РАМАНА ПЕРИЙЯ ПУРАНАМ (внутренний путь 75 старых преданных)

Суб-регистратор Нараяна Айер

Благословенный преданный суб-регистратор Нараяна Айер получал от Бхагавана невообразимое и необъяснимое количество внимания, заботы и любви. Думаю, это был один из самых любимых преданных Бхагавана. В 1928 году Нараяна Айер был принят на работу суб-регистратором в Четпет, около тридцати миль от Тируваннамалая. Он был свободомыслящим человеком и убеждённым скептиком, насмехавшимся над садху и санньясинами, называя их 'паразитами здорового общества'. Однако на его счастье у него был надёжный набожный друг д-р В.Рамакришна Айер. Он был сыном Лакшми Аммаль из Тиручули, которая была подругой детства Бхагавана. Поэтому, довольно естественно, что её сын, когда подрос, стал пылким преданным Бхагавана. Рамакришна Айер был добросовестным государственным врачом. Он был также весёлым занимательным собеседником, известным своим юмором и непринуждённой натурой. Вне зависимости от того, куда его посылали по службе, он посещал Бхагавана так часто, насколько позволяли время и работа.

Однажды в 1928 году Рамакришна спросил Нараяну: "Почему бы тебе не поехать со мной в Аруначалу на праздник Картикай Дипам?" (В то время Тируваннамалай назывался Аруначала; фактически, даже железнодорожная станция называлась Аруначала.) Нараяна ответил: "Знаешь, Рамакришна, я не очень-то люблю всех этих празднеств, когда люди разгуливают по улицам с разодетыми в драгоценности богами и богинями. Мне не нравятся все эти глупости. Но раз уж ты мой сердечный друг, я сделаю одолжение и поеду с тобой." Прибыв в Тируваннамалай, они обнаружили, что из-за огромной праздничной толпы нет ни единого свободного дюйма, где можно было бы встать или присесть. Нараяна сказал: "Рамакришна, ты говорил, что поедешь в ашрам. Ашрам означает открытое пространство и много деревьев. Я последую за тобой на том условии, что твой так называемый свами сам предстанет перед нами, и я не собираюсь простираться перед ним." Рамакришна Айер, которого я хорошо знал, позже вспоминал: "Я знал, что всё это время Бхагаван надевает большущую петлю на шею Нараяны!" Итак, без колебаний, Рамакришна повёл его в ашрам.

В 1928 году Раманашрам состоял всего из трёх соломенных хижин. Было ли это простым совпадением, что, как только друзья прибыли, Бхагаван выходил из одной из них? Увидев Рамакришну, он помедлил секунду, а потом спросил: "Рамакришна, как поживает ваша матушка? Как ваша семья?" Во время этого разговора Нараяна, согласно британскому обычаю, даже не повернулся в сторону Бхагавана, так как они не были формально представлены друг другу. Затем Рамакришна представил Нараяну Бхагавану. И в следующий миг Нараяна, очарованный спокойным, ясным и сострадательным видом Бхагавана, упал ниц перед его священными стопами, не обращая внимания на неровную землю, усеянную камнями. Но его раздирала двойственность — он всегда смеялся над садху и санньясинами, а здесь простирается перед одним из них! Он успокаивал себя, думая: "Я встречал двух великих людей в своей жизни — Махатму Ганди и Рабиндраната Тагора. Но ни один из них не сравнится с этим странным человеком, чей сострадательный взгляд такой захватывающий и очаровательный, что я не могу отвести от него глаз. Я должен держать себя в руках, чтобы не попасть в ловушку взгляда этого человека. Ладно, дам шанс этому свами, прочту пару его книг."

Он пошёл к книжной лавке ашрама, которая тогда была лишь небольшой полочкой. Только что на тамильском была опубликована Улладу Нарпаду (Сорок Стихов о Реальности) Бхагавана. Он купил её, думая, что сейчас сможет дать оценку свами, которого только что встретил. Он хотел выяснить, достоин ли этот свами его восхищения! Однако, прочтя первую строфу, он не понял ни единого слова. Он недоумевал, что происходит. "Когда я смотрел на него, во мне что-то зажглось помимо моей воли," думал он. "Не знаю, что тому причина. Я хочу оценить его, но не понимаю ни единого слова, написанного им на тамили." Он спросил прохожего: "Вы знаете Улладу Нарпаду? Вы понимаете его смысл?" Человек ответил: "Я тоже не понимаю смысла. Но сегодня Бхагаван будет читать стихи и объяснять их. Почему бы вам не остаться?" Нараяна Айер подумал: "Останусь и дам свами ещё один шанс." Петля затягивалась!

