Рассказы старого лешего

В окно ко мне зима глядит,

И я гляжу через стекло.

Как все нарядно, как бело,

Как сад мой тихо, тихо спит.

На куст рябины прилетели

Тайги красавцы — свиристели.

Вот у кормушки вьются стайкой

Синицы, поползни и гайки,

А в белом кружеве ветвей

Краснеют грудки снегирей.

Синичка в раму мне стучит,

И голосок ее звенит:

«Иди скорей, давай зерна!

Чего ты ждешь — я голодна!»

«Сейчас, сейчас, мой друг хороший,

Надену только вот калоши».

И сыплю щедрою рукой

Зерно на столик кормовой.

По синему небу

Плывут караваны

Блистающих снежных вершин.

Безмерно огромны,

Легки, как туманы,

Уходят в прозрачную синь.

То сгрудятся вместе,

То врозь разбегутся,

В диковинных вдруг превратятся зверей.

По синему небу куда-то несутся

И светлым туманом легко расплывутся

В просторе лазурных морей.

Белая березонька, русская красавица,

Косы золотистые чуть не до земли.

Все-то ей любуются, всем-то она нравится,

Ее кудри пышные ветер шевелит.

На полянке солнечной травка изумрудная,

Белая березонька посреди стоит,

Травка изумрудная, в ней цветочки чудные…

Под окошком моим

Две рябинки растут,

Они вешней порой

Белым цветом цветут.

А как осень придет,

Зарумянится лист,

От тяжелых гроздей

Ветви склонятся вниз.

В красных бусах стоят

Две рябинки мои,

Улыбаясь, дарят

Мне богатства свои.

Любите природу, родную природу,

Любите ее всей душой,

И горы, и долы, пустыни и воды,

И сумрак любите лесной.

И Север любите, холодный и грозный,

Богатый и ласковый Юг.

Любите просторы деревни колхозной,

Колхозников благостный труд.

Навстречу мне за далью даль,

Навстречу мне полей просторы,

Леса, луга, долины, горы,

Озер сверкающий хрусталь.

Машина мчит, не уставая

Гляжу, любуясь красотой.

Моя Россия, ширь какая,

Какой простор, размах какой.

Лесная глушь, березы, ели,

Через дорогу лось прошел,

Тетерева перелетели,

Там пестрый дятел долбит ствол.

И снова ширь, поля без края,

Луга, цветущие луга.

Земля моя, земля родная,

Моя любимая, святая,

Ты, словно жизнь, мне дорога.

Все это родное —

Сосны и дубы,

Белые березы,

Белые грибы.

Поползень, синицы —

Это все родня.

Все веселым писком

Радуют меня.

Да, среди природы

Я не одинок.

Каждый лягушонок

Мне родной сынок.

Темен лес дремучий,

Страшно мне в лесу.

Я на всякий случай

Пистолет несу.

Вот он тут, в кармане,

У меня лежит.

От него в испуге

Любой зверь бежит.

Страшен зверь могучий,

А мне горя нет,

У меня в кармане

Вот он, пистолет.

Хоть и не заряжен,

Ладно, наплевать,

Я не собираюсь

Из него стрелять.

Солнышко, видно, устало,

Устало от летних забот,

Вечером рано ложится,

Поздно поутру встает.

Надо признаться, с охотой

Лег бы и я на покой,

Зиму б проспал без заботы,

С солнышком встал бы весной.

Лес стоит весь в снегу,

Как старик угрюмый,

И молчит… Ни гугу…

Погруженный в думу.

Я на лыжах иду

Без ружья, без фото.

Что мне надо в лесу?

А ведь надо что-то.

Да… Конечно, найду

Я в лесу сюжеты,

Вдохновенье найду,

Пригодится это!

Весна пришла! Весна пришла! —

Кричит в восторге календарь.

Смотрю в окно сквозь два стекла —

Похоже больше на январь.

Пожарче печку натоплю,

Оденусь потеплей

И сяду в письмах поздравлять

С весной своих друзей.

Весенний вечер. Солнце село,

Огнистые погасли облака,

Дрозды замолкли. Потемнела

Лесная глушь. Лишь говор ручейка

Безмолвие природы нарушает.

Далекий выстрел, снова тишь.

Тревожным сном природа засыпает.

Ночь коротка, и долго не проспишь.

И вот я с музой неразлучен,

Долой докучливую лень,

И уж не длинен и не скучен

Мне кажется осенний день.

