Дэвараджа Мудальяр



Однажды в Старом Холле перед Бхагаваном предстал незнакомец. Бхагаван мгновенно узнал его и представил всем в зале: "Он приходил двадцать лет назад, когда мы жили на горе". Когда Муруганар рассказал мне об этом, я сразу спросил: "Значит ли это, что у Бхагавана феноменальная память?" Муруганар задал мне встречный вопрос: "Разве зеркало прилагает усилия, чтобы отражать? В присутствии джняни, реализованного человека, всё автоматически раскрывается. Во взаимодействии джняни с человеком нет запаздывания или какого-либо иного процесса." Он продолжил: "Будучи джняни, Бхагаван мог безусильно узнать любого стоящего перед ним, кем бы он ни был". Затем он поспешно добавил: "Не путай это с чтением мыслей или ясновидением. Это принадлежит области ума. Реализованный святой вне ума, он в духовном состоянии. Совершенное духовное состояние может включать в себя видимости тела или ума, но никак не наоборот". Сам Бхагаван однажды сказал: " Джняни подобен зеркалу. Что бы ни поместили перед ним, будет отражено в точности, как оно есть".

Каждый преданный, находившийся в контакте с Бхагаваном, играл свою неповторимую роль, продиктованную его характером, и Бхагаван откликался подобным образом. Например, Муруганар видел в Бхагаване Господа Шиву, и Бхагаван относился к нему как к святому поэту-преданному Маникавачакару, сдавшемуся Господу Шиве и жившему много веков назад. Майор Чедвик почитал Бхагавана за мать, профессор Г.В.Суббарамайя мог относиться к нему как к отцу, а мой дед Чинна Свами видел в Бхагаване гуру и Бога. И в то же время не было никакой разницы в любящих объятиях Бхагавана для каждого из преданных.

Был и ещё один преданный с уникальным характером. Он относился к Бхагавану как ребёнок, или новорожденный, который ползёт к своим родителям, чистая невинность. Это был А.Дэвараджа Мудальяр, где 'А' означает Аркот — место, откуда он был родом. В глубине своего сердца, а также в обращении к Бхагавану устно или письменно, он всегда называл его амайяаппа — тамильское слово для мамы и папы. Мудальяр называл себя Рамана Сэй, ребёнок Раманы. Бхагаван тоже относился к нему как к ребёнку. Некоторые из старших преданных не одобряли Дэвараджа Мудальяра из-за этого детского, хоть и невинного, подхода.

Тем не менее, Мудальяр был воплощением сдачи. Бхагаван говорил: "Есть два пути осознать истину. Спрашивать 'кто я?', преследовать эго в его источник — Я — и дать ему раствориться там. Второй путь это сдаться, сдать своё эго Высшему, которое есть состояние 'Я ЕСТЬ' внутри вас". Жизнь Мудальяра также служит примером ещё одного учения Бхагавана, которое гласит: "Усилия преданного и милость гуру синонимичны и единовременны. Между ними нет временного промежутка. Когда человек делает усилие, в тот же самый момент активируется милость. Усилия ищущего и милость Бога — синонимы". (В сущности, Бхагаван делал ударение на том, что усилие само по себе существует только благодаря милости).

Дэвараджа Мудальяр был в связи с Бхагаваном около пятидесяти лет. Ему довелось насладиться этой связью, вероятно, дольше, чем другим преданным. В 1900 году, через четыре года после прихода Бхагавана на Аруначалу, сотни людей прибыли в Тируваннамалай на праздник Картикай Дипам. Среди них был Дэвараджа Мудальяр. Хотя Бхагаван в то время был полностью погружён в Я и сидел с закрытыми глазами, его милость снизошла на Мудальяра. Из сотен людей, находящихся там, Мудальяр был очарован этим молодым Свами. В 1914 году он вновь посетил Аруначалу, уже будучи известным адвокатом в Читтуре. Бхагаван теперь жил в пещере Вирупакша. В то время путешествия были весьма утомительны. Ведомый своей преданностью, Мудальяр приехал в Тируваннамалай снова в 1917 году. Тогда Бхагаван жил уже в Скандашраме. Он испытал милость Бхагавана, и почувствовал, что должен сдаться и молиться ему. Он вернулся, полностью уверенный, что это был мастер, которому он должен молиться. Он молился внутри и никогда вслух.