Шри Бхагаван с суб-регистратором Нараяной Айером и членами его семьи

В тот вечер Бхагаван читал стихи своим невероятно мелодичным голосом, делая каждое слово настолько простым и лёгким для понимания, что Нараяна Айеру оставалось гадать, не гипноз ли это. "То, что он сейчас читает, я понимаю; до этого же я не мог понять ни единого слова", думал он. Пока его ум был в этом состоянии, Бхагаван, прервав чтение, сосредоточил на нём всё своё внимание. В те ранние годы вокруг Бхагавана собиралось лишь небольшая тесная группа. Люди стали стекаться в ашрам только в 40-х годах. До этого Бхагаван мог часто смотреть прямо на выбранного им человека. Нараяна Айер был загипнотизирован как Бхагаваном, так и стихом, который тот читал. Он вспоминал: "Объясняя стих двадцать первый, Бхагаван говорил: 'Бога нельзя увидеть ни нашим зрением, ни чувствами. Видеть Бога, значит быть Богом. Вот о чём этот стих.' Один из слушателей, Дандапани Свами, довольно смело спросил: 'Бхагаван говорит это из собственного опыта?' На этот вопрос в лоб Бхагаван ответил спокойно и доброжелательно: 'В противном случае, неужели я осмелился бы говорить так?'"

При этом заявлении странное чувство овладело Нараяной Айером. Всё его тело затряслось, а когда он взглянул на Бхагавана, он увидел вокруг него великолепную сияющую ауру. Нараяна Айер испытал переживание 'видеть Бога, значит быть Богом', и его посетила мысль: "Если тот, кого все религии называют Богом, должен явиться передо мной во плоти и крови, то вот он!" Внутреннее переживание убеждало Нараяну Айера, что Бхагаван был самим Богом. Он говорил: "С этого момента я ничего не мог с собой поделать — я стал рабом Бхагавана." Он объяснял мне: "Ганешан, я отказывался уступать любому интеллектуальному убеждению о Боге. Следовательно, Бхагавану пришлось дать мне переживание, что он есть Бог." Я не отставал: "Как сказал Бхагаван, Нараяна Айер стал Богом, чтобы испытать Бога!" Он обнял меня и подтвердил: "Да, это верно! Чтобы познать Бога, человек должен стать Богом. Нет другого способа."

Думаю, что исключительно благодаря благословениям Бхагавана Нараяна Айер рассказывал мне о своих переживаниях. Возможно, Бхагаван хотел, чтобы всё это было опубликовано. Много раз Нараяна Айер приходил в офис ашрама, вытаскивал меня наружу и вёл к коровнику или к подножию горы. Там он рассказывал мне свои истории, в которых рефреном звучало: "Я не заслужил той подчёркнутой нежности от Бхагавана. Вероятно, я совершил что-то хорошее в прошлых жизнях; в этой жизни я не выполнял ни пуджу, ни садхану, чтобы заслужить такое особое внимание и любовь от него".

Однажды я попросил его пояснить, что он имел в виду и что он чувствовал, когда заявлял, что для него Бхагаван был Богом. Не то, чтобы я сомневался в переживании Нараяна Айера — просто я хотел услышать это из его собственных уст. Он сказал: "Бхагаван это сам Бог, и говоря это, я не имею в виду Бога любой религии, но универсальный принцип чистого сознания. Я не хотел бы сравнивать его с кем-то из прошлых персонажей, поскольку нет смысла сравнивать инкарнации этого единого принципа, который не имеет второго. Однако, для нашего понимания, если это необходимо, то сравнить его можно только с Буддой или Иисусом Христом". Он продолжал: "Когда я говорил с Бхагаваном или сидел в его присутствии, было такое чувство, что это сам Бог сидит и говорит. Нам несказанно повезло, что высшее сознание, облачившись в форму человеческого тела, милостиво снизошло на наш уровень понимания и объяснило нам истину атма видьи — мудрости Я. Такие мысли помогали мне понять Бхагавана и его учения более ясно."

