Рассказы старого лешего

ЗАМЕТКИ О ЖИВОТНЫХ

Однажды, это было в Москве, раздался звонок по телефону. Я подошел. Послышался голос моего приятеля:

— Очень забавный случай, ты когда-нибудь наблюдал такое? Около клетки со щеглом появилась мышь. Она стоит на задних лапках, никого не боится и поет. Мы ее взяли в руки, а она петь не прекращает. Слушай, я поднесу ее к телефону.

В телефоне раздалось пиканье: «пик, пик, пик» — и так долго без перерыва. Приятель предложил мне ее взять.

На другой день я ее принес к себе, посадил в клетку, но мышь больше не пела. Это была простая серенькая мышка, ничем не примечательная. Что ее заставило петь — неизвестно.

Очень давно, когда мне было лет тринадцать-четырнадцать, у меня был вот совсем такой же снегирек. Я поставил его клетку перед собой и старательно нарисовал его в натуральную величину акварелью. Поставил рисунок перед клеткой. Снегирек тотчас же принял позу угрозы — раскрыл клюв, раздвинул крылья и приготовился к бою. Но портрет сидел смирно в позе покоя и равнодушия, и снегирек вскоре тоже успокоился.

9/III 76 г.

«Сорока-воровка кашу варила…»

Помните эту песенку? Это очень поучительная песенка, и младенец, слушая ее, с первых дней своей жизни загорается любовью к труду. Он хочет носить дрова, топить печку, чтобы заработать кашу. Вот видите, вы с раннего возраста знакомитесь с сорокой. А видели ли вы ее? Очень многие ее не видали. А если и видели, то не замечали — птица и птица. Стоит ли обращать внимание на всякую мелочь?

Кому же довелось иметь у себя дома ручную сороку, вот те хорошо знают, что такое сорока.

Сорока-белобока — очень красивая птица. Хвост у нее отливает зеленоватым и красноватым металлическим блеском, голова угольно-черная, на боках белые пятна. Характер у нее веселый, она любопытна, и у нее неодолимая страсть к накоплению богатств. Всякая вещь, в особенности блестящая, привлекает ее внимание, и она стремится припрятать ее куда-нибудь подальше. Чайная ложка, кольцо, серьги, пуговица и тому подобное она моментально хватает и, несмотря на крики и брань, улетает и старательно прячет где-нибудь в дровах или в мусорной куче. Попробуй найди. Она любила убирать вещи, чтобы они не торчали на глазах. Она считала, что хорошо убранная вещь будет целее и проживет дольше. Эта страсть к уборке и к борьбе с пылью и окурками свойственна не только сороке.

Если вы работаете за своим столом в своем кабинете, у вас создается свой порядок и вы мало обращаете внимания на лежащий окурок или кучку пепла. Вы привыкли к такому порядку, и вы знаете, какая книга лежит у вас на столе, какая на стуле рядом с вашим креслом, какая под креслом, какая под столом и где у вас ручка, где карандаш, где баночка с гуашью, где клей. Книг много. Они лежат кучами вокруг вас, но стоит вам протянуть руку, и вы берете из этих куч ту книгу, которая вам нужна. Это ваш порядок, и его менять нельзя. На первый взгляд это, конечно, мало походит на порядок, но привычка создает удобство, и вы к этому привыкли, и вы, не глядя, знаете, где какая книга. И вот тут-то является некая сорока…

— Ай, ай, ай! Кукушка, кукушка! Как же вам не стыдно в чужие гнезда яички класть. Прошлым летом вы положили в мое гнездо ваше яичко… Помните? Ну и намучились мы с вашим кукушонком. Аппетит у него волчий. Мы с ног сбились, таская ему червяков, жуков, бабочек, а он знай глотает и опять есть просит. У нас сердце не камень — сами голодные, а его кормим.

— Я вам очень благодарна, госпожа горихвостка, за ваши заботы о моем сыне, но я, право, не знаю, как быть. Не умею я свить гнездо. Даже не знаю, с чего начать.

— Ничего, я вас научу. Полетели!..

И горихвостка с кукушкой перелетели поляну и сели на старую плакучую березу.

— Смотрите! — сказала горихвостка и указала кукушке на маленькое гнездышко, ловко прицепленное на конце ветки. — Это гнездо зяблика. Оно глубокое и очень теплое. В нем не озябнут юные зяблики, а снаружи оно все мхом и тоненькими пленочками бересты утыкано — это для маскировки. Смотрите, как ловко сделано — гнездышка совсем не видно.