Между 1918 и 1922 годами он не мог посетить Бхагавана из-за профессиональных обстоятельств. В 1922 он снова поехал в Тируваннамалай. Бхагаван теперь жил в Раманашраме, состоявшем тогда из нескольких скромных хижин. Он простёрся перед Бхагаваном, в то время как другой пылкий преданный, Рамасвами Пиллай, пел Тируппугал, тамильскую песню своим зычным голосом, в котором тонул непрерывный шум проливного дождя. За обедом было человек пять или шесть. Бхагаван повернулся к Мудальяру и сказал: "Здесь мы придерживаемся характерного меню. Если вы привыкли к чему-то другому, вы можете есть это." Мудальяр принёс с собой чапати, приготовленные с пшеницей. Под взглядом Бхагавана он растаял и присоединился к другим, забыв про чапати.

Мудальяр стал посещать Бхагавана более регулярно и задавал всё больше и больше вопросов. Он поделился со мной одним весьма важным фактом: он был атеистом. Он никогда не верил в Бога, не любил ходить в храмы и глубоко презирал ритуалы. Все остальные преданные, напротив, были искренне религиозны, посещали храмы и говорили о Боге. В 1922 году он выложил свои взгляды Бхагавану. Мастер сказал: "Всё нормально. В этом нет ничего неправильного. Бог всегда внутри вас, разверните свой ум внутрь и медитируйте на осознавание. Этого достаточно."

Я имел честь водить дружбу с этим полным достоинства, но очень простым человеком. Однажды он сказал мне: "Уникальность нашего Бхагавана в том, что он принимает всех такими, какие они есть. Другие гуру ожидают, что человек должен исправиться, или они его исправляют, и только потом принимают его." Он рассказал мне об одном случае, когда однажды он пел песню одного поэта, преданного Господа Муруги. В песне говорилось о том, как Господь Муруга исправил, наконец, певца и спас его. Мудальяр заменил в песне имя Муруги на Бхагавана и начал петь. Муруганар, который при этом присутствовал, тут же стал его распекать: "Вы высоко цените эту поэму, но я не согласен с вами. Она не представляет истинного приятия нашего Бхагавана или его необыкновенной щедрости. Бхагаван никогда не ждёт. Он мгновенно принимает всякого, кто оказывается в его присутствии без каких бы то ни было требований или ожиданий."

С 1922 года он стал посещать Бхагавана чаще, и в уме молился об облегчении своих проблем. Он объяснил мне: "Ты имеешь все права молиться своему Богу или гуру — но, не ставя никаких условий. Молитва может быть исполнена, а может и нет. Твой ум не должен возбуждаться ни от радости, когда она исполнена, ни от горя, когда она не исполнена." Бхагаван однажды сказал ему: "Ваша обязанность только сдаться, после этого просто будьте. Исполню я это или нет, вас не касается."

В те времена в Индии было непросто выдать дочь замуж, но Мудальяр помолился, и свадьба его дочери состоялась без каких-либо препятствий. В 1930 году его жена, которую он нежно любил, тяжело заболела. Он помчался к Бхагавану и многократно молился о её выздоровлении. Она умерла в 1933 году, доставив ему огромное потрясение. Но он никогда не злился и не разочаровывался в Бхагаване. Он говорил: "Это тоже было благословением Бхагавана, Ганешан, потому что после этого шока мой ум и моё внимание полностью сосредоточились на духовном поиске. Я явно узрел всю тщетность мирских привязанностей и отношений." После смерти жены он пришёл в Раманашрам и сел перед мастером. Печаль от потери жены, которая глубоко угнетала его, исчезла. Он целиком приписал это исцеление милостивому присутствию Бхагавана.

