Шелковая императрица

ГЛАВА 8 В ГОРАХ СТРАНЫ СНЕГОВ

— А это что? Обезьянка?

Человек, задавший вопрос, говорил на ломаном китайском. Молодой монах возвел очи к небесам. Стоило ему — всего несколько минут тому назад — впервые увидеть этого удивительного типа, Пять Защит моментально понял, что перед ним ма-ни-па. Тот сидел у тропы как будто расслабленно, но при виде встречного сразу вскочил, выдернув из земли и подхватив в каждую руку по кинжалу. На перевязи, пересекавшей грудь наискось, у него была прицеплена здоровенная палка с крюком наверху, вокруг пояса обмотан тростник, голый живот поджар и мускулист.

Ма-ни-па, как говорил Безупречная Пустота, раскрывая послушникам особенности буддизма в стране Бод, — это кто-то вроде бродячих лам, и бродят они, непрестанно повторяя на ходу знаменитую мантру, дарованную милосердным бодхисатвой Авалокитешварой: Ом мани падме хум! — то есть «Ом! Жемчужина содержится в лотосе!» Эта фраза обладает таинственной силой, ее называют «саженцем, из которого расцвели все цветы». Что же касается значения слова «ом», самого сакрального из унаследованных от древнего индийского знания… Говорят, это арка, в которую проходит атман — внутреннее существо, «я» каждого человека, — устремляясь к абсолютному брахману. Еще говорят, это звук абсолютной тишины. Поэтому слог «ом» следует произносить в начале каждой мантры, как бы открывая ее. Мантры же — священные формулы, также пришедшие из Древней Индии, — есть переложение изначальных вибраций, возникших при сотворении Вселенной и передающих космическую энергию шакти.

Ма-ни-па переходили от деревни к деревне, без устали повторяя единственную фразу, по которой их все узнавали. Они довольствовались самым скудным подаянием, едва позволявшим им выжить. В Тибете многие выбирали для себя путь ма-ни-па, потому что он гарантировал хоть и скудный, но верный кусок хлеба. Даже монастыри охотно подкармливали бродячих проповедников, ведь те рассказывали тут и там об ужасах ада, побуждая обращаться к буддийской вере в поисках спасения. Иные ужасы они описывали с такой кошмарной точностью, с такими подробностями, что глаза слушателей широко раскрывались от страха, а сами бродячие монахи казались почти божествами. Они отплачивали за щедрость: всегда были готовы спешить на помощь каждому, кто готовился проститься с жизнью и приближался к моменту бардо[21] — загадочного и трудного перехода от нынешней к последующей жизни, то есть к новому воплощению. Именно в период бардо человеку и требовались сострадание и помощь милостивого бодхисатвы Авалокитешвары.

Только на этом промежуточном этапе между реинкарнациями смерть имела значение. Она понималась как краткий период неустойчивого равновесия: ее можно было преодолеть, либо достигнув божественного статуса, либо, напротив, попав в адское пламя. От родичей покойника требовалась в этот момент большая точность в свершении молитв и жертвоприношений, предписанных ритуалами тибетского тантризма. А это не всем давалось просто! К счастью, ма-ни-па всегда оказывались рядом, готовые бодрствовать возле тела.

Настоящий ма-ни-па был вынослив к боли, практиковал индийскую йогу. Но ничуть не меньше впечатляло народ то, что аскеты постоянно ходили немытыми и нечесаными. Воистину, такое себе мог позволить только святой!

Подобный странник и предстал теперь перед Пятью Защитами.

— Ты ма-ни-па? — спросил молодой монах.

Длинные спутанные волосы незнакомца нисколько не удерживала грязная красная повязка на лбу; они свисали на лицо жирными прядями, а на плечах путались с ворсом на шкуре яка, служившей страннику защитой от холода. Еще на нем были вконец истертые штаны, заправленные в высокие горские башмаки с завязками вокруг икр. Из всего этого хаоса меха, косматых волос и грязи сверкали кошачьи зеленые глаза, цветом подобные нефриту и настолько яркие, что отвлекали внимание от почерневших зубов, гнилых от привычки жевать сладкий лакричный корень.

— Ом! Ты сказал, я ма-ни-па! Ом! Мани падме хум! — уклончиво ответил человек.

Затем он решился подойти поближе и заметил корзину, которую Пять Защит получил от ламы сТода Джинго, а в дороге привязал к седлу жеребца Прямо Вперед.

