Они были еще маленькие, два сорочонка, когда их принесли, едва оперившиеся. Первое время они дичились и не хотели открывать рот, но потом голод взял свое, и на другой день они орали во всю глотку, прося есть. В еде они не были разборчивы: их кормили и моченным в молоке хлебом, и червями, и маленькими кусочками мяса. Как все птенцы, они были очень прожорливы. Некоторое время после еды они молчали, но через час-полтора поднимали страшный крик. Если бы не ребята, которые вызвались помочь кормить сорок, я должен был бы бросить всю свою работу и только заниматься раздобыванием корма. Сорочата сидели на бортике ящика без клетки и, пока у них не отросли крылья, не решались его покидать. Смешны были первые попытки расстаться с насиженным местом. Они долго вертели головами, пробовали крылья, приседали, чтобы прыгнуть с бортика, — и не осмеливались. Несколько дней они колебались. Наконец один из них расхрабрился и спрыгнул вниз, тотчас же за ним спрыгнул другой. Они опять огляделись и подпрыгнули, пробуя крылья, но лететь не отважились. Помогли им ребята, они взяли сорочат и невысоко подбросили. Сорочата замахали крыльями и слетели на землю. Видимо, тут они уверовали в свои силы. Мало-помалу, увеличивая длину и высоту полета, они научились прекрасно летать. Но добывать корм сами они не хотели и, почувствовав голод, прилетали к нам, ходили следом за людьми и, открыв рот, кричали и махали крыльями. Наконец сорочата возмужали, оделись в великолепный наряд и перестали выпрашивать еду, а норовили сами без спросу брать то, что им казалось нужным. А нужно им было все, начиная от съедобных до всяких мелких, особенно блестящих предметов. Это были отъявленные воровки, страшно хитрые и ловкие. Помню один трагикомический случай. К нам на дачу приехала мамаша с маленьким, искусственно выкармливаемым ребенком. Был прекрасный теплый день, и мамаша расположилась на террасе. На столе у нее были расставлены бутылочки с молоком, чашки и лежала соска, которую она хотела вымыть и надеть на бутылку. На дереве около террасы расселись сороки и внимательно следили за работой матери. Вдруг заплакал ребенок, мать бросилась к нему… Сорока только ждала удобного случая: как стрела ринулась она к столу, схватила соску и, взлетев на крышу, на глазах у отчаянно кричавшей матери принялась ее долбить.
— Боже мой, у меня одна только соска, как я накормлю Петю! Ради Бога, отнимите ее у сороки!
Ребята принесли лестницу и залезли на крышу. Но сорока была хитра. Она очень близко подпускала к себе преследователя, и в тот момент, когда, казалось, можно будет дотянуться до соски, сорока отпрыгивала, держа соску в клюве, и отлетала дальше. Долго продолжалась погоня, и, видимо насладившись игрой и достаточно помучив ребят, сорока соску бросила, но она была уже разорвана.
А как сороки любили дразнить собаку!
Обычно они выбирали момент, когда собака мирно дремала, растянувшись на солнышке. Тут действовали обе сороки. Они бочком подходили к собаке, одна спереди, другая сзади. Собака, чуть приоткрыв глаза, следила за сорокой, которая была перед ней, у головы. В это время задняя сорока подскакивала ближе и сильно дергала собаку за мохнатый хвост. Собака взвивалась и со страшным лаем бросалась на обидчицу. Сороки моментально взлетали на высокий сучок и с наслаждением смотрели на выходившую из себя собаку. Наконец, успокоившись, собака ложилась снова. Выждав некоторое время, сороки снова повторяли свою забаву, и так до тех пор, пока собака не догадывалась уйти на другое место.
Сороки, летая на свободе, к концу лета стали понемногу дичать, к себе близко уже не подпускали, а глубокой осенью улетели совсем.
Как память о них остались наброски, рисунки, которые были использованы потом для картин и иллюстраций книг.