Как обычно, его пригласили к обеду, но он колебался, ссылаясь на аллергию. Его кузен д-р Гурусвами Мудальяр, уважаемый врач в Ченнае, сказал ему, что от его аллергии нет лекарства, и избежать её возможно, лишь полностью отказавшись от риса. В тот день Бхагаван спросил: "Где Дэвараджа Мудальяр?" Кто-то сообщил Мудальяру, что Бхагаван его зовёт. Он пошёл к Бхагавану, и мастер приказал, повелительно глядя на него: "Садитесь." Мудальяр молча повиновался. В Раманашраме рис подают в изобилии, и когда ему поднесли рис, он заколебался и посмотрел на Бхагавана. Гуру предложил поесть, и Мудальяр немедленно принялся за еду, съев весь рис. Позже он сказал мне: "Я подчинился приказу моего мастера. Неизлечимая аллергия мгновенно пропала."

Никто в ашраме не знал, кто такой Мудальяр, потому что каждый день сюда приходило очень много разных людей. Бхагаван спрашивал обитателей ашрама: "Вы узнаёте, кто это?" Они качали головами. "О, вы не узнаёте Дэвараджа Мудальяра!" восклицал Бхагаван. "Он часто приходит навещать нас. Раньше он выглядел иначе! Он носил европейский костюм, а теперь, смотрите, как просто он одет." Дэвараджа Мудальр говорил мне это со слезами на глазах: "Смотри, как гуру внимателен ко мне. Он принимает тебя, какой ты есть, носишь ли ты европейский костюм или простую одежду, веришь ли ты в Бога или выполняешь какую-то духовную практику — для него это всё не важно. Преданный гораздо более важен для гуру, чем то, что преданный делает или во что верит." Начиная с 1933 года Мудальяр стал ездить к Бхагавану ещё чаще. Это очень важно; по словам самого Мудальяра, "Для укрепления в духовности очень важно иметь постоянный контакт с истиной, будь то человек, учение, институт, храм или церковь. Эта непрерывная связь жизненно необходима. (Чудо и красота любви гуру в том, что он завоёвывает преданного шаг за шагом не посредством указаний, но просто находясь рядом с ним.)

В 1936 году правление ашрама попало в затруднительное положение. В местном суде магистрата было заведено дело на Бхагавана, Чинну Свами и большинство обитателей ашрама. Чинна Свами поспешил к Сундараму Четтияру, верховному судье в отставке, который был также преданным Бхагавана, и попросил его совета. Из всех известных адвокатов в Тируваннамалае и других районах судья предложил имя Дэвараджа Мудальяра, который тогда жил в Читтуре, в ста милях от Тируваннамалая. Когда Дэвараджа Мудальяр рассказывал мне это, на его глазах стояли слёзы: "Посмотри на милость мастера." Согласно индийскому уголовному кодексу, если человек был вызван в суд, он обязан туда явиться, и казалось, другого выхода не было. Но Дэвараджа Мудальяру удалось прекратить дело на начальной стадии, так что никому в суд идти не пришлось. Истец подал иск в высшую инстанцию, но и там Мудальяр смог прекратить дело. (В том, что Бхагаван выбрал его для этого, была высшая цель. Он должен был стать одним из валунов, распространяющих учение Аруначалы 'Я ЕСТЬ' по всему миру. Поэтому было недостаточно, что его принял гуру — правление, включая Чинну Свами, должно было тоже его принять. Этот случай помог Мудальяру склонить своих критиков на свою сторону.)