Лапика грозно оскалилась и бросилась навстречу незнакомцу. Но бродячий монах, нисколько не испугавшись, произвел перед ее мордой некий странный жест. Собака, только что готовая вцепиться в чужака, осела назад, словно ее ударили палкой по носу, поджала хвост и убралась за коня.

— Я знаю, как обращаться с собаками! — внушительно сообщил ма-ни-па, заглядывая в корзину. Вот тут он и спросил насчет обезьянки.

— Нет, это не обезьянка! Это дитя, девочка. А рядом с ней мальчик. Среди них нет животных! — обиженно поджал губы ученик Безупречной Пустоты.

Справедливости ради надо сказать, Пять Защит тоже решил сперва, что лама передал на его попечение ребенка и обезьянку.

Он останавливался лишь для того, чтобы покормить малышей, когда те начинали кричать от голода. Тогда Пять Защит прикладывал их к сосцам желтой собаки, которая с первого дня их путешествия проявляла необычайную привязанность к детям, словно признав в них собственных щенков. Внезапное появление на пути ма-ни-па с кошачьими глазами удивило Пять Защит; когда же незнакомец заинтересовался содержимым корзины, удивление переросло в смятение.

Покинув стены монастыря с корзиной в одной руке и с длинным футляром в другой, сопровождаемый Лапикой, трусившей рядом так, будто он всегда был ее хозяином, Пять Защит поспешил к дереву за монастырской стеной и убедился, что Прямо Вперед никуда не делся. Жеребец энергично мотнул головой и заржал, радостно приветствуя своего всадника. Присутствие Лапики, казалось, коня совершенно не встревожило, даже когда та стала его обнюхивать.

Пять Защит похлопал жеребца по шее, беззаботно поставив корзину на землю, и тут же подпрыгнул на месте: откуда-то рядом раздался громкий писк неизвестного живого существа. Юноша подумал, что в кустах прячется какое-то животное, и обошел кругом встревоженного коня, оглядываясь и прислушиваясь. Даже не обратил внимания, что Лапика не зарычала, не оскалилась, а продолжала вылизываться как ни в чем не бывало.

Вскоре ему удалось сообразить, что источник странного писка — в корзине! Пять Защит по-настоящему испугался. Дрожащими руками он осторожно поднял легкую, как пух, шелковую ткань: два младенца, закутанных в пеленки, лежали в ней бок о бок на одеяльце и плакали в унисон. Им было не больше нескольких дней от роду!

Юноша так и сел на землю, прямо к ногам лошади.

Честно говоря, Пять Защит не чувствовал особого призвания к взращиванию младенцев. Он уставился на их дергающиеся в воздухе ножки, как курица — на приближающийся к ней нож…

Через некоторое время, заметив замешательство своего нового господина, желтая собака, уже кормившая детей в монастыре, подошла и энергично принялась вылизывать их мордашки. Малыши узнали ее и мгновенно прекратили плакать.

Еще с четверть часа Пять Защит приходил в себя — сидя, словно статуя, и пытаясь, как говорится, обрести твердую почву под ногами, прежде чем попытаться встать. Выйдя наконец из оцепенения, он догадался, почему лама так настойчиво навязывал собаку ему в спутницы.

Что же теперь выходит? Конечно, он получил то, за чем его посылал Безупречная Пустота, но в придачу унаследовал неизвестно от кого двух младенцев и теперь не понимал, что с ними делать. Первой мыслью было вернуться в монастырь и оставить корзину с малышами у ворот. Он машинально обернулся и взглянул на Самье, но ворота оказались наглухо заперты.

Не мог же он оставить двух маленьких детей снаружи, где на них нападут дикие звери.

Хорошенько обдумав свое положение, он взглянул на главный дар, полученный им в монастыре Самье, на «Сутру последовательности чистой пустоты». В конце концов, он готовился пройти ради этого многочисленные испытания! Что ж, вот и одно из них.

Мало-помалу Пять Защит проникся ответственностью за детей, что было ему непривычно. Он уже не злился на ламу, навязавшего ему подобную заботу. Наверное, у самого ламы по каким-то причинам не было иного выбора, вот он и передал малышей первому встречному, лишь бы удалить их из монастыря Самье. Да если на то пошло, не первому встречному, а человеку достойному, избранному самим Безупречной Пустотой для ответственного дела, а стало быть, надежному!

Пять Защит ощутил гордость и приободрился.

