Шелковая императрица

ГЛАВА 28 МОНАСТЫРЬ САМЬЕ, ТИБЕТ

Кинжал Закона вежливо улыбнулся ламе сТоду Джинго, лицо которого появилось в приоткрывшемся смотровом окошке посреди тяжелой створки ворот с масками демонов.

— Я хотел бы по срочному делу встретиться с достопочтенным Рамае сГампо!

— Кто ты такой, чтобы требовать подобной милости, если он сам не приглашал тебя? Никто не смеет беспокоить нашего почтенного настоятеля, погруженного в дела благочестия!

— Меня зовут Кинжал Закона, я монах Малой Колесницы, первый помощник учителя Буддхабадры. Я разыскиваю моего достопочтенного настоятеля. Он покинул монастырь Единственной Дхармы в Пешаваре, и с тех пор его никто больше не видел! Вся община погружена в отчаяние, мы осиротели. Но я знаю, что он шел сюда.

Зачем учителю понадобилось возвращаться в Самье, оставалось загадкой, и Кинжал Закона жаждал отыскать ответ. Он не сомневался, что нашел тонкую ниточку к тайне и если аккуратно потянет за нее, то вскоре сумеет отыскать и самого достопочтенного настоятеля.

— Учитель Буддхабадра действительно провел здесь несколько дней. Что еще ты хочешь узнать? — недоверчиво спросил лама.

Значит, Буддхабадра и вправду вернулся в Самье и останавливался в монастыре!

— Я должен поговорить с настоятелем вашей обители! Это крайне важное дело. У меня нет никаких известий о моем учителе, и я начинаю опасаться, что он попал в большую беду! — решительно заявил Кинжал Закона.

— В таком случае тебе следует привязать к дереву слона. Ворота монастыря слишком узки для него. Буддхабадра тоже оставлял своего священного белого слона вне стен монастыря.

Кинжал Закона отдал необходимые распоряжения погонщику, и тот привязал Синг-Синга к толстому стволу лиственницы. За стеной виднелись кровли с многочисленными башенками и двойными шпилями, с которых свисали знамена и ритуальные гирлянды. Тяжелые ворота открылись, позволяя путнику вступить на монастырский двор, заполненный монахами и послушниками.

Посреди дня монастырь напоминал улей, где каждый обитатель занят своим делом, повсюду кипит работа: кто-то несет воду или съедобные пожертвования на кухню, кто-то чинит крышу либо дверь, кто-то расписывает гипсовые фигурки святых, предназначенные для паломников, украшает фресками стены, превращая их в многоцветные ковры, пестрые и яркие, а большинство предается молитвам и культовым обрядам.

Монах-индиец, последователь Малой Колесницы, впервые вступил в тибетскую буддийскую обитель. Его поразили размеры строений и великолепие убранства, никогда прежде он не видел ничего подобного. Рокот голосов, сливавшихся в непрерывный гул, показался Кинжалу Закона оглушающим. Тут и там вращались гигантские молитвенные барабаны, переговаривались между собой занятые хозяйственной работой монахи и послушники, десятки голосов хором выводили священные слова. Доносившийся из гулких молитвенных залов глухой речитатив был немного гнусавым, словно исходил из могилы, и это делало всю обстановку несколько жутковатой.

Теплый ветер из пустыни пробрался сквозь горы, разгоняя привычный холод гималайских долин, но привычный к иному климату Кинжал Закона чувствовал, что замерзает. Следуя за ламой, он едва замечал бесконечную череду дворов и коридоров, казавшихся ему до невероятия похожими друг на друга. На стенах и сводах повсюду виднелись оскаленные маски демонов, в нишах стояли раскрашенные изображения дакини — духов-мстительниц, увешанных связками черепов — капала, — с губами, измазанными кровью жертв; дальше шли сцены жутких убийств, растерзанных, разорванных на куски человеческих тел, подвешенных в виде ужасных гирлянд: одни были составлены из черепов, другие из внутренностей, — и все это служило символами страдания, болезни и смерти, призванными настраивать на медитацию «аскезы отречения».

Что могло привлечь Буддхабадру в столь странное место?