— О нет, это гнездо мне не подходит… Мне бы попроще. Такого гнезда мне, хоть век учись, не сделать.

— Ну, тогда я вам покажу гнездо горлицы. Вот, смотрите, не гнездо, а решето — насквозь все видно. Я всегда удивляюсь, как это из такого решета яички не вываливаются.

Кукушка посмотрела на гнездо горлицы и подумала: «Пожалуй, такое я смогу сделать».

— Благодарю вас! — сказала она горихвостке. — Попробую.

Принесла кукушка веточку, положила ее на дубовый сук, подул ветерок, и веточка упала на землю. Принесла другую, и другая упала, и третья. «Да! Не так-то просто делать гнезда, — подумала кукушка. — Лучше я на земле его сделаю или в дупле».

Тут увидела она невысокий пенек, внутри пустой. «Вот и чудесно! Положу я внутри пенька яички и прекрасно высижу кукушат». Положила кукушка на гнилую труху яичко, через два дня второе и села на них. «Вот теперь уж никто меня корить не будет. Сама высижу, сама выкормлю». Посидела немного и полетела завтракать.

Мимо пенька ежик бежал, а у ежика чутье хорошее, учуял ежик — в пеньке яичками пахнет, поднялся на задние ножки, заглянул в пенек и кувырнулся внутрь. Прямо на яички упал. Захрустели скорлупки на зубах у ежика. Был уже полдень, когда кукушка вспомнила о своем гнезде. Пенек был пуст, от яичек остались только кусочки скорлупок. Опечаленная кукушка грустно сидела на пеньке и смотрела на остатки скорлупок.

— О чем это вы так грустите? — спросил кукушку дятел, винтом взбираясь по стволу березы.

— Да вот кто-то мои яички съел. Они в этом пенечке были, там я гнездо сделала и сама хотела вырастить кукушат.

— Странно… — сказал дятел. — Никогда я не видал кукушечьего гнезда. Что это вам взбрело на ум гнезда делать? Странно… Да вы все равно ни гнездо сделать не сумеете, ни кукушат выкормить вам не удастся. Это большая и трудная работа. Бросьте это дело! Живите, как все кукушки живут.

Дятел стал что есть духу долбить клювом по гнилому стволу березы, полетели щепки, открылся ход, и он вытащил большую, толстую личинку усача.

— До свиданья! Полечу кормить деток, — сказал дятел и с личинкой в клюве полетел к своему дуплу.

Кукушка подумала и полетела искать личинок.

С тех пор ни одна кукушка не пытается делать гнездо, а подкладывает свои яички в гнезда мелких птичек.

Таков закон природы.

Ежик обежал вокруг осинового пенька, поднял мордочку и сопя стал нюхать воздух. Без сомнения, с вершины пенька пахло птичьим гнездом. Ежик попробовал влезть на пенек, но сорвался, попробовал еще раз и опять сорвался — пенек был слишком высок. Если бы ежик ухитрился влезть на него, он увидел бы в пеньке ямку, а в ямке кругленькое гнездышко, и в нем четыре голубых яичка. Над гнездышком свешивалась еловая ветка и прикрывала его от любопытных глаз. Неделей раньше этот пенек понравился парочке горихвосток, они устроили в нем гнездо, и мама-горихвостка отложила там четыре голубых яичка.

Наступило погожее весеннее утро, стало совсем светло, ежик подлез под кучу листьев и заснул мирным сном. Ежик заснул, а горихвостки проснулись в густых еловых лапах и отправились завтракать на ближнюю полянку. В это время кукушка, подлетев к пеньку, выбросила из гнездышка яичко и положила вместо него свое. Никем не замеченная, она низом отлетела подальше, потом поднялась на вершину березы и, захохотав, перелетела на старый дуб.

Мама-горихвостка после завтрака села в свое гнездышко и, не заметив перемены в нем, стала спокойно насиживать.

— Знаешь, мне как-то не очень удобно сидеть на яйцах, — сказала мама. — Мне кажется, что одно яичко немного больше других. Я думаю, что из него выведется замечательный птенчик.

Папа не обратил внимания на эти слова и продолжал беспечно насвистывать песенку.

Прошло одиннадцать дней. Из крупного яичка вывелся птенчик. Он был голый, темно-розового цвета.

— Какая прелесть! — воскликнула мама. — Посмотри, папа, как он хорош, как он похож на тебя!