«Сухою кистью» я рисую

Своих возлюбленных зверей.

Их загоняю в глушь лесную

И с ними сам брожу по ней.

Зверье моей послушно воле,

То мирно спит в тиши ветвей,

То резво мчится в диком поле,

То пить идет в лесной ручей.

Люблю сидеть перед камином

И, наслаждаясь тишиной,

Смотреть, как пламя вьется с дымом,

Как саламандр пляшет рой.

Пишу тебе, мой друг далекий,

Но все же очень близкий друг,

Пишу в надежде — эти строки

Тебя ко мне перенесут.

И сядем мы перед камином

С бутылкой красного вина,

Тепло, уютно, тишина.

В окно сквозь сумрак темно-синий

Глядит красавица луна.

Поговорим о том, об этом,

Слегка поспорим, может быть.

В беседе, дружбою согретой,

Неплохо отбивной котлетой

Вина стаканчик закусить.

Мой милый друг,

Мое послание прими.

В нем я желаю, чтобы ты

Хранил заветные мечты,

И бодрость духа не терял,

И был здоров, и крепко спал,

Под ручку с Митревной гулял,

Смеялся, кушал чернослив,

Ну, словом, был бы ты счастлив.

И я за счастьем ковыляю,

Немножко по саду гуляю,

Без аппетита ем и пью

И очень плохо ночью сплю.

Морфей, свинья и идиот,

Мне сна, каналья, не дает,

А ночь без сна совсем не мед.

Хотел бы я ответить вам стихами,

Но посудите сами:

В мои года — какие там стихи,

Пора замаливать грехи.

Смотри в окошко,

Нина, Нина!

Смотри, какие чудеса,

Какая дивная картина,

Какая снежная краса.

Как все бело… Смотри, смотри!

Вон на мичуринской рябине

Сидят красавцы снегири.

Они из дальних стран суровых

Нас прилетели навестить,

У нас немного погостить,

И улететь на Север снова.

Смотри, как Мурзик рад пороше,

То спинкой трется, то брюшком,

То в снег ныряет кувырком,

Он очень рад, наш пес хороший.

Помнишь, Зося, лес дремучий,

Мы по лесу робко шли.

Небо все закрыли тучи,

Гром, как зверь, рычал вдали.

Тьма сырая, ночь глухая,

В ней мерцают огоньки —

То кикимор злые очи

Или светят светляки?

Иль то леший смотрит дико

Из чащобы из глухой?

Зося, Зося, не пугайся,

Зося, Зося, я с тобой.

Давно, давно я собирался

Вам поднести букет цветов.

И наконец я постарался

Нарвать лесных колокольцов,

Нарвать липучки и ромашки,

Лазурно-синих васильков,

И розовых и белых кашек,

И длинноусых колосков.

Букет готов. Я к вам помчался,

А вас, мой ангел, дома нет.

Соседке Лизочке достался

За поцелуй весь ваш букет.

Вот так-то!

Я зверь, я дикий зверь,

Таким меня природа сотворила.

Мне чувства тонкие дала

И жить под солнцем научила.

Как хороши,

Как свежи были розы

В китайской вазе на столе.

Их ветер сдул,

Их съели козы.

Осколки вазы на земле.

Вы помните? На камне мы стояли,

Плескалось море. Чайки хохотали…

На берег ветер волны гнал,

И вашим шарфом он играл.

И, видно в шутку, нас двоих

Опутал шарфом и затих.

Тогда с улыбкой вы сказали:

«Нас шелком ветерки связали…

Теперь попалась птичка в сеть,

На волю ей не улететь…»

Я вам ответил: «Плен не страшен,

Когда любовью он украшен,

Когда не цепи, не оковы,

А вяжет шарфик ваш шелковый».

Ночи сонное дыханье,

Сумрак и покой.

В небе звездное мерцанье,

Месяц молодой.

В сад пойдем. Смотри, как пышно

Там сирень цветет.

У забора в чаще вишен

Соловей поет.

На дерновую скамейку

Сядем мы с тобой,

Перед нами пруд, заросший

Темною нугой.

Милый друг, ведь это сказка,

Это дивный сон,

Никогда не повторится

В нашей жизни он.

Будет время — твои кудри

Серебром блеснут,

Тогда вспомни сад цветущий

И уснувший пруд.

И дерновую скамейку,

Соловья в тиши.

Вспомни, как шептались тихо,

Тихо камыши.

Грозди пышные сирени

Льют свой аромат.