Ужасающие фигуры, покрывавшие стены бесконечных коридоров и огромных молитвенных залов, произвели на Кинжала Закона отталкивающее впечатление. Как отличалось все это от убранства его родного монастыря Единственной Дхармы! Там росписи навевали покой и умиротворение, а здесь пестрые краски и жуткие картины вызывали тревогу и страх. Неужели буддизм настолько многогранен, что может вмещать такие крайности?

— Погоди немного. Я должен спросить, примут ли тебя, — сказал лама перед закрытыми дверьми.

Несколько мгновений спустя он провел Кинжала Закона внутрь, к достопочтенному Рамае сГампо. Чувство недомогания, охватившее ученика Буддхабадры, сразу исчезло, когда он оказался в сумрачной комнате, в глубине которой виднелся высокий человеческий силуэт, черный на фоне окна. Слепота Рамае сГампо стала заметна, когда тот обернулся ко входу.

— Да снизойдет на нас Божественный Свет Будды! Учитель, мое имя — Кинжал Закона, я прибыл сюда в поисках новостей о моем наставнике, достопочтенном настоятеле Буддхабадре из Пешавара! — решительно начал гость, глубоко склонившись перед слепым ламой.

— Да не покинешь ты Путь Закона, Кинжал Закона! Новости о Буддхабадре? Как бы я хотел сам располагать новыми известиями!

Глубокий голос Рамае сГампо соответствовал суровому облику настоятеля, его спокойному лицу, белым глазам. Лама говорил на санскрите медленно и с акцентом, но нарочито-правильно, как образованный человек.

— Достопочтенный учитель, я тону во тьме неведения! Я жажду увидеть свет истины, как злосчастные грешники, души которых содержатся на различных уровнях ада, и праведники, обитающие в раю, что припадают ртами к веревке, по которой течет к ним благословенная влага…

— Ты кажешься мне слишком серьезным и мрачным, Кинжал Закона! Я бы сказал, ни одна душа не должна опасаться бардо, если знает, что творила благие деяния! Говори попросту, не стоит тратить времени на лишние слова.

— Хорошо! Я понятия не имею, что делал мой настоятель здесь, в вашем монастыре, но причина наверняка была весомой… Иначе зачем бы он взял с собой священного белого слона? Но я хочу знать, что произошло, потому что теперь, пока Учитель не вернется, ответственность за общину лежит на мне, и я надеюсь найти моего наставника.

— Ты удивляешь меня! Буддхабадра никогда не рассказывал тебе, почему посещает наш монастырь? — воскликнул слепой лама. — Но тогда и мне не следует посвящать тебя в это!

— Достопочтенный, я понимаю… Но я перенес тяжелые испытания, чтобы добраться до Самье и узнать о судьбе Буддхабадры. Мне пришлось отправиться в странствие наугад, не имея точного направления! Я прошел с моим слоном через дальние страны! Вся наша братия пребывает в отчаянии и растерянности, и отсутствие отца-настоятеля все тяжелее сказывается на положении дел в обители. Умоляю вас, достопочтенный учитель, помогите мне!

Рамае сГампо присел на узкую скамью, на которой проводил значительную часть дней и ночей, погружаясь в медитацию, перебирая в руках тяжелые четки мала. Казалось, он пребывает в задумчивости, словно просьба Кинжала Закона заставила его колебаться. Лишь после долгой паузы слепой настоятель заговорил:

— Кинжал Закона, не знаю, что могу для тебя сделать! Я понятия не имею, что сталось с Буддхабадрой. — Однако от Кинжала Закона не ускользнул неуверенный тон Рамае сГампо: видимо, лама предпочел скрыть нечто важное от собеседника, хотя и сомневался в верности такого решения.

— Любое духовное лицо должно по крайней мере испытывать сострадание. Вы не имеете права оставлять меня в полном неведении!

— Существуют клятвы, которые нельзя нарушать, мой друг, даже ради сочувствия самому хорошему человеку… На мой взгляд, сейчас как раз такой случай. И если я не делюсь с тобой, то лишь в силу важных причин, так как не могу пренебречь своим обещанием не раскрывать секрет, связывающий нас с Буддхабадрой! — Голос старого буддиста звучал твердо, но в этой отповеди Кинжалу Закона послышался скрытый упрек в адрес Буддхабадры.