Откуда же они взялись? Кто их родители? Как случилось, что младенцы оказались в обители монахов, давших обет безбрачия и навсегда отрекшихся от телесных утех? Почему лама сТод Джинго взялся устраивать их судьбу? И откуда лама знал заранее о прибытии чужака, намеренного завладеть драгоценной сутрой Безупречной Пустоты? Неужели он и вправду обладает даром предвидения?

Вопросы и предположения устроили такую свистопляску в голове молодого монаха, что та совсем пошла кругом. Сидя у ног коня и глядя на корзину с младенцами, успокоившимися благодаря стараниям Лапики, Пять Защит понял, что внезапно столкнулся с тайной, к которой не так просто будет подобрать ключ.

Решено: он вернется в Лоян с сутрой и с двумя детьми, а уж там достопочтенный наставник Безупречная Пустота определит, что делать с малышами: принять их в обитель или передать кому-то на воспитание. Оставалось лишь навьючить корзину с детьми на Прямо Вперед, пристроить в седельную сумку футляр с сутрой и отправиться в обратный путь.

Юноша был столь погружен в свои мысли, что почти не обращал внимания на происходящее вокруг, а потому в узком проходе между двумя ступами не заметил, что «лошади ветра» хлопали гораздо громче, чем накануне, а это предвещало скорую бурю. Примерно через час голоса младенцев из корзины стали громкими и требовательными. Дети проголодались. Огромная собака Лапика беспокойно заворчала и стала прижиматься к ноге Пяти Защит. Он спешился, пощупал ее соски, полные молока, и решился снять со спины лошади корзину. Потом крайне неуклюже, боясь каким-нибудь неловким движением повредить малышам, он распеленал детей и осторожно подсунул их к животу лежащей собаки. Вскоре младенцы урчали от удовольствия, чмокая крошечными ротиками. Укладывая детей обратно в корзину, Пять Защит уже достаточно успокоился, чтобы рассмотреть их получше. Лишь тогда он понял, что перед ним мальчик и девочка, а также с изумлением увидел ужасную отметину, скрывавшую едва ли не половину лица малышки. По одну сторону от носа он видел хорошенькое личико, гладкое и чистое, а по другую кожа была испорчена грубым красным пятном, заросшим тонкими, мягкими волосками, которые на лбу сливались с волосами головы, а от подбородка вниз постепенно сходили на нет. Если смотреть в профиль, то с одной стороны лицо выглядело совершенно нормальным, но с другой — напоминало мордочку обезьянки. В остальном тело девочки было самым обычным.

Когда прошло первое удивление, молодой монах пришел к выводу, что не испытывает отвращения к странному детскому личику. Две по-разному окрашенные половины лица — белая и красная — напоминали театральную маску, какие он видел на уличных актерах Лояна.

Чтобы накормить ненасытных малышей, ему приходилось делать остановку каждые четыре часа. Все это сильно отвлекало от дороги. Именно на один из таких моментов и пришлась встреча с ма-ни-па, который проявил к детям неожиданный интерес.

— Ом! Собака стала нянькой Небесных Близнецов! — пробормотал он, глядя, как огромная псина укладывается на землю, чтобы покормить мальчика и девочку.

В Тибете словом «нянька» обычно называли приемную мать или кормилицу.

Когда кормление закончилось, Пять Защит уложил детей обратно в корзину, а собака потянулась к ма-ни-па и даже облизала ему ноги.

— Они по крайней мере вполовину обладают божественной природой! Тебе досталось настоящее сокровище! — воскликнул странник.

— Ты назвал их Небесными Близнецами. Почему? — поинтересовался Пять Защит. Он отвязывал коня и спутывал ему ноги, чтобы можно было пустить его попастись на обочине тропы.

— Ты не слышал легенду о происхождении тибетцев?! — ахнул странствующий монах, закатив глаза и явно готовясь к длинному рассказу.

— Ну ладно, расскажи! — Пять Защит не очень-то был расположен выслушивать длинные истории на тибетском. Он знал этот язык достаточно, чтобы спросить дорогу или договориться о ночлеге, но не так хорошо, чтобы распутывать витиеватые словеса сказаний.

Ма-ни-па жестом пригласил его присесть рядом с собой на выступ скалы. Отсюда открывался вид на заостренные снежные вершины, похожие на летящие к небу копья.