Мы пойдем с тобою, Феня,

В наш цветущий сад.

Ах, мой ангел, твои глазки

Не глаза — цветы,

Они полны нежной ласки,

Полны красоты.

Где ты теперь — того не знаю,

Но эту ночь, ночь над Курой

Я часто, часто вспоминаю

И в мыслях нежно обнимаю

Тебя, дитя страны чужой.

Шумела буйная река,

Гремя камнями, в пене белой.

Со мною рядом ты сидела,

В моей руке твоя рука.

Была весна, и соловьи

Напевы дивные свои

Всю ночь нам пели, не смолкая.

Кура неслася между скал,

Гоня за валом мутный вал,

Клоками пены вверх бросая.

Где ты теперь — того не знаю,

Но эту ночь, ночь над Курой

Я часто, часто вспоминаю,

И в мыслях нежно обнимаю

Я стан грузинки молодой.

Мы любим всем давать советы,

Как будто знаем больше всех.

Но даже, несмотря на это,

Иной совет дает успех.

У камина мы сидели,

За окном кружилась вьюга,

Но в окно мы не глядели,

Мы глядели друг на друга.

Так сидели вечер целый

И ни слова не сказали…

На медвежьей шкуре белой

Мы сидели и молчали.

И дрова уж прогорели,

И в окно уж ночь глядела,

Молча рядом мы сидели

На медвежьей шкуре белой.

За нас руки говорили,

Говорили очи смело.

Все вопросы мы решили

На медвежьей шкуре белой.

В такой туман и слякоть

Хотел бы с другом я побыть,

Вина бутылочку распить

И мирно покалякать.

Ночь и луна обманчивы, друг милый,

Все кошки серы в тьме ночной,

А девушки — одна прекраснее другой,

Луна вуалью их прикрыла.

Вот почему всегда свиданья

Бывают ночью, под луной,

И внучки Евы, хитрые созданья,

При лунном трепетном сияньи

Обманчивой нас ловят красотой.

Хотел бы я ответить вам стихами…

Да стар я стал, какие уж стихи?

Не время заниматься пустяками,

Пора замаливать грехи.

Давно уж черти ждут меня,

Давно уж раздувают пламя.

И, может быть, на этих днях

Я подружусь с чертями…

Слов у меня для вас так много,

И образ ваш всегда со мной,

Но вы глядите очень строго,

И перед вами я немой.

Ах, Анюта, ваши глазки

Не глаза — цветы.

Сколько в них любви и ласки,

Сколько в них мечты.

Много люди написали

Всякой чепухи.

Умоляю вас: нельзя ли

Не писать стихи!

Когда-нибудь в минуту грусти,

Когда наступит черный час,

В своем печальном захолустье

Я вспомню, может быть, о вас.

И образ ваш, родной и милый,

Рассеет временную тень,

И вновь во мне воспрянут силы,

И новый засияет день!

Я вас любил свирепо, зверски,

Живьем готов был проглотить,

Такой поступок богомерзкий

Нельзя, конечно, похвалить.

А время шло, смотря сурово,

Огонь любви в душе угас.

И поросенка заливного

Теперь люблю я больше вас.

Я тихо шел по сказочному лесу

И слушал тишину, любуясь кружевом

Заиндевевших веток.

И вдруг передо мной в величии прекрасном

Предстал лесной гигант, могучий, горделиво.

Лесное божество в короне грозной

Бесшумно, как видение в узоре

Снежных веток, он на меня

Направил взор суровый и уши чуткие.

Мгновенье лишь мы так стояли,

И вдруг красавец мой растаял,

Рассеялся как дым, как пар, как

Сон прекрасный.

Я тут заметил, что был он не один,

За ним, мелькая в серебре стволов и веток,

Растаяли еще пять-шесть лесных красавцев.

Куда? Зачем? Зачем меня бояться?

Ужель возможно в божество ружье направить,

Разбить прекрасный мрамор

Иль штыком проткнуть шедевр дивный.

Не бойтесь же меня, лесные боги,

Лес ваш, и вы в нем властелины.

По лесу леший бродил при луне,

Мурлыкая песню в ночной тишине.

Ему, подпевая, и сосны, и ели

Вершины качали и тихо шумели.

Позвольте мне любви признанье

Рукой дрожащей написать.

Мои мечты, мои страданья

Все на бумаге рассказать.

Потом весь жар души мятежной

В конверт почтовый запихать,

Поцеловать конверт тот нежно

И адрес сверху написать.

