Шелковая императрица

ГЛАВА 37 В ГОРАХ СТРАНЫ СНЕГОВ

В сопровождении огромной желтой собаки Пять Защит брел, не обращая внимания на грандиозный пейзаж, раскинувшийся вокруг. И Лапика, казалось, разделила его настроение: она жалась к хозяину, словно искала у него защиты или, наоборот, хотела утешить. И верно, Пять Защит теперь нуждался в утешении. Вернувшись с одной из обычных прогулок с Лапикой по лесу, росшему по другую сторону горы от монастыря Самье, он с ужасом обнаружил исчезновение Умары. Обыкновенно она ждала его с горячим чаем на пороге небольшой пастушьей хижины, неподалеку от обители — там разместил молодых людей лама сТод Джинго. Но на этот раз он не увидел любимую у дверей лачуги. Пять Защит бросился в дом — пусто. Лапика тем временем обнюхивала все вокруг: порог, стены, взволнованно поскуливая, что не предвещало ничего хорошего.

Юноша горько сожалел, что взял с собой собаку, которая могла бы защитить Умару. Он кричал, звал любимую. Потом поспешил к ламе сТоду Джинго.

— Я не видел ее, дорогой мой Пять Защит. Она вообще не приходит в монастырь. Но тебе не стоит беспокоиться. Наверное, она пошла собирать грибы или чернику, ведь сейчас как раз подходящее время для этого. Почему бы просто не подождать ее возвращения? — спокойно ответил ему лама.

Наступил вечер, затем ночь, холодная и темная, Пять Защит до самого утра не сомкнул глаз. Вдруг его осенила мысль: Пыльная Мгла! Как же мог он забыть о юном китайце, которого монахи Самье поселили в другой хижине, за скальным выступом? С бьющимся сердцем Пять Защит со всех ног бросился к хижине Пыльной Мглы: дверь не была заперта. Дом также оказался пуст, очаг холоден, и это свидетельствовало о том, что здесь не ночевали.

Тогда, глядя на горные хребты, гребни которых уже озарило солнце наступавшего утра, на синее небо, где парили орлы и грифы, описывая широкие круги над стадами яков и черных овец, безропотно ожидавших нового рождения, вероятно более достойного, Пять Защит почувствовал, как закипает в нем гнев. В бессильной ярости он опрокинул пиалу для чая и миски, стоявшие на столе, посуда разбилась, усыпав пол осколками.

Вернувшись в свою хижину, Пять Защит погрузился в оцепенение, не обращая внимания на холод. Сначала он вновь и вновь обвинял себя, а потом наконец стал молиться. Он сидел в позе лотоса на пороге лачуги, обратив взор к зубчатой линии гор, а потом закрыл глаза, ощущая, как солнечные лучи омывают его лицо, вспоминая, что именно через их посредство человек чувствует присутствие божественного света Блаженного Будды. Через некоторое время он начал мыслить связно: надо отправиться на поиски!

Но куда идти: на север или юг, запад или восток? Куда мог увести Умару негодяй Пыльная Мгла? Поразмыслив, Пять Защит выбрал юг. Туда вела от монастыря единственная хорошая дорога, по которой сам он прошел уже трижды. Вряд ли они стали карабкаться по непролазным горам и ущельям.

Но сперва надо нанести прощальный визит настоятелю Самье, достопочтенному Рамае сГампо. Тем более что молодой человек отчаянно нуждался в наставлении.

— Не должен ли я истолковать свалившееся на меня несчастье как знак Блаженного, пожелавшего вернуть меня на Святой Путь, предназначенный монахам? Не должен ли я заплатить за свое отступление? Но, с другой стороны, несправедливо, что бедная Умара вынуждена отвечать за мои ошибки, — печально проговорил он, обращаясь к слепому старцу.

— Пять Защит, нет нужды думать сейчас о расплате. Течение событий несет тебя, как ветвь, упавшую в реку. Думай и действуй, остальное предоставь Блаженному! — ответил лама. — Возьми вот это, — настоятель Самье снял с шеи крошечный серебряный реликварий в виде бутона лотоса на цепочке.

— А что там внутри?

— Ветер, Пять Защит! Ничего, кроме ветра! Ты знаешь «Сутру последовательности чистой пустоты»? В великом Ничто нет причин для беспокойства духа. В природе пустота выражена ветром и дыханием. Я делаю тебе этот подарок, чтобы помочь меньше думать о бренном, — с улыбкой произнес настоятель.