В 1939 году Мудальяр почувствовал притяжение милости Бхагавана так сильно, что захотел оставить свою профессию и всё время сидеть у священных ног своего мастера. В те дни никому не разрешалось самостоятельно строить для себя хижину в ашраме. Были два исключения — Майор Чедвик и Йоги Рамиа. Многие другие пытались, но правление отказывало, говоря: "Мы не хотим, чтобы это был жилой ашрам. Мы хотим, чтобы он был маленьким, с ограниченным количеством жилых построек." Мудальяр сказал: "Бхагаван придал мне смелости, чтобы я написал Чинне Свами прошение о строительстве хижины внутри ашрама. Ответ пришёл быстро и был утвердительным." (Ученик жаждет быть рядом с гуру, и гуру отвечает тем же. Мне нравится пример Дэвараджа Мудальяра, потому что это практическая демонстрация активных взаимоотношений между гуру и учеником.) Два года ушло на то, чтобы построить домик и уладить все дела в Читтуре. В 1941 году он переехал на постоянное проживание в Раманашрам. С этого момента он ежедневно был с мастером. Однако в душе Мудальяр страстно желал, чтобы Бхагаван ступил своими святыми стопами в его жилище. Бхагаван поставил простое условие: "Я приду к вам, но никаких фанфар, никого не приглашайте, и не принимайте это слишком серьёзно." И снова Мудальяр рассказывал это с влажными глазами. Бхагаван вошёл в его хижину и благословил его. Мудальяр говорил: "Это событие ознаменовало осуществление моего духовного освобождения. Это был не просто визит." Он добавил: "Ганешан, не относись к этому легкомысленно. Каждое движение между Бхагаваном и мной было очень важным."

Бхагаван очень редко говорил по-английски, а в 1940-х, после публикации книги Пола Брантона, стало приезжать много ищущих с запада. Требовались переводчики, чтобы помочь им общаться с Бхагаваном. Дэвараджа Мудальяр, Мунгала Венкатарамия и многие другие исполняли эту роль. Однажды Бхагаван сделал замечание, о котором мне рассказывал не только Мудальяр, но и другие преданные: "Все остальные интерпретируют мои слова, и только Дэвараджа Мудальяр передаёт в точности то, что я говорю."

Я часами слушал рассказы Дэвараджа Мудальяра о времени, проведённом им с Бхагаваном. Это была музыка для моих ушей, а также часть моей садханы — слушать истории его взаимоотношений с гуру. Мудальяр рассказывал: "Бхагаван никогда не выражал определённых взглядов на этические или мирские вещи, кроме двух исключений. Одним было его полное неодобрение невегетарианской еды, а вторым была его нелюбовь к внешнему отречению — ношению охряных одеяний, бритьё головы, принятие другого имени и санньясы." В 1936 году, сидя в холле в присутствии Бхагавана, Мудальяр остро ощутил, что Бхагаван хотел бы, чтобы он стал вегетарианцем. Хотя Бхагаван не говорил ему об этом, он это почувствовал. Однако, он также помнил, что у него было малокровие, от которого д-р Гурусвами Мудальяр советовал ему есть больше мяса, яиц и печёночного супа. Мудальяр был достаточно откровенен, признав: "Мне также очень нравилась невегетарианская еда, и вот, сидя перед моим гуру, приходит сильный позыв, что Бхагаван хочет, чтобы я стал вегетарианцем." Встретившись с такой дилеммой, он поднялся на гору с Бхагаваном и сказал ему: "Бхагаван, я чувствую ваше влияние на меня, чтобы я стал вегетарианцем, но таково состояние моего здоровья." Бхагаван улыбнулся и сказал: "Вегетарианская пища содержит всё необходимое для здоровья и сил." Мудальяр был очень рад это услышать, и ответил: "Теперь у меня есть смелость, Бхагаван, вступить в этот эксперимент с едой. Я знаю, что смогу прожить, даже питаясь одним воздухом, если вы скажете, что этого достаточно, чтобы поддержать меня." Одной только милостью, сказал он, его здоровье не пострадало от смены диеты, и позже он также не испытывал аппетита к мясу.


