Рассказы старого лешего

ТЯЖКАЯ ДУМА Леший

Тихо шумят вершинами сосны, чуть слышно шелестят молодыми листочками березы. Не слышно пения птиц, не промелькнет заяц. Грустно бредет по мертвому лесу косматый леший. Леший стар. Он помнит далекие времена, счастливые годы, когда лес жил полной жизнью, когда с утра до ночи пели птицы, высоко в вершинах клекотали орлы, ворковали голуби, трещал козодой; внизу с куста на куст перелетали мелкие пичужки, а крупные звери без опаски паслись стадами на лужайках. Иногда не спеша проходил бурый медведь или бесшумно кралась ловкая хищница рысь, и в лесу не валялись консервные банки, не блестели осколки бутылок. Грустно смотрит на них старый леший и старается обходить подальше остатки костров, ужасных, гнусных памятников человеческой дикости. Набросанные бумажки, поломанные ветки, срубленные молодые деревца, битые бутылки, стреляные гильзы, а иногда и брошенная убитая птица — сова, или сойка, или дятел.

Так развлекаются туристы. Туризм — это новое, модное зло. Сколько лесных пожаров, сколько загубленных зверей и птиц, сколько изуродованных деревьев оставляют памятниками своего пути эти последователи моды. Для чего они идут в лес? Разве они его любят? Разве им нужен аромат леса, шум деревьев, пение птиц? Вовсе нет. Им, вишь, надоело пьянствовать у себя дома или в кабаке, им, вишь, желательно поваляться на траве, пострелять в дятла или кукушку и в конце концов напиться до скотского состояния. А звуки леса? Да наплевать им на звуки леса, они горланят блатные песни или запускают транзистор.

Старый леший ненавидит это ужасное изобретение. С этой омерзительной коробочкой на земле не остается места, где бы в природу не вклинивался чуждый ей, наглый звук города, звук эстрадной песни. Старый леший бормочет про себя:

— Зачем вы ходите ко мне, в мои тихие леса? Они вам не нужны, вы их не понимаете. Пойте ваши песни на городских бульварах, в городских парках. Там милиционер попросит вас замолчать и не безобразничать, а тут нет милиционера, вот вы и распускаетесь махровым цветом.

Сел на пенек старый леший — задумался. «Что я могу сделать? Как я могу помочь лесу? Как я могу заступиться за него? Что я могу? Ничего. Вот если бы я был великим писателем, поэтом. Вот если бы я мог нарисовать такую прекрасную картину, сочинить такую песню, которая бы заставила людей, всех людей доброй воли заступиться за природу, показать этим врагам природы их злодеяния и крутыми мерами заставить их относиться почтительно к нашим общим богатствам.

Но ведь я только старый, немощный леший, мой голос замирает рядом со мной. Мой голос слаб, но ведь есть люди, у которых голос звучит громко и которые знают слова, доходящие до сердца и до ума».

Сидит леший, задумался. Горько задумался и не заметил, как к нему подковылял заяц.

— Здравствуй, старина! Не горюй, дедушка, я слыхал, что уже кое-кто за нас заступаться начал. Сорока говорила… Я тут, в лесу, последний заяц. Один как перст. Слова сказать не с кем. Да вот еще в дупле на осине последняя белка живет. Скука. Вот хоть с тобой поговорить немножко. Сорока говорит, что теперь появились новые какие-то писатели — анималисты. Они, вишь, за нас, за зверей, стоят.