— Позвольте мне попросить у вас благословения. — Пять Защит опустился на колени перед старцем.

— Да пребудет оно с тобой!

После этого Пять Защит, не откладывая больше, отправился в путь.

Он шел уже третий день — быстро, в ровном темпе, не обращая внимания на глубочайшую пропасть с одной стороны тропы — там, где в долине остался монастырь Самье. Юноша все еще надеялся нагнать Умару и Пыльную Мглу, но вышло так, что эти надежды не сбылись.

Чужак, встретившийся на дороге, не казался опасным или угрожающим, даже Лапика, обычно сразу бросавшаяся на врага, лишь настороженно заворчала. Когда до незнакомца оставалось лишь несколько шагов, тот выхватил оружие так быстро, что это поразило опытного в боевых искусствах махаяниста. В обеих руках противника сверкали кинжалы. Пять Защит мгновенно принял боевую стойку — он точно оценил противника и понял, что надо напасть первым. В следующий миг Пять Защит издал резкий вопль, отозвавшийся в горах дальним эхом, и взлетел в воздух, целясь в противника одновременно рукой и ногой — оба удара были сокрушительны: незнакомец взвыл от боли и сложился вдвое. Выбив кинжалы из рук неприятеля, Пять Защит прижал того к земле.

Но внезапно юноша ощутил резкую боль в боку: у незнакомца оказался еще один припрятанный клинок. Нанеся удар, он вывернулся и немедленно занес руку для следующего: Пять Защит инстинктивно уклонился, несмотря на рану. Тот изготовился к еще одной попытке: судя по всему, чужак собирался драться насмерть. Но, как только между противниками появился просвет, вперед ринулась желтая мохнатая молния. Тело с перекушенной одним движением челюстей шеей обмякло и повалилось на землю.

Теперь Пять Защит смог осмотреть свою рану: она обильно кровоточила. Юноша почувствовал слабость, перед глазами поплыли радужные круги. Он мысленно вознес молитву милостивому Авалокитешваре, больше ни на что не оставалось сил. Собака, поскуливая, лизала ему руки, он еще чувствовал это, а потом провалился в небытие.

Когда он очнулся, ему показалось, что милостивый Авалокитешвара явился лично, чтобы его спасти, причем принял облик прекрасной молодой женщины, лицо которой показалось махаянисту похожим на маску божества: узкие глаза, строгие и твердые черты, чуть длинноватый нос и четко очерченные губы, приоткрытые в приветливой улыбке.

Пять Защит был не уверен в том, явь ли это. Но тут боль в боку пронзила его, так что пришлось признать, что он не бредит.

Пять Защит огляделся: он лежал на кровати, застеленной шкурами, комната слабо освещалась, в воздухе чувствовался тяжелый аромат благовоний. Рана оказалась умело перевязанной.

— Выпей вот это! Я приготовила смесь из целебных трав и просяной муки, — негромко проговорила прекрасная незнакомка на тибетском языке.

Она поднесла к губам Пяти Защит керамическую чашу с отваром, от которого поднимался пар. Когда девушка помогала ему принять горячее питье, молодой человек ощутил мягкость и тепло ее рук, нежно прикасавшихся к его лицу.

— Где я? — с трудом произнес он, почувствовав приступ боли, когда попытался сесть.

— В моем доме. Меня зовут Ярпа. Это место называют «там, где небо рядом». Я жрица культа бонпо. В этой долине я служу Девяти Божествам Света, обитающим в вышине… Я нашла тебя тут, неподалеку. Тебе повезло. Ты потерял много крови, но ее осталось еще довольно, чтобы выжить, — с улыбкой заметила девушка.

— Мне хочется пить! — признался Пять Защит.

— Так и должно быть. Ты здесь уже два дня. Тебя чуть не убила лихорадка.

Она налила еще одну порцию целебного напитка, на этот раз махаянист выпил его с меньшим трудом.

— Со мной была собака, — пробормотал он, внезапно вспомнив про Лапику и оглядевшись.

— Сначала она меня к тебе не подпускала. Но потом поняла, что я не угрожаю, и успокоилась. Я устроила ее тут, по соседству, под навесом, привязала к одному из столбов. Она будет рада видеть тебя снова, — сказала Ярпа.

Вскоре ослабевший и потерявший много крови Пять Защит вновь уснул.