Бхагаван сидит на кушетке в Старом Холле


Однажды Мудальяр открыл мне разницу между верой и верованием. "Верование это мысль — 'Я верю в христианство, хотя сам индус'. Вера же совершенна; в ней не возникает вопроса о принятии или отвержении." "Что вы имеете в виду?" спросил я. Он ответил: "Ганешан, если бы Бхагаван показал мне ворону и сказал: 'Вот белая ворона', клянусь, я видел бы только белую ворону. Мой ум не потревожила бы ни одна мысль против. Я бы не стал думать, что никогда не слышал о белых воронах, что это невозможно, или задавать вопрос, зачем Бхагаван так сказал. Это не принятие, потому что это мысль 'Да, если гуру так говорит, это должна быть белая ворона'. Но вера видеть только эту белую ворону." Позицией Дэвараджа Мудальяра была позиция человека, который сдаётся. В сдаче нет 'я'. 'Я' имеет верования и никогда не узнает, что такое вера. С мыслью 'я' мы бы пытались докопаться до логики той 'белой вороны', мы сказали бы: "Это невозможно. Бхагаван бы никогда такого не сказал", или что-то подобное.

Ещё одно драгоценное учение, которое дал нам Мудальяр, это ответ на старинное заблуждение всех духовных ищущих насчёт предопределения и свободы воли. Буддизм, джайнизм, индуизм и другие восточные религии в основном верят в судьбу. Сейчас вы женщина, потому что вам было предназначено быть женщиной, а не потому, что вы это выбрали. Это предопределение. Богатый вы или бедный — это предопределено. Но если всё предопределено, зачем вообще мы должны выполнять духовную садхану? Таким однажды был диалог между Мудальяром и Бхагаваном: "Я понимаю, Бхагаван, что внешние факторы человеческой жизни, такие как национальность, семья, профессия, женитьба, смерть и т. д. — все предопределены в соответствии с его кармой. Но может ли быть предопределена вся его жизнь до мельчайших подробностей?" Бхагаван ответил очень чётко: "Конечно. Что это тело будет делать и через какие переживания ему предстоит пройти — уже определено, когда оно появляется на свет."

Мудальяр не остановился на этом. Он продолжил задавать вопросы: "А как же тогда быть со свободой человека и его ответственностью за свои действия?" Бхагаван, милостиво глядя на Мудальяра, ответил: "Единственная свобода, которая есть у человека, это добиваться и достигать джняны, мудрости, которая позволит ему не отождествлять себя с телом. Человек свободен освободить себя от отождествления с телом, и это единственная свобода, которая у него есть. Отождествляясь с телом, человек не имеет никакой свободы от предопределения. Тело пройдёт через все действия, уже ему предписанные." (Просто мысли "Я не это тело" недостаточно, потому что это всего лишь ещё одна мысль. Вот почему мы должны выполнять садхану. Чтобы отсечь отождествление с телом, мы должны иметь джняну, непоколебимо пребывая в Сердце.)

Преданные и ищущие часто говорили о важности горы Аруначалы, обхода вокруг неё, пребывания вблизи неё. В разное время Мудальяр спрашивал Бхагавана о значении обхода вокруг горы. Однажды Бхагаван сказал: "Обходить вокруг горы очень хорошо для всех. Даже не имеет значения, верит ли человек в эту прадакшину или нет. Как огонь сжигает всё, что его коснётся, не важно, веришь ты в это или нет, также и гора сделает только добро для тех, кто обходит вокруг неё." Однажды Мудальяр пристал к Бхагавану с тем же вопросом, и Бхагаван с улыбкой ответил: "Почему вас так волнуют все эти вопросы об эффективности хождения вокруг горы? Помимо всего того, что вы можете получить или не получить, по крайней мере, вы получите пользу от физического упражнения." Мудальяр начал добросовестно регулярно обходить вокруг Аруначалы, каждый раз спрашивая разрешение Бхагавана. Мастера давал своё согласие посредством вопроса: "Кто ещё идёт с вами?" Мудальяр называл имена своих спутников, если таковые были. Однажды, отвечая на тот же вопрос, он сказал: "Сегодня только Бхагаван сопровождает меня, больше никто." Бхагаван широко улыбнулся и благословил его.