Я сказал Нараяне Айеру, что когда я пришёл жить в ашрам навсегда, я не совсем понимал Веданту. В то время мне было двадцать четыре года, и хотя я был магистром философии и был знаком как с западной, так и с восточной философией, я не мог ухватить смысл Веданты — сути индуистской религии. Особую трудность вызывала её сложность и обширность. Некоторые обитатели ашрама говорили мне: "Выучи санскрит и изучай работы Ади Шанкара, тогда сможешь понять учения Бхагавана." Нараяна Айер спросил: "И что ты им отвечал?" Я ответил: "Нараяна Айер, я чувствовал, что выполнение садханы, любого вида садханы, было более важным, чем собирание знаний о различных религиях и философиях."

Нараяна Айер сказал: "Я был в точности в таком же состоянии, когда задавал вопросы Бхагавану. Послушай, как Бхагаван в один миг разрешил мою проблему. Однажды в холле какие-то очень учёные люди обсуждали части Вед, Упанишад и других религиозных текстов на санскрите. Бхагаван всё великолепно разъяснил, это действительно было зрелище, которое стоило помнить и чтить! Глядя на них, я думал, что этим учёным людям сильно повезло, ведь они могли делиться своей учёностью с Бхагаваном. У них был жаркий интерес к познанию и в то же время глубокое понимание предмета. Что я был в сравнении с ними? В знании писаний я был полным нулём, и я чувствовал себя несчастным. Эти мысли крутились у меня в голове. После того, как учёные ушли, Бхагаван повернулся ко мне и произнёс: 'Что?' и заглянул глубоко мне в глаза, словно читая мои мысли. Не давая мне возможности ответить, он продолжил: 'Это всего лишь шелуха. Книжное знание и умение наизусть повторять писания абсолютно бесполезны. Чтобы знать истину, нет нужды подвергаться муке изучения.' Затем он изрёк нечто невероятно красивое: 'Истина достигается не за счёт чтения. Быть тихим — вот истина. Быть молчаливым — вот Бог.' Затем, очень милостиво, Бхагаван снова повернулся ко мне. На этот раз его тон и поза совершенно изменились: 'Нараяна Айер, вы бреетесь?' Весьма удивлённый этим резким переходом на личный вопрос, я ответил утвердительно. Тогда Бхагаван продолжил: 'Вы используете для бритья зеркало, верно? Вы смотритесь в него и бреете лицо. Вы ведь не бреете отражение в зеркале? Точно также все писания предназначены лишь для того, чтобы показать вам путь к реализации. Для практики и достижения. Просто книжные знания и обсуждения можно сравнить с человеком, бреющим своё отражение в зеркале.' Для меня это послужило огромным облегчением. После того, как Бхагаван сказал эти слова, мой комплекс неполноценности покинул меня раз и навсегда. Ещё одним плюсом в этом заявлении Бхагавана было то, что с тех пор я стал способен быть молчаливым и тихим. Это почти стало моим достоянием." Слушая Нараяну Айера, я погрузился в состояние молчаливой тишины. Я тоже отбросил манию стяжания знаний и вместо этого начал идти внутрь. "Будь тихим — вот истина. Будь молчаливым — вот Бог."

Что касается Нараяны Айера, я не уставал задавать ему вопросы. Я хотел знать, получил ли он какую-нибудь упадешу (специальное учение) от Бхагавана; я также хотел знать, жил ли он согласно этим учениям. Нараяна Айер сказал: "Ганеша, Бхагаван дал мне эксклюзивную упадешу. Личные наставления Бхагавана всегда имели для меня абсолютную ценность; они становились моей второй натурой, так сказать." То, что он сказал потом, очень важно: "Я объявил Бхагавану, что ничего не знаю из Веданты. Я также не могу практиковать необходимые самоограничения, так как являюсь домохозяином. Я умолял Бхагавана помочь мне, показав путь к реальности либо саму реальность. Я также откровенно признался Бхагавану, что его метод Самоисследования слишком труден для меня. Бхагаван милостиво повернулся ко мне и сказал: 'Нараяна Айер, вы знаете Улладу Нарпаду? Она несёт в себе чистую истину. Она имеет дело с чистой истиной и объясняет чистую истину. Продолжайте читать её стих за стихом. Слова этих стихов со временем исчезнут, и чистая истина — сат или улладу — словно змея, сбросив кожу, одна воссияет, обнажая своё великолепие.' Вот моя садхана, Ганешан, и я постоянно это делаю. Я повторяю Улладу Нарпаду, в любую свободную минуту." Я слушал зачарованный.