Индийский монах попытался настаивать:

— Мне все равно, какие бы причины ни мешали вам объясниться. Для меня самое главное — отыскать нашего достопочтенного настоятеля. Сейчас я в полном тумане, не представляю, что делал здесь Буддхабадра, куда отправился после посещения Самье! По крайней мере подскажите, что поможет в дальнейших поисках, какое направление выбрать. Я не прошу о чем-то большем!

— Я поклялся молчать! Исполнив твою просьбу, я нарушил бы клятву.

— Что ж, подам пример своей откровенностью. Учителя Буддхабадру видели в пещере в горах, неподалеку от вашего монастыря. С ним был некий человек по имени Безумное Облако.

— Откуда ты узнал? — вздрогнул слепой монах.

— Я встретил одного ма-ни-па, который случайно наткнулся на них!

Аскетические черты лица старого ламы выдали волнение.

Пыл и бесспорная искренность монаха из Пешавара в сочетании с известием, которое он только что сообщил, поколебали решимость настоятеля. Он вновь погрузился в раздумья, а потом, после долгой паузы, глубоко вздохнул и сказал:

— То, о чем ты просишь, слишком серьезно; мне трудно принять решение, поскольку я неизбежно нарушу клятву, если расскажу тебе об обстоятельствах прихода в наш монастырь Буддхабадры… Мне нужно все обдумать, погрузиться в медитацию, взвесить за и против. Дай мне время до завтра.

На следующий день сердце Кинжала Закона бешено колотилось, когда лама сТод Джинго вновь проводил его к слепому настоятелю.

— Умеешь ли ты хранить тайны? — спросил его Рамае сГампо.

— Даю вам слово, достопочтенный учитель. Я никому не раскрою то, что вы мне поведаете.

— Я долго думал, читал мантры всю ночь напролет. Я ощутил присутствие горя. Ты проделал долгий путь, и я не хочу отпускать тебя с пустыми руками. Буддхабадра прибыл в Самье, чтобы принять участие в важной встрече.

— Важная встреча? Это и много, и совсем ничего, о достопочтенный! Я никогда не предположил бы, что Буддхабадра пересек горный массив Страны Снегов ради пустяка!

Слепой буддист кивнул, признавая здравость такого вывода.

— Это была… хм… встреча… ну, как бы сказать… ладно, я объясню. Каждые пять лет собираются главы трех великих буддийских ветвей: Большой и Малой Колесниц и ламаистов страны Бод, последнюю я имею честь представлять. Мы хотели заключить нечто вроде перемирия. Я и так уже слишком много тебе сказал. Участники поклялись держать все это в тайне, — вздохнул старый лама.

— И в Самье состоялась одна из таких встреч?

— Да. Точнее, она должна была состояться. Мы договорились об этом…

— Но я ничего не понимаю! Почему ради подобной встречи Буддхабадра приложил такие чудовищные усилия, добираясь сюда непременно в сопровождении священного белого слона? Зачем унес тайком реликвию нашего монастыря?

— Полагаю, со стороны это и вправду может показаться загадочным…

— Еще бы! Из-за всего этого учитель Буддхабадра поставил нашу общину на край гибели, подверг нас огромным бедствиям. Отсутствие священного белого слона лишает нас возможности провести Большое паломничество к реликварию Канишки, а ради этого к монастырю и приходят тысячи верующих, желающих принять участие в процессии Глаз Будды! Но настоятель все же пошел на риск… Я еще больше запутался, — признался Кинжал Закона.

— Глаза Будды? Ты имеешь в виду эту легенду о слепом и драгоценных камнях? — Лама сТод Джинго, хранивший безмолвие на протяжении всего предыдущего разговора, внезапно подался вперед; в голосе его прозвучала неподдельная тревога.

— Совершенно верно. Вы, конечно, знаете, что реликварий Канишки, который находится в нашем монастыре, содержит бесконечно драгоценную и почитаемую реликвию — глаза, дарованные Блаженным Буддой несчастному слепцу во время одного из своих перерождений! — воскликнул Кинжал Закона.

— О да! Если бы ты только мог вообразить, как много я об этом знаю! — пробормотал Рамае сГампо.

— Учитель, вы видели эту реликвию, столь прославленную во всем буддийском мире?! — восхитился лама сТод Джинго.