Он очень прост: «Моей любимой» —

И все. Не бойтесь, он не подведет,

Не пролетит признанье мимо,

А в ваши руки попадет.

Отдохни, мой друг усталый,

Отдохни!

Потрудился ты немало

В эти дни.

Ты немолод, гаснут силы.

Отдохни!

Друг сердешный, друг мой милый,

Ляг, усни!

Я тебя тепло укрою

Зипуном.

Спи, мой милый, на покое

Сладким сном.

Осточертела мне столица,

Москвою сыт по горло я.

Толпа, мелькающие лица

Скотов-рабочих и жулья.

И все спешат, и все бегут,

Толпой забиты магазины.

Возьми, судьба, хороший кнут,

Исполосуй им рабьи спины.

Привет тебе, пустынножитель,

Певец волков, бизонов укротитель.

Свой лоб укрась венком лавровым,

Сиди в пустыне, и ни-ни…

Опасно ездить в эти дни,

Повсюду ходит грипп суровый,

Москву он косит, словно сено.

Все сорок тысяч докторов

Пред ним упали на колена.

Сиди, брат, дома! Будь здоров!

К нам в дверь стучится

Годик Новый.

Пищит: желаю быть здоровым!

Того же вам желаю я.

Живите весело, друзья!

Любите солнце и природу,

Гуляйте в ясную погоду,

Поменьше ешьте, дольше жуйте,

Из-за пустого не горюйте,

Что не по-вашему — наплюйте.

Примите дружеский совет

И проживете до ста лет.

Поднимем же бокал с вином

За край родной, за отчий дом!

Жена велит писать стихами.

Откуда рифмы я возьму?

Ну а без них — судите сами —

Стихами я не щегольну.

Вас с Новым годом поздравляю,

Удачи, счастия желаю.

Без ссор, без драк, без мордобоя

Пусть год пройдет своей чредою,

Пусть смех веселый вас бодрит,

И крепкий сон, и волчий аппетит,

В работе легкость и удача,

Веселой песни дружный звук,

Пусть слезы будут не от плача,

Причиной их пусть будет лук.

Примите дар мой в добрый час,

Как талисман он будет вас

Беречь от горя и напастей

И принесет вам много счастья.

Уверен я, что Новый год

Здоровье, радость вам несет.

Так за него с фруктовым соком

Подымем мы бокал высоко

И выпьем весь бокал до дна…

Не бойтесь — жидкость не вредна!

Иду к соседям Туровым.

Их дача мне видна.

Мороз, и в небе круглая,

Как жирный блин, луна.

Иду тропинкой узкою,

Кругом глубокий снег,

Оступишься, провалишься,

Подняться силы нет.

И вот в снегу копаешься,

Не вылезешь никак.

На палку опираешься —

Да, старость не пустяк.

С трудом из снега выбрался,

Ну и глубокий снег!

А вам смешно? Над старостью

Нельзя смеяться — грех.

На самой верхушке

Сидела кукушка.

И с елки высокой

Ей видно далеко.

Видна ей избушка,

В окошке старушка,

И просит старушка:

«Скажи мне, кукушка,

Пора мне в могилку,

Пора или рано —

Скажи без обмана».

Кричала кукушка.

Считала старушка.

Считала, считала

И сбилась со счета.

Вот то-то!

В глухом лесу, на небольшой полянке,

Отшельник-леший жил в землянке,

Бывало, сядет на пенек,

Любуется, мечтает…

Возьмет свирель из тростника,

Тихонько заиграет.

Под звуки песенки его,

Под тихий плач свирели

Замолкнут птичьи голоса,

Задумаются ели.

Русалки выйдут из воды,

И водяной за ними,

Вода струится с бороды,

Сам весь в зеленой тине.

Свирель все слушают в тиши,

И, звукам тем внимая,

Лепечут что-то камыши,

Метелками качая.

На сером камне лежит наяда,

На сером камне в далеком море.

Грохочут волны и клочья пены

Бросают злобно высоко в небо.

По небу тучи чернее ночи,

По морю волны идут, как горы,

На сером камне лежит наяда,

Лежит наяда и смотрит в море.

Что там взлетает на черных волнах?

Челнок взлетает, челнок ныряет.

Пловец отважный, пловец безумный,

Куда ты правишь челнок свой хрупкий

В такую бурю и в ночь такую?

Вон там далеко огонь мелькает,

Огонь мелькает в ее окошке.

Туда стремится пловец отважный.