Однажды я спросил Канакамму (старую преданную Бхагавана, которая покинула тело на джаянти Бхагавана 1 января 2010 года в зале самадхи Бхагавана) о Нараяне Айере, и она рассказала о нём следующее: "Нараяна Айер родился в богатой семье, но был совершенно простым человеком. Его жена разделяла его взгляды и жила так, как того хотел её муж. Находясь дома, он часто распевал Улладу Нарпаду во весь голос. Он содержал коров и занимался садоводством, так как его глубоко интересовали эти занятия. Когда корова рожала телёнка, он полностью уделял внимание как корове, так и телёнку. Во время родов он распевал Улладу Нарпаду. Жена Нараяны Айера однажды полушутя сказала мне, что эксклюзивное право получать внимание Нараяны Айера во время родов принадлежало коровам, и никогда не распространялось на неё, мать восьмерых детей!"

Преданность Нараяны Айера учениям и наставлениям Бхагавана и их воплощение в жизнь были скрупулёзными и тотальными. Однажды я спросил его: "У вас было какое-либо сомнение, которое Бхагаван полностью уничтожил?" Из сочувствия он рассказал следующий случай: "Я сидел возле кушетки Бхагавана. Меня ставило в тупик древнее учение о том, что всё есть майя, иллюзия. Я недоумевал, как Бхагаван, сидящий на кушетке и деревянный барьер между ним и мной могли быть ненастоящими. Я спросил Бхагавана, на самом ли деле мы все нереальны и не существуем. Бхагаван засмеялся и спросил меня, видел ли я сон прошлой ночью. Я сказал, что видел, и мне снились спящие люди. Тогда Бхагаван сказал: 'Представьте, что я попрошу вас пойти в сон, разбудить тех людей и сказать им, что они все нереальны. Не будет ли это абсурдом? Вот так сейчас всё для меня. Будьте уверены, что нет ничего, кроме сновидящего. Поэтому, в чём смысл вопроса о реальности или нереальности людей во сне? Более того, в чём смысл разбудить их и сказать им, что они нереальны? Мы все нереальны. Почему вы сомневаетесь? Реально только ТО.' После этого объяснения у меня абсолютно не было сомнений в нереальности этого мира. Я мог постоянно чувствовать его нереальную природу." В другой раз Бхагаван сказал Нараяне Айеру: "Всё нереально, подобно объектам во сне. Однако на определённой ступени существует истина, или реальность, и мир нереальности. Там джняна пробуждённого человека будит 'других' к факту, что то, что они видят и чувствуют, нереально, а реальность это их собственная суть. Это можно сравнить с тем, когда слону снится лев, и он, внезапно проснувшись, видит, что лев нереален и что реален один слон. Слон это индивид (джива), сон это нереальный мир, а лев это гуру или джняни. Гуру это связующее звено между реальным и нереальным." В другой раз Нараяна Айер передал мне слова Бхагавана: "Нет джняни, нет реализованного человека. Есть только мудрость. Есть только джняна."