— Наши первопредки были порождены Обезьяной и Демоном Скал. Это случилось в лесах Великого Юга, где деревья растут так густо, что солнечные лучи никогда не касаются земли. Имели они красные и волосатые лица… в точности как у этой малышки! Бодхисатва Авалокитешвара, движимый состраданием, преобразил их облик в тот, что теперь характерен для людей; он дал этим существам, изнемогавшим от голода и жажды летом и от холода зимой, пять видов зерен — горчицу, гречиху, кунжут, рис и горох. Так появился наш народ, который постепенно заселил всю страну Бод!

Сказав это, он трижды свершил земной поклон перед корзиной с детьми, прижимая ладони ко лбу.

— Что же… если верить легенде, эти дети могут быть реинкарнацией первой пары обитателей Бод? — уточнил Пять Защит, несколько обеспокоенный таким предположением.

— Именно! Совершенно верно! Девочка имеет черты обезьянки, а мальчик обликом похож на человека! Это доказывает, что Колесо Закона совершило полный оборот! Эти дети не могут быть ни кем иным, как перерождением наших предков-полубогов! — ответил странствующий монах с торжествующим видом, улыбаясь так широко, что виднелись все его почерневшие зубы.

Пять Защит был глубоко озадачен. Он пытался припомнить священные тексты Большой Колесницы, способные хоть что-нибудь прояснить. Разве что история той маленькой обезьянки, которая постилась, как настоящий аскет, изнуряя себе голодом на берегах Ганга, во времена короля-поэта Харша — за несколько лет до рождения Будды, — и получила священное имя Прайяга. В память о ней даже появился особый культ, коему отдавали дань паломники, проезжавшие через местечко Прайяга: для совершения специального обряда там установили высокий бамбуковый помост посреди целого ковра цветов. На этом помосте паломнику следовало принять особую позу «на четвереньках», с упорой на ступни и ладони, и в таком положении целый день, от рассвета до заката, следить взглядом за движением солнца по небу. Допустим, девочка была перерождением той обезьяны-аскета, которая предвещала явление на землю Будды?

Потом на ум юноше пришла и другая история, в которой маленькая рыжая обезьяна пришла поклониться Будде неподалеку от Матуры и принесла миску с диким медом. От радости, что Благословенный принял ее подношение, обезьяна обезумела и так высоко подпрыгнула, что разбилась насмерть, ударившись головой о каменный свод. Будда испытал сострадание к щедрому животному, а потому дал возможность ее душе немедленно возродиться в теле святого, так что несчастный случай мгновенно обратился в благословенное событие.

А еще известно немало других случаев, когда обезьяны играли добрую роль в жизни Будды, например не раз складывая медовые соты в его чашу для подношений. О Будде и обезьянах можно было рассказывать долго. Сидя на скале рядом со странствующим монахом, Пять Защит припоминал все новые и новые истории, прочитанные в священных текстах, и не мог не подивиться тому, что судьба свела его с этими двумя детьми. Теперь они спали, насытившись; их личики выглядывали из одеял в глубине корзины, рядом с которой растянулась Лапика.

— Мне пора. Дорога впереди еще долгая! — наконец спохватился Пять Защит.

— Ом! И куда ты идешь? Ты должен понимать, кого несешь с собой! Эти Небесные Близнецы — перевоплощение пары основателей нашего народа! Ом! Мани падме хум! — ответил ма-ни-па и рухнул на колени в тот самый момент, когда молодой монах поднимал корзину, чтобы снова навьючить ее на коня.

— Я должен забрать детей с собой. Там о них смогут позаботиться! — заверил собеседника Пять Защит, потуже затягивая ремни для крепления корзины.

— Путь здесь опасен! Очень опасен! В горах полно злых людей! Есть даже такие, которые отрубают всем, кого поймают, пальцы, чтобы сделать себе ожерелье и повесить его на шею! Они состязаются друг с другом, у кого ожерелье больше! — Голос странствующего монаха задрожал, он выпучил глаза и затрясся, наглядно показывая весь свой ужас перед жадными до крови разбойниками.

Пять Защит засомневался. Безупречная Пустота ничего не рассказывал ему о подобных людях в горах Тибета.

— Ты уверен, что не принимаешь за разбойников тех индийских аскетов, что бродят повсюду голышом? Говорят, они красят все тело в синий цвет, а на шее у них ожерелья с бусинами в виде черепов. Он поклоняются богу, способному как на добрые, так и на злые дела, его называют Шива! — сообщил Пять Защит.