Что касается пребывания возле Аруначалы, Бхагаван привёл санскритский стих из Аруначала Махатмьям, где говорится: "Господь Шива отдал приказ, утверждающий: 'Сим постановляю, что проживание в пределах трёх йоджан (тридцать миль) от горы само по себе достаточно, чтобы сжечь все пороки и даже установить единство с Высшим без какой-либо формы посвящения.'" Превознося этот стих, Бхагаван сказал: "Всё, что находится в, на или около Аруначалы, автоматически освобождается, без необходимости в какой-либо религиозной или духовной практике." Мудальяр, как обычно, настойчиво задавал вопрос: "Как могут преступники, неверующие, животные, птицы, деревья и камни, которые находятся здесь, получить освобождение?" Бхагаван снисходительно ответил: "Кто мы такие, чтобы что-либо говорить, а тем более подвергать сомнению? Это решение самого Тайного Совета!" Во время Британского Режима, который колонизировал большую часть мира, Тайный Совет в Лондоне был высшей судебной инстанцией. Бхагаван использовал этот законодательный термин, потому что Мудальяр был адвокатом. Дэвараджа Мудальяр сказал: "Я адвокат. Чтобы эта истина проникла глубже в моё сердце, Бхагаван использовал термин Тайный Совет вместо Господа Шивы!"

Он чувствовал, что слишком прост и не способен духовно развиваться. Поэтому он много раз обращался к Бхагавану: "Вы должны спасти меня, я не могу сам спасти себя." Однажды Мудальяру попалась одна тамильская песня, где поэт горестно жалуется, что он не цепкая маленькая обезьянка, которая может крепко держаться за свою мать, но скорее как мурлыкающий котёнок, которого мать должна носить в зубах за шкирку. Поэтому поэт молит Бога позаботиться о нём. Мудальяр показал песню Бхагавану и сказал: "Это в точности мой случай. Вы должны сжалиться надо мной, Бхагаван, держать меня за шкирку и смотреть, чтобы я не упал и не поранился." Ответ Бхагавана был типичен: "Это невозможно. Необходимы как ваше стремление, так и помощь гуру." Тогда Мудальяр привёл в оправдание, что даже писания признают эти два метода — малыша обезьяны и котёнка — Марката Ньяям и Маарьяра Ньяям — подходящие ищущим с разными способностями. Но, несмотря на все мольбы, это был единственный ответ, который он получил от Бхагавана. (Стремление ученика есть милость гуру. Нет запаздывания, нет разницы. Усилия преданного и милость гуру — синонимы. Мы должны крепко держаться за гуру, как малыш обезьяны, а гуру позаботится о нас, как кошка-мать!)

Самый большой вклад Мудальяр внёс в период с 1945 по 47 год, когда он записывал в дневник всё, что происходило в присутствии Бхагавана. Это было опубликовано ашрамом как День за Днём с Бхагаваном. Я видел этот дневник, занимающий несколько тетрадей. Все они в нескольких местах отмечены рукой Бхагавана. Лишь на некоторых страницах есть исправления, и они, по сути, минимальны. Если в Беседах с Раманой Махарши мы находим, что Бхагаван ссылается на традиционные санскритские трактаты, то в День за Днём с Бхагаваном' мы видим, как Бхагаван обильно цитирует древние тамильские религиозные тексты.