Нараяну Айера назначили суб-регистратором в другом городе. Это означало, что он не мог посещать Бхагавана, когда захочет; он как грудной ребёнок, жаждал вернуться назад к матери. Так как в те дни почти не было автобусов или такси, иногда Нараяна Айер добирался до Бхагавана и обратно на попутках. Однажды он пришёл в ашрам в восемь тридцать вечера. У него был дом напротив ашрама, но он поспешил в ашрам, даже не приняв ванны или пищи. Остановившись у офиса ашрама, чтобы засвидетельствовать почтение Ниранджанананде Свами, сарвадикари, который что-то с кем-то обсуждал, Нараяна Айер был удивлён, потому что обычно люди в ашраме ложились спать в восемь. Сарвадикари подозвал его и сказал: "Нараяна Айер, подойдите! У нас несчастный случай: Бхагаван сломал ключицу. Поэтому мы вынесли его кушетку из Старого Холла и поместили её между Холлом и малым колодцем. Поклонитесь ему с расстояния и затем уходите. Не беспокойте его." Нараяна Айер вспоминал: "Если бы они не упомянули, что у Бхагавана перелом, я бы даже туда не пошёл. Но зная об этом, мог ли я туда не пойти?" Повинуясь инструкциям Ниранджанананды Свами, он подкрался по-кошачьи и простёрся Бхагавану в отдалении. Но Бхагаван позвал его: "Нараяна Айер, идите сюда!" Он удивился, поскольку думал, что остался не замеченным. Затем Бхагаван продолжил: "Нараяна Айер, я гляжу, вы пытаетесь не шуметь!" Потом, лёжа на кушетке, он сказал страннейшую вещь: "Нараяна Айер, подойдите, сядьте рядом со мной." Наверное, он был вторым человеком, который сидел рядом с Бхагаваном на его кушетке. (Первым был я, но я был всего лишь ребёнком — мне тогда было, возможно, полтора года.) Бхагаван сказал: "Местный доктор сказал, что повязку нельзя смещать. Я хочу поговорить с вами, сядьте рядом." Нараяна Айер испугался, что сарвадикари разразится гневом, если увидит его сидящим на кушетке Бхагавана, но за долю секунды он преодолел этот страх и подошёл к Бхагавану. Когда он сел, Бхагаван продолжил: "Этим утром я шёл на гору. Собака погналась за белкой, я преградил ей дорогу своим посохом, поскользнулся и сломал ключицу. Преданный, который был также местным костоправом, сделал мазь из листьев и чёрного нута и намазал больное место, умоляя, чтобы я не двигал рукой." Нараяна Айер был очень тронут тем, что Бхагаван уделил столько же внимания трудному положению белки, сколько просьбе своего преданного костоправа.

Нараяна Айер редко пропускал день рождения Бхагавана. Однажды он оказался в шестидесяти милях от ашрама. Останавливая один грузовик за другим, он, наконец, прибыл в ашрам в час ночи. В пять того же утра ему пришлось уехать, потому что к девяти ему нужно было на работу. Уходя, он простёрся перед Бхагаваном, который протянул руку и сказал: "Пойдёмте, Нараяна Айер, вы должны чего-нибудь перекусить." Бхагаван повёл его на кухню. Они заглянули во все ёмкости, но ничего не нашли, так как накануне всё было тщательно вымыто, включая полы. Бхагаван зашёл в кухонный чулан и заглянул в каждый горшок и миску. К счастью он нашёл горсть миндаля. Выйдя из чулана, он заметил, что огонь почти погас, поэтому он подкинул дров в очаг и поставил сковороду на плиту. Он налил туда немного гхи, затем насыпал миндаль и поджарил его. Потом добавил также немного соли и перца чили, выложил миндаль на банановый лист и подал Нараяне Айеру со словами: "Как вы можете уйти, не поев?" Нараяна Айер был на седьмом небе и не мог поверить в происходящее, автоматически подчиняясь Бхагавану. Затем Бхагаван поднялся, нашёл газету и ещё один лист и завернул в них оставшийся миндаль. Он красиво всё упаковал, прямо как в ресторане, вручил Нараяне Айеру и сказал: "Когда придёте домой, Лалита (жена Нараяны Айера) и ваши дети спросят: 'Что ты принёс нам от Бхагавана?' Возьмите это и отдайте им." Рассказывая это, Нараяна Айер обливался слезами, а потом добавил: "Как я могу забыть эти особые акты любви? Кто мне поверит, если я расскажу?"