— Те обнаженные из Индии здесь ни разу не появлялись! Зато приходят другие — поверь мне, это так, но пусть тебе повезет никогда их не встретить, особенно когда ты идешь в одиночестве по дорогам страны Бод!

— Так значит, эти разбойники сами не из Тибета?

— Ом! Именно так! Тибетцы никогда не нападали на путников. Мы стараемся жить в мире со всеми! — ответил ма-ни-па, подтягивая штаны.

— Это хорошо, таков обычай и моего народа. Ну что ж, я прошел безо всяких происшествий в одну сторону, что помешает мне вернуться назад? К тому же я обучен боевым искусствам!

— Просто будь осторожен, вот и все. Твои малютки — полубоги, и они не заслуживают того, чтобы попасть на рынок рабов!

— В таком случае нет ли у тебя какой-либо мантры или талисмана, способных отвести нежелательную встречу?

Лицо ма-ни-па просветлело.

— Тебе ведома разница между Двумя Истинами?

Пять Защит отрицательно покачал головой.

— Есть то, что мы называем Абсолютной Истиной: она доступна только посвященным, знакомым с «глубинным учением». А есть Относительная Истина, она известна всем остальным. По какую сторону Истины стоишь ты? — с требовательной интонацией в голосе спросил юношу ма-ни-па.

Прямо Вперед в нетерпении перебирал ногами и ржал, так что Пять Защит вынужден был натянуть узду. Будь он конем, тоже, наверное, заржал бы от нетерпения пуститься в дорогу; тем не менее он ответил с некоторой задержкой:

— Я никогда не сталкивался с практикой «глубинного учения». Не знаю ничего о вашем культе, кроме того немногого, что рассказал мне мой наставник. В ваших молитвенных залах, какие мне пришлось видеть, я узнал не более четверти изображенных на стенах божеств. А остальные какие-то страшные! Демоны ада, наверное, не могут быть страшнее! — признался Пять Защит, с трудом умеряя пыл жеребца, рвавшегося в путь. — Я всего лишь скромный адепт дхьяны, и мы занимаемся по большей части трансцендентальной медитацией, — пояснил он, словно хотел извиниться за свою бестактность.

— В таком случае ты не готов принять Абсолютную Истину! — кивнул ма-ни-па.

— Мы, последователи Большой Колесницы, стремимся к достижению Пустоты! — Пять Защит был отчасти оскорблен высокомерием собеседника. — Наша беседа доставила мне удовольствие, но теперь я должен двигаться дальше!

— Доброго пути и удачи Небесным Близнецам! Меня тоже зовет долг. На меня возложена важная миссия! — Ма-ни-па вдруг резко отпрыгнул прочь и стремительно понесся по тропе.

Молодой монах оторопело наблюдал за его бегом, но ему тут же пришлось отвлечься, чтобы придержать внезапно впавшую в ярость собаку: та будто внезапно очнулась и вспомнила об обязанности охранять корзину. Отбежав на изрядное расстояние, ма-ни-па остановился и крикнул во все горло:

— Присматривай за Небесными Близнецами! Они познают Абсолютную Истину! И остерегайся разбойников! Ом! Мани падме хум!

— Спасибо за совет! Если на нас нападут, я знаю, как защищаться! Прощай, ма-ни-па! — прокричал в ответ Пять Защит, сложив руки воронкой у рта.

Не успел он закончить фразу, как вдруг увидел, что странствующий монах, вместо того чтобы продолжить путь, со всех ног бежит назад. Внезапно Пять Защит испугался. Он вновь осознал, насколько странным был этот незнакомец. Зачем он так стремительно возвращается? Может, задумал отнять детей? Стараясь действовать незаметно, юноша в два оборота обмотал вокруг ладони веревку от корзины. Другой рукой нащупал кинжал за поясом.

Странствующий монах подбежал так близко, что можно было почувствовать исходившую от него вонь прогорклого жира яка, и только тогда крикнул:

— Я забыл предложить тебе очень толковое решение, как пройти путь: почему бы тебе не передать детей под защиту Драгоценности? Ведь она обладает несравненными достоинствами!

— Что еще за Драгоценность? У меня ничего такого нет!

— Ом! Мани падме хум! Просто проси Драгоценность о защите, когда не будешь знать, что делать! Прощай же! — Вскоре ма-ни-па вновь превратился в темную точку, затерянную в хаосе камней, и только эхо повторяло его мантру, пока этот странный человек совсем не исчез среди бесконечных гор, тянувших к небу острые вершины.