В конце пятидесятых начале шестидесятых я имел удовольствие подать идею Мудальяру записать все истории и случаи, которые он мне рассказывал, в форме книги. Он любезно и без колебаний согласился, и в результате появилась книга его мемуаров, под названием Мои Воспоминания о Бхагаване Шри Рамане. После окончания колледжа я два года жил в ашраме, пытаясь найти работу, так как моя семья не была хорошо обеспечена финансово. Я был первым в своей семье, кто окончил учебное заведение. Такие люди, как Майор Чедвик и Миссис Талеяркхан помогали мне в поисках работы. Когда я жил в ашраме и работал в офисе, милость Бхагавана заставила меня убедить старых преданных поведать мне о случаях, происходивших в присутствии Шри Бхагавана. Майор Чедвик и Мудальяр всегда делали мне одолжение. Я просил их записывать истории, которые они мне рассказывали. Это были первые две книги воспоминаний о Бхагаване. Когда в 1960 году я навсегда пришёл жить в Раманашрам, лишь немногие старые преданные ещё жили там, не считая Майора Чедвика, Дэвараджа Мудальяра, Рамасвами Пиллая и Кунжу Свами. Миссис Талеяркхан и С.С.Коэн жили вне ашрама. Я проводил много времени с Чедвиком, Кунжу Свами и Мудальяром, наслаждаясь их историями о Бхагаване, и жаждал услышать больше.

Социальный статус Мудальяра не был статусом обычного человека — он принадлежал к элитному классу. Британское правительство даже удостоило его титула Рао Бахадур, чем признало в нём важного человека в обществе. Он был известным адвокатом с превосходным интеллектом. Тем не менее, он отдал всё Бхагавану. Он говорил: "Духовная сдача означает, что мы сдаёмся не только на словах. 'Я' должно сдаться молчаливому состоянию 'Я ЕСТЬ'." Он вспоминал, как Бхагаван принял 'меня', 'ни на что не годного меня' и раскрыл бесценное сокровище 'Я ЕСТЬ'.

Должно быть, это было где-то между 1961 и 63 годами. Средства ашрама были весьма ограничены. В штате состоял только один повар мужчина. Еда готовилась менее, чем для пятнадцати человек, и рацион был строгим: миска риса, куламбу[19] без дала, жидкая пахта и рассол — никаких изощрённых бхикш! Я был занят во всех работах по ашраму, включая нужды обеденного зала. Мудальяр был возбуждён: его внучка должна была приехать сразу после свадьбы вместе со своим мужем. Я организовал им жильё в Морви Гест Хауз, обратный билет на автобус и гужевую повозку, чтобы привезти их от автобусной станции. Так как я должен был уйти в город утром, чтобы встретиться с адвокатом ашрама, я заверил Мудальяра, что вернусь вовремя, чтобы уделить внимание новобрачным.

Я немного задержался, и поэтому по возвращении из города тут же направился в комнату Мудальяра, чтобы принести свои извинения. Молодая пара была в Старом Холле. Когда я вёл Мудальяра и супругов в обеденный зал, он крепко сжал мою руку и очень эмоционально произнёс: "Я невероятно скучаю по присутствию Шри Бхагавана! Он был бы очень рад видеть, говорить с моими внуками, кормить их, как будто они его собственные, и уделил бы им особое персональное внимание." Эмоции настолько переполнили его, что не смог продолжить разговор. Было 10.30 — раньше обычного времени обеда — когда я завёл пару, сопровождаемую Мудальяром, внутрь обеденного зала. И был несказанно удивлён, увидев расстеленные банановые листья. (Мудальяр всегда ел только в обычное обеденное время.) Для них был сервирован настоящий пир с вада, паясам[20] и аппалам! Тут вбежал кассир ашрама и шёпотом сообщил мне: "Вы были с раннего утра в городе. По телеграфу пришёл денежный перевод с инструкциями, чтобы была организована изысканная бхикша для внучки заказчика и её мужа. И я устроил всё это без вашего разрешения… пожалуйста, простите меня!" Пара была так счастлива! После того, как мы их проводили, Мудальяр крепко меня обнял со слезами радости на глазах и воскликнул: "Ганешу! Какой же я большой глупец! Хоть я и не выражал этого открыто, я чувствовал себя несчастным, что нам придётся кормить их нашей повседневной сухой едой, и что если бы Шри Бхагаван был здесь, он бы обеспечил им хороший пир. Видишь, Ганешу! Чтобы устранить мою печаль, Бхагаван побудил кого-то послать денежный перевод! Какой же прекрасный пир на банановых листьях с вада, паясам и аппалам устроил наш сострадательный Бхагаван!" Говоря это, он рыдал и ронял радостные слёзы в бурном восторге и экстазе!