— Глаза Святого заперты в пирамидальной шкатулке чистого золота, — а та, в свою очередь, находится внутри реликвария. Во время Большого паломничества каменщики вскрывают стену, внутри которой запечатан реликварий, и показывают его собравшимся, после чего сокровище провозят в процессии, под балдахином, на спине священного белого слона. Никто не открывает реликварий, поскольку ключ от него утерян, как говорят, еще несколько веков назад…

— Ты совершенно уверен, что ни у кого нет ключа? — внезапно уточнил слепой настоятель.

— Почему вы спрашиваете об этом, о достопочтенный Рамае сГампо? — Кинжалу Закона стало не по себе.

Повисла пауза.

— Единственный, кто мог бы ответить на этот вопрос, — Буддхабадра, — наконец произнес Кинжал Закона. — Это он является хранителем святыни и вправе говорить о ней. Если кто и знает о местонахождении ключа, так это он!

— Увы, я не имею ни малейшего представления, что с ним произошло, поверь мне. Как не знал и того, что Буддхабадру сопровождает Безумное Облако… По правде говоря, это меня очень обеспокоило, — отозвался Рамае сГампо.

— Но почему провалилась последняя встреча? По вашим словам я понял, что это стало причиной для многих невзгод! — Кинжал Закона предпринял последнюю попытку добиться от старого настоятеля мало-мальски вразумительного ответа.

— Я ничего больше не могу сказать. Предмет наших бесед нельзя обсуждать с посторонними.

— Учитель Рамае, вы играете особую роль в процессе установления перемирия между тремя основными течениями буддизма, иначе Самье не было бы избрано в качестве места важнейшего собрания, — произнес хинаянист в надежде, что его собеседник хотя бы проговорится, выдав крупицу дополнительных сведений.

— Отрицать это значило бы солгать, — проворчал слепой лама.

— Не выступаете ли вы своего рода арбитром, что позволяет ваша безграничная мудрость?

То, что могло бы прозвучать неприкрытой грубой лестью, соответствовало действительности, а потому Рамае сГампо тяжко вздохнул и ответил:

— Твоя догадливость просто изумляет, Кинжал Закона! Я ограничусь тем, что скажу: раз в пять лет я посещаю подобные встречи с тем, чтобы обеспечивать саму возможность переговоров. Из трех участников я самый старший по возрасту. Здесь, в Самье, раз в пять лет я подтверждаю: «Соглашение продляется еще на пять лет»!

— «Еще на пять лет»? Но что кроется за этими загадочными словами, о учитель Рамае? — в нетерпении воскликнул монах из Пешавара.

— Эти «слова», как ты выразился, суть официальный итог встречи. Кроме того, мой дорогой юный собрат, не мог бы ты сам объяснить, что значат эти слова, если не продление соглашения? — иронично произнес слепой лама.

— Но расскажите мне хоть что-нибудь об этом соглашении, достопочтенный! Это единственное, чего я желаю! Мне нужен хотя бы маленький кончик путеводной нити для поиска моего драгоценного настоятеля!

Волнение монаха из Пешавара, убежденного, что он в одном шаге от искомой цели, звенело в его возбужденном голосе. И каково же было его разочарование, когда в ответ Рамае сГампо произнес:

— Ты ничего больше не узнаешь. Я и так сказал слишком много. В любом случае я убежден, что предмет соглашения никак не мог привести к исчезновению настоятеля Буддхабадры. А теперь пришло время мне пройти в молитвенный зал и ударить в большой барабан. — Слепой настоятель резко встал и покинул комнату, направляемый ламой сТодом Джинго, на плечо которого опирался.

Оставшись в одиночестве, Кинжал Закона тяжело опустился на скамью, где только что сидел Рамае сГампо.

Единственное, что было ясно: существует секретный договор о перемирии между тремя буддийскими ветвями, который подтверждается раз в пять лет и обеспечивается авторитетом Рамае сГампо. Но какой эзотерической церемонией или таинственным ритуалом оно скреплялось? Первый помощник Буддхабадры стал как можно быстрее перебирать в памяти тысячи строк сутр, усвоенных с тех времен, когда он был еще совсем юным послушником, не прошедшим обряд упасамбада — обривания головы и облачения в оранжевые монашеские одеяния, а также получения чаши для сбора подаяния.