В течение последующих дней и ночей он почти не ел, но регулярно принимал целебный отвар, много спал, а Ярпа заботливо ухаживала за ним, пока наконец он не смог подняться с ложа и потихоньку выйти из дома. Опираясь на плечо Ярпы, он невольно прикасался к ее шелковистым волосам и от этого испытывал смущение и волнение, а жрица бонпо подбадривала его и улыбалась.

Жилище Ярпы лепилось к отвесной скале, над ним простиралось потрясающей синевы небо, а чуть в стороне красовалась пенистая белая корона цветущего дерева удумбара, которое расцветает так редко, что мало кому удается увидеть это зрелище.

После многих дней немощи Пять Защит с наслаждением созерцал величественную природу Страны Снегов; запахи и цвета казались ему незнакомыми и удивительными. Здесь, на Крыше мира, ему представилось, что привычная череда вещей меняется, обретая иную длительность и иной смысл…

— Ты не хочешь немного пройтись? — мягко спросила Ярпа, очаровательно улыбаясь. — Там, повыше, есть выступ, с него открывается вид на всю долину.

Пять Защит сделал несколько неуверенных шагов, и она подхватила его под руку, чтобы поддержать. По сравнению с Умарой кожа у жрицы бонпо была шершавой. Но от этой женщины, от ее волос исходил дурманящий аромат, немного напоминавший запах перца и других острых специй. Ярпа была диковатой, но привлекательной, манящей.

Поднявшись на скальный выступ, неподалеку от которого щипали траву несколько коз, юноша увидел крошечные каменные домики, тут и там прилепившиеся к склонам зеленой долины. Они казались слишком маленькими на фоне огромных гор.

— Эти разбросанные дома составляют одну деревню, там живут те, кто поклоняется культу, которому я служу, — пояснила Ярпа, стоявшая бок о бок с юношей на скале, поросшей желтоватым лишайником, расписавшим темно-оранжевыми параллельными полосами поверхность камня, словно это были следы от когтей чудовищного дракона.

— Как повезло тебе, Ярпа, что ты живешь здесь! — воскликнул молодой человек, потрясенный.

— Что мешает тебе остаться здесь вместе со мной? На все воля Девяти Божеств! — рассмеялась она.

Он взглянул на девушку, чтобы понять, шутит она или нет.

— Мне нравится мысль, что на Крышу мира меня привел кто-то из них! — весело ответил он.

— Кто знает! Надо у них спросить, — отозвалась жрица бонпо с забавной серьезностью.

Вместе с Ярпой Пять Защит наслаждался красотой природы, любовался на цветущие эдельвейсы, гигантский аронник, лилии, дикие орхидеи, мошник и рододендроны; молодые люди смеялись, словно шаловливые дети. Потом они вернулись к домику…

С этого дня Пять Защит быстро пошел на поправку.

Он гулял по горам с милой жрицей, за ними брела Лапика. Горы восстанавливали гармонию духа, утраченную махаянистом. Время от времени раздавались резкие крики сурков, вокруг порхали огромные разноцветные бабочки, а над головой проносились птицы.

Ярпа говорила нечасто, не задавала никаких вопросов. Пять Защит чувствовал себя здесь беззаботным и защищенным от любых напастей. Однажды вечером он растянулся на ложе, намереваясь заснуть, как вдруг ощутил мягкое прикосновение, словно это были два крыла, повеявшие на него легким, пьянящим дуновением. И он понял, что хозяйка дома рядом с ним. Обычно в этот час Ярпа устраивалась на ночь в соседней комнате, на узкой кровати.

Юноша сел на ложе и взглянул на нее.

Лицо тибетской красавицы освещал отблеск пламени, горевшего в очаге. В глазах жрицы бонпо светились такая нежность и печаль, что девушка казалась еще прекраснее. И внезапно Пять Защит испытал неудержимое желание прикоснуться к ней, обнять ее.

Она, словно давно ждала знака с его стороны, рванулась, как самка снежного барса кидается на добычу, с неожиданной, почти свирепой горячностью. Губы их сомкнулись, и юноша почувствовал язык Ярпы у себя во рту, влажный, настойчиво проникающий между зубов, — Пять Защит был потрясен и смущен такой смелостью. Он чуть отшатнулся, но опытная женщина не собиралась отступать. Она взяла его голову обеими руками, страстно прижалась, он почувствовал, как дрожит, вибрирует ее тело, и в ответ на это его естество отозвалось сладостной истомой.

