То есть вряд ли.
— Она сказала вам свое имя?
— Не помню.
— Ее не могли звать Рамоной?
— Я… я не уверена. Вроде бы нет. Я не помню, чтобы она говорила мне свое имя. Может быть, и говорила, но я этого не могу вспомнить.
— А как она выглядела?
— Как будто у нее рак.
Джози не сумела скрыть удивления. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы закрыть рот. Такого ответа она не ожидала.
— Она была очень бледная, а на голове такой, ну, знаете, вроде тюрбана. Как шарф, их на голову наматывают. А волос не видно было. Вот я и решила, что она больна. У одной из моих девочек есть учительница и у нее был рак; так вот, когда она проходила химиотерапию, у нее выпали все волосы, и она ходила в такой штуке. Еще у этой женщины были черные очки. Это я точно запомнила. Она была среднего телосложения, ростом примерно с меня. Может быть, чуть-чуть полновата, но на химии некоторые набирают вес, потому что им дают от тошноты стероиды или что-то такое. Хотя — кто ее знает? Может быть, это ее обычный вес. Но она была не такая уж толстая. Просто слегка полноватая.
— Что на ней было надето? — спросила Джози.
Джинджер шевельнула руками, словно надевая невидимое пальто.
— Серый свитер. Что под ним — не помню.
Руки переместились на бедра.
— И слаксы — кажется, полиэстровые. Да, почти наверняка. И она была довольно пожилая.
— Пожилая?
— Да, даже почти старая. Трудно сказать наверняка, но по моим прикидкам ей было от семидесяти пяти до восьмидесяти.
— Вы уверены?
Джинджер кивнула:
— Да. Я хорошо ее запомнила. Странности начались уже потом.
Марлоу негромко заскулил. Джинджер ответила ему тихим шепчущим звуком, и он умолк.
— Какие странности? — спросила Джози.
Левая рука Джинджер принялась перебирать пальцы правой.
Один за другим, за кончики.
— Потом… все, что было после этого… я… очень трудно описать. Очень уж дико звучит.
— Расскажите мне.
Джинджер развела руками, ладонями вверх, словно держа в ладонях воображаемый груз.
— Понимаете, это как кадры в видео. Как будто вы сняли ролик, а потом вырезали из него небольшие кусочки и склеили их между собой. Каждый кусочек длится всего несколько секунд, а иногда похож на вспышку или на картинку. А потом раз, и кончился. Беда в том, что, если сложить их вместе, никакого смысла в них нет. Слишком много пропало.
— Склейка встык, — сказала Джози.
— Что это?
— Это называется «склейка встык». В кино так делают. В колледже я встречалась с одним студентом-киношником, серьезный был парень. То, что вы описываете, — это один из видов монтажного перехода в кино.
Джози живо вспомнился тот парень. Она была очарована его творческой натурой, но до чего ей надоело отсиживать один скучный фильм за другим, прерываясь лишь затем, чтобы поговорить о том, как прекрасно поработал продюсер, постановщик или монтажная группа, да оценить качество съемки в целом.
Джинджер улыбнулась. Хорошей, искренней улыбкой.
— Правда?
— Да, — сказала Джози. — Чистая правда. Расскажите про ваши «кадры». Что вы видели?
— Только мне трудно расположить их, ну, по порядку.
— Можно не по порядку, — сказала Джози. — В каком порядке вспомните, в таком и рассказывайте.
Еще одна улыбка, но на сей раз приязнь смешалась в ней с тревогой. Марлоу подобрался, встал, повернулся и положил голову на колени Джинджер. Она обняла ладонями его башку в складках кожи и тихо заговорила, поглаживая большими пальцами его морду.
— Я шла через лес — нет, не шла, меня вели. Я видела перед собой свои руки. Они были связаны пластиковыми стяжками. Вокруг ничего, только деревья. Даже тропинки нет. Потом большой камень, и от него будто тень человека, как будто он там стоит. Ну, не стоит, а привалился спиной. Я думала, это настоящий человек, но когда мы прошли мимо, поняла, что это только так кажется с расстояния.
Ее слова напомнили Джози о чем-то знакомом, но мало ли причудливых камней в лесах округа Элкотт — да и во всех остальных лесах тоже. Камни как облака: чем дольше ты на них глядишь, тем больше видишь всякие фигуры.