Когда старшая дочь Нараяны Айера собиралась замуж, у него не было денег на помолвку. Согласно индуистской традиции должны проводиться церемонии и пуджа, для которых были необходимы некоторые вещи. Его жена спросила: "Почему ты не обратишься к Бхагавану?" Он ответил: "Я никогда не буду обращаться к Бхагавану за материальными вещами." Она же тихонько помолилась Бхагавану, рассказав ему о важности помолвки. Потом супруги посетили Бхагавана и простёрлись перед ним, но ни словом не обмолвились об этом. На следующее утро пришёл почтальон с почтовым переводом на сумму пятьдесят одна рупия. (Я своими глазами видел квитанцию этого перевода — Нараяна Айер мне её показал.) Перевод пришёл из Ахмедабада, который расположен в добрых тысяче милях от Тируваннамалая. В прикреплённом сообщении говорилось: "Письмо следует." Супруги купили на эти деньги всё, что было нужно. Пришёл будущий жених, его хорошо приняли и назначили день свадьбы. Они с волнением ожидали письмо, которое должно было последовать. Позже пришло письмо от гуджаратца из Ахмедабада. Они его совсем не знали. "Дорогой Нараяна Айер, Бхагаван Шри Рамана Махарши явился мне во сне и сказал, что я немедленно должен отправить телеграфом денежный перевод на пятьдесят одну рупию. Он также дал мне ваш адрес. Я вас не знаю и не знаю, зачем вам деньги. Пожалуйста, примите их." (Это письмо я также видел.) Нараяна Айер, его жена и дочь пошли к Бхагавану. Они со слезами простёрлись перед ним и сказали: "Бхагаван, что за милость ты изливаешь на нас!" Бхагаван прочитал письмо, будто это кто-то другой изливал милость! Затем он внимательно посмотрел на обоих и сказал: "Почему вы сомневаетесь? Почему вы не должны просить меня?" Вот чем я хочу поделиться с вами. Мы приходим к мастеру не только за духовной реализацией. Если верховный господин способен передать вам высшее — реализацию Я, разве он не исполнит ваши молитвы о мирских вещах?

В похожей ситуации Дэвараджа Мудальяр однажды спросил Бхагавана: "Бхагаван, вы восхваляли Аруначалу, вашего отца, как достаточно милостивого, сострадательного и сильного, чтобы даровать атма сакшаткар. Означает ли это, что я могу даже попросить о замужестве моей дочери и о своём трудоустройстве?" Бхагаван улыбнулся и ответил: "Если человек может дать реализацию Я, разве трудно для него удовлетворить ваши простые просьбы вроде получения работы или рождения сына? Если у вас есть сто тысяч рупий, разве вам трудно отдать десять?"

Одним вечером в Старом Холле Шри Бхагаван весьма решительно заявил, что всё видимое нереально, реален один лишь видящий. На следующий день, когда Бхагаван был в одиночестве, Нараяна Айер сел перед ним и спросил: "Бхагаван! Всё это нереально? А вы, который сам Гсоподь, тоже нереальны? А ваша кушетка, на которой вы восседаете, нереальна? А этот зал, нереален? А этот деревянный барьер нереален? А я, который видит всё это, нереален, Бхагаван?" Шри Бхагаван уверительно улыбнулся и сказал: "В чём можно сомневаться? Всё нереально. Без сомнения, всё, что вы видите, абсолютно нереально, ложно! Но внутренний вашту в вас, который видит всё это, есть единственная РЕАЛЬНОСТЬ! Всё остальное — нереально!" (На тамильском этот диалог более остр и проникновенен. Нараяна Айер спрашивает: "Bhagavaney! Yelaam poiyya? Neenga saakshaat Ishwaran — neenga poiyya? Neenga okkandhirukkara sofa poiyya? Indha hal poiyya? Indha thaduppu poiyya? Paarkara naan poiyya? Бхагаван убедительно отвечает: “Idhiley yenna, oi, sandhegam? Yellaam poi! Paarkaradhu yellam poi thaan, oi! Yellaathaiyum ulle irundhu paarkaradhey oru vastu, adhu onnu thaan mei! Meedhi yelaam poi!” )