Он к ней стремится, ему не страшны

Ни ночь, ни буря, ему не страшны пучины моря.

Челнок взлетает, челнок ныряет,

На камне сером уж нет наяды.

Блестящей рыбкой плывет, ныряет,

Челнок отважный она встречает.

Из моря гибко она взметнулась.

Челнок взлетает, челнок ныряет.

Пловец отважный глядит и видит —

Пред ним наяда.

Из моря вышла,

Глядит и тихо говорит…

У костра мы все сидели

В тишине ночной,

Вокруг нас стояли ели

Темною стеной.

Меж стволами их виднелись

Дальние поля,

И оттуда доносился

Крик коростеля.

На костре плясало пламя,

Искры вверх неслись,

Ярко вспыхивали, гасли,

Уносились ввысь.

В ярком пламени кружился

Саламандр рой,

Извивался, наслаждался

Пляской огневой.

Вдруг костра упало пламя,

Дымом все заволокло,

Все тотчас другое стало,

Будто то же, да не то.

Изменился лес дремучий,

Рядом море пенит вал,

Появились скалы, кручи,

Мир другой, опасный стал.

Мы сидим в звериных шкурах,

В лес вперевши взор,

И в руке сжимаем грубый

Каменный топор.

Чутко слушаем мы шорох,

Легкие шаги,

Нам повсюду угрожают

Злобные враги.

Львы, пещерные медведи,

Тигр-махайрод,

Это наши все соседи,

Ненадежный сброд.

Не дреми, охотник чуткий,

Оглянись, взгляни —

В мраке леса засветились

Парные огни.

Это львы четою грозной

За тобой следят,

Их огонь костра пугает —

Он наш друг и брат.

Их во тьме сверкают очи,

Легки их шаги…

Берегись, охотник смелый,

У тебя враги…

Я зашел на конюшню к Пегасу,

Грустный стоит, взор погас и опущены крылья.

Одна кожа да кости остались.

«Что терзает тебя, о Пегас легкокрылый,

Не измена ль кобылы любимой?» —

«Нет, заездили насмерть поэты,

А корма-то плохие, не стихи, а солома гнилая.

Попадется иная поэма — не раскусишь ее до рассвета.

И жуешь ее, зубы ломая.

А какая в ней польза? Ни складу ни ладу,

И в желудке она не сварится.

Отощал я на этих стихах, еле ноги таскаю.

А поэтам скорей на Олимп надо ехать.

Ездоки-то уж больно плохие.

Иной сядет, трясется от страха,

Сам за хвост мой уцепится крепко…

И слетит. И меня же ругает!

Сверхзаумные стали поэты,

Иной пишет такими стихами,

Что не всякий прочесть ухитрится.

И на лире теперь не бряцают,

А транзистор берут богомерзкий.

Каково мне их музыку слушать,

Мне, кто мчал еще старца Гомера,

Кто возил богоравных поэтов,

И Овидия, и Демосфена,

Орфея возил и Мильтона,

Лорда Байрона, Шиллера, Гёте,

Возил русских великих поэтов,

Самого возил Пушкина даже.

А теперь вот изволь на голодное брюхо

На Олимп через силу таскаться…»

На полу лежала шкура,

Шкура белого медведя,

А на ней сидела Мура

И лежал братишка Федя.

И сказала Мура Феде:

«Эту шкуру, очевидно,

Утащили у медведя,

Ему холодно и стыдно.

Он теперь ведь ходит голый,

Это очень неприлично.

И без шкуры в зимний холод

Он озябнет с непривычки».

Ничего не понял Федя

Про медведя и про стужу,

Он сосал свою пустышку

И на шкуре сделал лужу.

Жила-была девочка Анюта,

И были у Анюты такие красивые глазки, что кто ни посмотрит, так и ахнет.

И был у Анюты маленький братик Вася-Василек.

И были у Василька такие синие глазки, что кто ни посмотрит, так и ахнет.

Пошли Анюта и Василек в лес за ягодами.

Собирает Анюта ягодки, а Василек отошел за кустик и потерял Анюту.

Пошел Василек ее искать, да и заблудился…

Вышел из леса и забрел в рожь.

Густая рожь. Испугался Василек и стал плакать.

Куда капнет слезинка — там цветочек расцветает.

Синий цветочек, как Васильковы глазки.

Хватилась Анюта Василька, побежала его искать. Сама плачет — слезки из глаз капают. Где слезка упадет — там

цветочек расцветает, совсем такой, как Анютины глазки.