Мудальяр всегда был опрятно одет, мил и вежлив, никогда не злился. Однажды я спросил его: "Как так, вы всегда счастливы и приятны?" В ответ он поделился со мной тремя учениями: "Будь лёгким. Никогда не чувствуй уныние, что бы то ни было. Иисус Христос говорил: 'Будьте светом самим себе'. Именно так. Не вовлекайся в сложности. Посмотри на меня, как я счастлив. Не делай из чего-либо проблему. Память о прошлом создаёт проблемы. Точно также, беспокойство и планирование будущего создаёт проблемы. Воздерживайся насколько возможно от размышлений над прошлым и будущим. Оставайся в сейчас." Он добавил: "Бог внутри тебя. Кто смотрит через твои глаза, когда ты смотришь через них? Кто слышит? Кто ест? Кто переваривает пищу? Кто заставляет тебя ложиться спать? Эта внутренняя сила, которую Бхагаван называл высшей силой, и есть Бог. Эта внутренняя сила на самом деле и есть то, кем ты в реальности являешься. Пребывай в тишине, пребывай в простом 'Я ЕСТЬ'. Будь счастлив, всегда." И третьей вещью, которой он со мной поделился, было: "Бхагаван есть истина. Не пытайся определить истину, так как ум не может сделать этого. Никому это никогда не удалось. Если своё 'я' ты сдашь 'Я ЕСТЬ', истина сама тебе откроется в Сердце. Ты узнаешь её интуитивно, духовно. Благословляю тебя."

Старый Холлл в ранние годы (вид с юга)


В 1964 или 65 году в свои последние дни он должен был покинуть ашрам, так как члены его семьи хотели, чтобы он пожил с ними. Я организовал прощальное торжество, в котором принимали участие все преданные. Он уехал в Канчипурам со своими детьми, не переставая повторять имя Бхагавана. Я направил корреспондента газеты, который приехал, чтобы взять интервью у жителей ашрама, к Мудальяру, рассказав ему об этой жемчужине из преданных, живущем теперь в Канчипураме. Один из вопросов, который корреспондент задал Мудальяру, был таким: "Ведь именно вы выведали у Бхагавана, что даже камень, птица или дерево, живущие у Аруначалы, освобождаются. Почему же вы тогда живёте не у Аруначалы, а в Канчипураме?" Этот корреспондент потом передал мне ответ Мудальяра. Мудальяр сказал ему: "Это вы так говорите. Разве я когда-нибудь говорил, что я ушёл от Аруначалы? То, что теперь я в Канчипураме, разве имеет значение для меня? Бхаагаван всегда во мне, а я всегда у Аруначалы. Аруначала там, где есть чувство 'Я ЕСТЬ'." Так распространяется учение 'Я ЕСТЬ'!

Однажды я спросил его, почему он продолжает повторять имя Раманы, и он сказал: "Я спросил Бхагавана: 'Бхагаван, я иногда повторяю ваше имя, даже не думая о вас. Это нормально? Мне это зачтётся? Лично я думаю, что зачтётся, ну, по крайней мере, чуть-чуть. Это не так, Бхагаван?' Бхагаван улыбнулся и ответил: 'Да, вам это зачтётся'. Я продолжаю повторять 'Рамана, Рамана' с абсолютной верой, что, как он мне сказал, на последнем экзамене я получу зачёт."

Его родственники рассказали мне, что его последние дни были самыми мирными. Он повторял 'Рамана, Рамана' до последнего сознательного момента. Повторение 'Рамана, Рамана' это не просто мантра или ритуал. Помнить, значит быть в том божественном присутствии. Когда вы повторяете 'Рамана, Рамана', вы утверждены в 'Я ЕСТЬ', мощном и чистом присутствии.




Загрузка...