Пять Защит чувствовал себя счастливым и опустошенным одновременно. Временами перед его мысленным взором являлось нежное лицо Умары, но даже оно не могло остановить его: страстная энергия Ярпы заполнила его, снесла все хрупкие барьеры. Он становился таким же диким и неуправляемым, как и молодая жительница Тибета. Его руки, губы, все его тело теперь принадлежали ей и только ей. На ложе, застеленном мохнатой шкурой яка, в объятиях пылкой горянки, он избавился от мыслей и воспоминаний, от терзавшего его горя, он обрел счастье — простое и чувственное. А потом мирно заснул рядом с жарким женским телом и спал глубоко и ровно, без снов, до самого утра.

— Я дурно поступил! — сокрушенно заявил Пять Защит утром, склонив голову над чашкой теплого молока с медом.

— Почему ты так говоришь? — удивилась Ярпа. — Мы действовали в полном согласии, как Цангпа и Чучам, повелители Неба, породившие девять сыновей и девять дочерей, которые, в свою очередь, родили по девять сыновей и девять дочерей каждые, так что постепенно их потомство заселило всю землю!

— Я не знаю, кто такие Цангпа и Чучам!

— Наши ритуалы посвящены этой знаменитой супружеской паре: повелитель Неба спустился на вершину одной ивы, выгнутой, как радуга, и там оставил синюю кукушку; эта птица опустилась на голову повелительницы Неба; она трижды взмахнула крыльями, и тогда вспыхнули два луча, исходившие из ее детородного органа, — белый и красный, — они прошли сквозь тело повелительницы Неба, снизу до макушки. Я чувствовала, что прошлой ночью такие же лучи исходили от тебя, проникая в меня!

— О, прекрасная Ярпа, но сердце мое уже принадлежит другой!

— Я тебе не нравлюсь? — Она прижалась к нему так, что он вновь ощутил ее пьянящий аромат.

— Я совсем не это хотел сказать, просто мне нужно уходить! — выдавил он с тяжким вздохом.

Но загадочная тибетская красавица ничуть не смутилась. Напротив, бросилась пылко ласкать его, как будто получила новые силы…

Юноша с тревогой отметил, что каждый день ритм и сила их любовных игр-схваток только нарастают и он стал невольным пленником Ярпы, как птица, попавшаяся на приманку.

Он просто не сможет взять и покинуть ее… По крайней мере, быстро…

Но не она — его судьба!

Судьба!

За время послушничества он твердо усвоил, что это слово запрещено произносить, за нарушение правила грозили три удара палкой. Среди буддистов принято было говорить не о судьбе, а о Колесе Сансары, бесконечной череде смертей и перерождений, прервать которую можно было, лишь достигнув высшего состояния — став буддой. Наставники учили молодых послушников, что человек не свободен в своем выборе, поскольку является жертвой Сансары; если же он будет вести правильную жизнь, постепенно ему удастся избавиться от оков перерождений.

После ухода из Лояна Пять Защит пережил много испытаний и пришел к заключению, что ему не раз приходилось совершать акты свободного выбора!

Выбирать! Принимать решения!

Человеческая жизнь оказалась совсем не такой, как он представлял себе, усваивая наставления учителей в монастыре: все время необходимо было делать выбор, преодолевать препятствия, находить выход из сложного положения…

А теперь, оказавшись рядом с прекрасной Ярпой, он должен был предпринять нечто невероятно трудное: выбрать женщину! Потому что даже теперь он не мог забыть Умару. Но если и существовала на свете женщина, способная вытеснить из воспоминаний мужчины соперницу, так это была Ярпа!

Пять Защит в растерянности признавал, что невольно сравнивает двух женщин, словно какие-нибудь образцы шелка или грозди винограда, лежащие на прилавке, между которыми ему следовало сделать выбор. Он не мог удержаться от соблазна составить в уме перечни достоинств Умары и Ярпы, а затем сопоставить их. И это заставило его задуматься о различии и связи между любовью и чувственным удовольствием, и картина показалась ему намного более сложной, чем он воображал прежде. Он сходил с ума от Ярпы и в то же время продолжал любить молодую несторианку. И чем жарче была его страсть к горянке, тем чаще он вспоминал Умару, тем сильнее беспокоился о ней. Он испытывал вину за то, что медлил, привязавшись к тибетской жрице.