Выбежала Анюта из леса, видит — во ржи цветочки синие, совсем такие, как Васи-Василька глазки.

Побежала Анюта от цветочка к цветочку и нашла братика

Васю-Василька.

И с тех пор на пригорках цветут анютины глазки, а во ржи цветут васильки.

Жили-были старик со старухой,

Возле темного леса жили на опушке,

Жили в старой осиновой избушке,

Жили ровно тридцать лет и три года,

И никому-то до них не было дела.

Старик рисовал всяких птиц и зверюшек.

Старуха сажала цветочки.

Жили тихо они, покойно,

Да, знать, леший старичка попутал —

Задумал старик неразумное дело:

Захотел показать добрым людям

Своих пташек и всяких зверюшек.

Стал он кликать гамаюн-птицу:

«Ты устрой мне, птица вещая,

Персональную выставку.

Пусть увидят люди добрые

Моих милых птах и зверюшек,

Пусть полюбят их, пожалеют их

И природу-мать охранять начнут».

Взмахнула крылом птица вещая,

И открылась персональная выставка.

Увидали люди выставку, удивилися:

«А ведь жив еще старичок-то наш,

Вон живой, глянь, по выставке бродит».

И вокруг старика загомозился люд:

Сем-ка я напишу про него сказочку,

Сем-ка я с него сделаю фильмочку.

И такое про него нацарапали,

Чего старику и во сне не снилося.

Такой он герой — диво дивное!

Затрепали старика на отделку.

Досталось и бедной старухе —

Здорово досталось на орехи.

То банкет, то юбилей, вечер творческий —

Не дают старухе покоя.

Загордился, заважничал старец,

Свысока стал смотреть на людишек,

Задирать стал нос свой высоко.

Прилетела к старику гамаюн-птица.

«Не гордись, старче, не чванься,—

Говорит ему вещая птица,—

Поди сядь на пенек и подумай.

Мог бы сделать ты в жизни немало,

А ты сделал ли хоть половину?»

Тут она крылами махнула,

Сказала: «Прощай», — и пропала.

Сел старик на пенек,

Начал думать. Думал, думал

И понял свое неразумье,

Повинился старик, прослезился старик

И потопал скорей восвояси.

Он забрался в избушку свою развалюшку

И с тех пор из нее не выходит.

Сидит, носа оттуда не кажет.

А коль гость к нему в дверь постучится,

Хлебом-солью он гостя встречает.

Лишь об одном жалею я,

Что не сумел создать

За жизнь такого полотна,

Чтоб глаз не оторвать.

Чтоб каждый, глядя на него,

Весну бы ощущал,

И слышал говор ручейка,

И аромат вдыхал.

Чтоб каждый, глядя на него,

Душою молодел

И чтобы в сердце у него

Незримый зяблик пел.

Что делать? Не сумел создать,

Без пользы жизнь прошла.

Теперь уже не наверстать,

Такие-то дела.

Быть может, эта вот весна —

Весна последняя моя,

И солнца вешние лучи

В последний раз увижу я.

В последний раз погреюсь я

В приветливых лучах

И говор вешнего ручья

Услышу на лугах.

Тяжелым сном уснул мой сад,

В нем не щебечут звонко птицы,

В нем пчелы больше не жужжат,

Не слышен запах медуницы.

Меж голых веток в нем порой

Лишь белых мух кружится рой.

Под снежным пологом он спит

И видит дивный сон,

Что вешним солнцем он залит,

Что оживает он.

Облака, как горы,

Горы-исполины,

Вечными снегами

Блещут их вершины.

Голубое небо,

Тени голубые,

На снегу алмазов

Огоньки цветные.

Набухают почки

На ветвях сирени,

И звенит синица

Песенкой весенней.

И буйно лезут из земли

Подснежников цветы,

И уж фиалки расцвели,

В бутонах все кусты.

Вышел я поутру рано

В свой цветущий сад.

В нем высокие тюльпаны

Как огни горят.

Там жимолости пышной

Пир идет горой.

Даже издали мне слышно,

Как жужжит их рой.

Я так люблю свой садик скромный

И свой рабочий кабинет,

Где я тружусь в тиши укромной,

Считай, без мала сорок лет.

Тружусь, к природе привлекая

Вниманье и любовь людей,

И только одного желаю,

Чтоб человек был другом ей.

Чтобы не грабил он природу,

К наживе жадность сократя,

Любил бы землю, воздух, воду,

Как любит мать свое дитя.