Папа посмотрел на птенца, ничего не сказал и выбросил из гнезда скорлупки. Птенец широко раскрыл ярко-оранжевый рот и стал пищать. Родители полетели за кормом. К вечеру птенец окреп, подрос и… стал выбрасывать из гнезда яички своих приемных родителей. Он ловко закатывал их к себе на спину и, придерживая крыльями, придвигался к краю гнезда, нагибал голову и, подкидывая гузку, выбрасывал яичко за борт.

«Вот и порядок! Теперь я буду один в гнезде, и все вкусные пауки, жуки и личинки будут только мои», — думал птенчик.

Папа и мама без передышки таскали ему мух, бабочек, гусениц, жуков. Удивительный птенчик ни от чего не отказывался и только требовал:

— Дай! Дай! Еще!

Мама была в восторге. Она не могла налюбоваться на своего сынка:

— Вы только посмотрите, как он глотает, какой у него аппетит! Это будет гений! Я ни у кого из своих знакомых не видела такого ребенка. Он уже сейчас с меня ростом, а что же будет, когда он возмужает… Несомненно, это вундеркинд, это слава нашего семейства!

Птенчик рос. Он один занимал все гнездышко, покрылся костышами и стал походить на ежа. Два темных глаза и оранжевый рот придавали ему еще более устрашающий вид. Потом костыши превратились в перья, и птенчик стал пробовать свои силы. Он еще не мог летать, он только расправлял свои крылья и махал ими. В гнезде ему было тесно, хотелось на простор, в лес, в широкий мир. Мама садилась ему на спину, всовывала ему в горло большую гусеницу и восхищенно говорила:

— Какой ты у меня красавец! Погоди, не летай, мой милый, у тебя еще слабые крылышки и ты упадешь, а на земле бегает ежик — он съест тебя.

Папа-горихвост с удивлением смотрел на своего сына, и многое в нем ему не нравилось. «Почему он такой громадный? — думал папа. — И эти поперечные полосы на груди… Совсем как у ястреба-перепелятника. А хвост? У нас, горихвосток, всегда бывает рыжий хвостик, огненно-рыжий, и мы всегда им быстро-быстро покачиваем, а у этого ребенка хвост серый, и он им не качает. Нет, тут что-то не так. И скорлупки того яичка, из которого вывелся этот молодец, были, как я вспоминаю, не такого цвета, как у нас, горихвосток… Жена в восторге от него, она уверена, что это вундеркинд, будущий гений, слава нашего рода, а я… я сомневаюсь. Мне все кажется, что это не наш ребенок… Но кто мог подкинуть нам его? И куда делись яички, голубые яички, которые я видел в гнезде до появления этого птенца?»

Прошло двадцать дней, как вывелся птенчик. Он оперился, окреп и вылетел из гнезда. Он летал еще плоховато, но дней через пять-шесть вполне овладел искусством полета. Когда ему хотелось есть, он отыскивал маму или папу, подлетал к ним и, трепеща крыльями, открывал рот. Жалостливые родители садились к нему на голову или на спину и засовывали свои головки в раскрытый рот обожаемого птенчика. Как-то на глазах у папы он увидел на листочке дерева большую мохнатую гусеницу. Эту гусеницу, черную и страшную, называют «поповой собакой». Гениальный птенчик тут же, к ужасу папы, проглотил ее.

«Вот это да… — подумал папа. — Мне страшно на нее глядеть, а он глотает ее, как мошку. Жена права, что считает его вундеркиндом. Ну разве может даже самая смелая горихвостка проглотить такое страшилище? Я уверен, что люди поставят ему еще при жизни памятник. Кто же из птиц может сравниться с ним в количестве истребленных насекомых! Да, это гений!»

Птенчику пошел третий месяц. Он вполне оперился, стал великолепно летать, стал ловить и есть жуков, кобылок и главным образом мохнатых гусениц. В небольшом количестве он ел ягоды крушины, бузины и другие, родители продолжали подкармливать его, и он иногда прилетал на свой родной пенек.

Наступала осень. Старые кукушки стали уже готовиться к отлету. Наш кукушонок еще держался своих родимых мест и не решался покинуть их. Горихвостки, папа и мама, уже улетели, и из знакомых птиц осталась одна зорянка. Она прыгала по земле возле пенька и большим черным глазом смотрела на кукушонка.

— Вам пора улетать, — сказала она. — Насекомых уже почти нет, а ягоды вы не очень любите.

И кукушонок полетел на юг, в незнакомые, теплые страны, за широкое море.

Счастливый путь тебе, вундеркинд! Будем ждать тебя весной!