— На этом все кончается, — сказала Джинджер. — Потом следующая вспышка. Я вижу мужчин. Не лица, просто людей, мужчин. Вспышки по две-три секунды — я чувствую их руки на своем теле, вижу мужчин на себе, чувствую, что они со мной делают. Наверное, меня изнасиловали. Не наверное, точно. Когда меня нашли, врач в больнице проверил. Были следы… других мужчин… не одного, а нескольких. Еще Эд сказал, что в крови у меня нашли наркотики. Тогда понятно, почему я ничего не запомнила. Вот поэтому мы с Эдом так рассердились, когда это объявили мистификацией. Как будто я просто удрала из дому и нашла себе кучку мужиков, чтобы хорошо провести время.
Марлоу снова заскулил, и Джинджер почесала шерсть у него за ушами. Казалось, она сейчас расплачется.
— Во всех этих обрывках воспоминаний была темнота. И во всех остальных тоже. Я помню это чувство, как будто снова и снова просыпалась, ни капли сна, но вокруг только полная темнота. Я впадала в панику, ощупывала стены… Это было что-то вроде ящика. Черного цвета. Но все так смутно. Как будто я была пьяна или больна. Все время чувствовала себя усталой, все время что-то болело. А потом следующее воспоминание — я лежу на обочине шоссе, и вокруг так светло, что мне кажется, будто я ослепла.
— В новостях сказали, что вы были связаны.
Джинджер кивнула.
— Меня обмотали скотчем, почти как мумию. — Она кивнула на грудь: — Тело обмотали, а ноги оставили. Мы еще и поэтому страшно злились на эту версию о мистификации. Как бы я могла так замотаться сама?
— А кто решил, что это мистификация?
— Следователь от округа, которого назначил прокурор. Там были какие-то проблемы с юрисдикцией, потому что меня нашли в Дентоне, но на шоссе, а за федеральное шоссе отвечает полиция штата. Эд поговорил со всеми, кто расследовал дело. И все сказали, что продолжать тут больше нечего.
Джози свела брови.
— Но как «продолжать тут больше нечего» превратилось в мистификацию? Это же совершенно разные вещи.
— Это случилось позже. Несколько месяцев спустя следователь, назначенный прокурором округа, подготовил отчет, в котором говорилось, что у них недостаточно оснований, чтобы предположить, что преступление вообще имело место. Журналисты тут же закричали о мистификации. Еще бы, это ведь гораздо интереснее, чем похищение с изнасилованием.
Она закрыла глаза. Джози видела, что у нее подрагивают губы.
— Это разрушило всю нашу жизнь, — сказала она наконец, открыла глаза, и по щекам потекли слезы. — Против нас ополчились все те, с кем мы были дружны всю жизнь. Соседи, друзья. Нас больше не приглашали в церковь. Меня называли лгуньей и шлюхой. Девочек дразнили в школе. Эд потерял работу. В это просто невозможно было поверить. Тринити единственная из всех репортеров нам поверила. Эд много с ней говорил. Она сделала сюжет о том, почему случившееся нельзя считать мистификацией, но ее начальство не выпустило его в эфир. Правда никому не нужна.
— Мне так жаль, — сказала Джози.
Джинджер слабо улыбнулась в ответ.
— Эд обращался к адвокату. Он хотел подать в суд на прокурора округа за диффамацию или что-то такое. Адвокат сказал, что это будет сложно доказать. Все те факты, которые мы считали доказательствами истинности случившегося, можно было объяснить совсем иначе. Следы других мужчин? Я бросила семью и три недели спала с чужими мужиками. Скотч? Это Эд меня замотал.
— Боже мой.
— Да. Мы ничего не могли поделать. Ни-че-го. То, что со мной случилось в те три недели, было еще не самым худшим. Я не знаю, что со мной было, не помню. А вот то, что произошло после того, как меня вернули, — вот это было хуже всего на свете. Мы поняли, что надо уезжать. Эд сказал, что мы можем сменить фамилию. Начать сначала. Тут есть свои нюансы, но в целом решение было правильное. — Она подняла руку с головы Марлоу и обвела комнату вокруг себя. — По-моему, у нас неплохо вышло.
— Я рада за вас, — сказала Джози.
— Боюсь, что ничем вам не помогла. Но больше я ничего не помню.
— Вы помогли, — заверила ее Джози и посмотрела на экран сотового. — Час уже почти вышел. Я ухожу и больше не буду вас тревожить. Только, пожалуйста, запишите номер моего телефона. Если вдруг что-то вспомните — что угодно, — позвоните мне.