Нараяна Айер однажды сказал Бхагавану: "Бхагаван, я здесь уже много лет. Люди медитируют и уходят в самадхи. Я же закрываю глаза на минуту, и мой ум десять раз облетает вокруг земли. Выскакивает так много забытых мыслей. Я страдаю, Бхагаван." Услышав это, Бхагаван ответил: "Почему вас заботят другие? Они могут медитировать, или спать, или храпеть. Смотрите на своё Я. Как только ум начинает блуждать, возвращайте его к исследованию. В Бхагавад Гите есть стих, где говорится, что человек должен следить и возвращаться в Я, вне зависимости от того, в какую сторону отклоняется неугомонный и непостоянный ум." Однако, Нараяну Айера не убедили доводы Бхагавана. Тогда Бхагаван — мать — продолжил: "Ребёнок, которого накормили молоком после того, как он уснул, говорит на следующее утро: 'Мама, ты не кормила меня прошлым вечером.' Также и вы, уже наелись досыта." Заверение Бхагавана для Нараяна Айера есть также заверение для всех нас.

Во время празднования первой арадханы Бхагавана, первой годовщины его нирваны, я побывал в компании многих старых преданных, и все они плакали. Они плакали, потому что невозмутимая форма Бхагавана покинула их. Нараяна Айер сильно рыдал, всхлипывая. Я обнял его и спросил: "Что вы чувствуете?" Он ответил: "Я не могу сейчас говорить." Я попросил его записать свои чувства. Он сел у подножия горы и записал. Эти мысли были опубликованы в Маунтин Пат и в книге Моменты Воспоминаний. Следующий отрывок это трогательный отчёт Нараяна Айера по случаю годовщины нирваны Бхагавана: "Бхагаван! Бхагаван! О, дорогой Бхагаван! Неужели это тот день, когда ты нас покинул? Я живо помню тот день, когда мы с Шри Муруганаром стояли последними в очереди, чтобы увидеть тебя вечером 14 апреля 1950 года. Могу ли я, как Святой Маникавачакар или Святой Таюманавар, воскликнуть, что мои волосы встали дыбом? Кадхаринен — я плакал, не стесняясь. Видирвитхиртен — я рыдал, судорожно дыша. Мой друг Муруганар и я были одни, когда видели тебя. Увидев твоё измождённое тело с закрытыми глазами и обращённым вверх лицом, я не знал, что делать. Но ты повернулся и бросил взгляд на убитых горем людей, которые плакали перед тобой. Затем ты отвернулся и закрыл глаза. Мы продолжали стоять и рыдать. И вот, ты повернулся к нам и посмотрел на нас снова. Был ли это прощальный взгляд, о, Господи? Был ли он последним, самым последним? Вспоминаю твои утешающие слова 'Куда я могу уйти? Я здесь.' — слова вечной мудрости, поддержавшей нас. Как я могу забыть тысячи мгновений твоей любви? Миндаль, который ты поджарил специально для меня, сам разведя огонь, арахисовый куту[33], который ты попросил Венкатаратнама оставить для меня, всё ещё сладки на моём языке. Когда мой друг профессор Г. В. Суббрамайя умолял тебя помочь мне в официальной проблеме, сказав: 'Бедный Нараяна Айер. Может ли Бхагаван не сделать для него всё возможное?', разве ты не ответил: 'Чего ему не хватает?' В один из твоих последних дней Г. В. Суббрамайя умолял: 'Защитите меня, Бхагаван.' Ты ответил однозначно: 'Вы под защитой.' В тот момент ты видел, как я взял его за руку, подразумевая, что я тоже присоединяюсь к этой просьбе. Бессчётны примеры твоей милости ко мне. Господи, как они могут пропасть даром? Сколько страниц я исписал, заливая их слезами! Моё почтение тебе, Бхагаван — я всегда буду у твоих ног с мыслями о любви. Моё сердце бьётся вместе с пульсом тех, кто собрались здесь, чтобы подарить любовь вечную."

Пришествие Бхагавана на Аруначалу имело целью спасти всех нас от невежества, которым мы связаны и из-за которого страдаем. Пока мы привязаны к телу, страдания продолжатся. Но если вы поднимаете вопрос 'Кто я?', и вслушиваетесь в тишину, эта тишина есть Аруначала, эта тишина есть Рамана, и эта тишина есть наша истинная природа.

Старый Холл в ранние годы

"Первое фото"