Наутро после одной из бурных и страстных ночей Ярпа торопливо переоделась в нарядную церемониальную одежду: она ожидала прихода жителей деревни, которые должны были присутствовать при совершении ритуала. Мужчина с согбенной от труда спиной и обожженной солнцем кожей просил изгнать бесов из его малолетнего сына, поскольку соседи убедили его, что в мальчика вселились демоны, обитавшие прежде в одном из деревьев. Ярпа не могла взять с собой Пять Защит.

Когда она вернулась около полудня, молодой махаянист ждал ее на пороге дома.

— И что ты сделала с тем мальчиком? — поинтересовался бывший монах.

— Сперва убедилась, что в нем нет никаких бесов, потом предсказала ему будущее… Он станет воином. Это благородное дело. Его отец был рад это услышать.

— Но как ты можешь знать, что случится с этим мальчиком?

— Я умею читать будущее. Я и тебе могу сделать предсказание! Достаточно только составить «ковер бога». Не сомневайся, я немедленно займусь этим! — заявила Ярпа, не спрашивая, хочет ли этого Пять Защит.

У него не было сил возражать.

Она разложила на полу то, что называла «ковром бога». Это были веревочки из шерсти яка, окрашенные в разные цвета, — они хранились в сундучке у нее под кроватью.

Потом жрица стала взывать к «девяти богам», перебирая и раскладывая веревочки так, что они постепенно образовали определенную последовательность. После этого Ярпа завязала себе глаза и на ощупь достала из лежавшего рядом мешочка глиняные фигурки. На свет явилось около двух десятков «куколок», три из них оказались лежащими вверх ногами поверх цветных веревочек, когда Ярпа наугад раскладывала их перед собой. А потом она сняла повязку с глаз и сказала:

— У тебя есть надежда на удачу. Лишь три нечистых духа против семнадцати добрых. Отличное соотношение! Тебе покровительствуют звезды, Пять Защит! Тебя ждет большой успех!

— Меня это не волнует — я не верю в удачу! Я верю только в Будду. Расскажи мне немного о ближайшем будущем. Станет ли Блаженный защищать и направлять меня?

Прекрасная тибетская жрица опустилась на колени и склонилась над картиной, образованной на полу веревочками и фигурками. Она снова что-то бормотала и перекладывала «куколок».

— Я вижу тебя в Срединном царстве, — сказала она наконец.

— Одного? — осторожно уточнил он.

— Чтобы понять это, нужно использовать самые опасные заклинания!

— Почему бы и нет? — Он уже не мог остановиться, ему непременно нужно было все узнать.

— Я вижу трех человек, которые хотят причинить тебе зло, — прошептала она через некоторое время.

— Можно ли узнать, кто они?

— Я вижу в кругу облако пыли, пустую чашу для подношений и круг с отверстием посередине, — уверенно ответила она.

Пять Защит сразу догадался, что первое — это Пыльная Мгла, и его враждебность была неудивительна. Второе — очевидно, Безупречная Пустота, и это означало, что настоятель монастыря в Лояне не изменил своего мнения; даже содействие У-хоу не помогло…

А вот круг с отверстием остался для юноши загадкой, он не мог доискаться смысла, да и прекрасная Ярпа не могла больше ничего сказать, чтобы прояснить последний символ.

— Что ты делаешь? — спросил он у жрицы, указывая на ее сжатый кулак, занесенный над перевернутыми фигурками: жрица ударила по ним воображаемым кинжалом.

— Я наношу злым духам удар в сердце, создавая в нем «дыру жизни». После этого три твоих врага не смогут причинить тебе существенного вреда! — объяснила Ярпа.

— Большое спасибо… — растерянно прошептал Пять Защит.

Когда ритуал предсказания был завершен, жрица подошла к махаянисту и прижалась к нему:

— Я люблю тебя! Ты доставляешь мне огромную радость! Ты мог бы остаться здесь со мной. Мы бы поженились, а потом ты сделал бы мне сына!

Ее обаяние и страсть сделали свое дело, и вскоре молодые люди вновь оказались в постели. И он опять-отложил свой уход, мучаясь от нерешительности.

Пять Защит оказался на перепутье, знакомом многим людям. Как совершить невозможный выбор? Кого предпочесть: нежную Умару или дикую и чувственную Ярпу?