Ни в одном из священных текстов, от простейших и до самых загадочных и темных по смыслу, то есть рассчитанных на посвященных, — с ними знакомили в конце срока обучения, — он не мог припомнить слов «соглашение продляется…» или чего-то подобного. Таких церемоний традиция не предусматривала. Значит, высокие Учителя изобрели что-то совершенно новое.

Что поможет ему разрешить загадку?

Закрыв глаза, чтобы проще было сосредоточиться, монах медленно припомнил все сказанное ему настоятелем Самье.

Каждые пять лет Буддхабадра отправлялся в Страну Снегов, чтобы подкрепить договоренность о мирном сосуществовании школ, являвшихся сестрами и соперницами. На последней встрече, судя по словам старого ламы, произошло нечто непредвиденное, и это предвещало несчастья. Вероятно, у Буддхабадры была особая причина вернуться сюда в одиночестве, отдав распоряжение погонщику ждать его на постоялом дворе.

Все так, но дальше Кинжалу Закона продвинуться не удавалось.

Почему его наставник решил остаться в одиночестве?

Что сталось с белым слоном?

По какой причине достопочтенный настоятель из Пешавара оказался в компании с неким человеком по имени Безумное Облако? И почему это так поразило и встревожило Рамае сГампо?

Контуры тайны прорисовывались, но детали тонули в тумане.

И в этот момент молодого монаха поразила внезапная мысль. У него перехватило дыхание от неожиданности. Почему он не подумал об этом раньше? Ведь решение напрашивалось само…

Однако проверить свою догадку он мог лишь по возвращении в Пешавар.

С момента прощания с Пятью Защитами Кинжал Закона чувствовал себя очень одиноким среди величественных Гималайских гор, и это усиливало его недоверие к стране, что не прекращала терзать и мучить его. Пришло время вернуться в монастырь Единственной Дхармы, к своим собратьям. Должно быть, они изнемогают от тревоги и неопределенности своего положения, ведь они остались совсем без руководства, а до Малого паломничества осталось лишь несколько дней…

Не теряя времени, Кинжал Закона отправился искать погонщика, чтобы отдать ему распоряжение готовить слона Синг-Синга к возвращению домой, а потом подошел проститься с ламой сТодом Джинго, который задумчиво разглядывал ворота монастыря.

— Если вам когда-нибудь доведется встретить на своем пути человека по имени Безумное Облако, постарайтесь держаться от него подальше. Он несет в себе зло, самое настоящее зло! — внезапно негромко сказал лама, дружески положив руку на плечо хинаяниста.

Погруженный в свои мысли, Кинжал Закона даже не оглянулся на монастырь, проезжая узким ущельем, которое вело в сторону от Самье; ему не захотелось вновь увидеть знаменитые золоченые купола обители. Он ступил на тропу, что вела его в Пешавар и сейчас казалась ему бесконечной. Так всегда бывает в Стране Снегов. Чем больше спешишь, тем выше горные пики, тем дальше они отодвигаются от торопливого путника, словно не желая подпускать его к себе.

Шагая бок о бок с погонщиком и слоном Синг-Сингом, Кинжал Закона невольно ускорял ход, но пейзаж оставался недвижим; день за днем бесконечно повторяли друг друга, как в кошмаре. Настало то время года, когда старый снег постепенно сошел со многих мест, а новый еще не начал засыпать горы, что сильно облегчило дорогу для Синг-Синга, чьи ноги уже не так страдали.

В родном монастыре его ждал восторженный прием: когда со стен заметили, что приближается первый помощник настоятеля, все монахи собрались в главном дворе, чтобы приветствовать его. На шею Синг-Синга водрузили огромную гирлянду из бумажных цветов.

Вступив на территорию монастыря Единственной Дхармы, Кинжал Закона со всех сторон услышал многократное повторение одной и той же фразы, слетавшей с губ опечаленных собратьев и юных послушников:

— Буддхабадра не вернулся! Достопочтенный Буддхабадра все еще не вернулся!

Несмотря на смертельную усталость, Кинжал Закона собрался с силами, вышел на балкон над главным двором обители и как можно громче произнес слова, которые считал в данный момент самыми важными:

— Дорогие мои братья, не надо терять надежду…

Едва он произнес эти слова, в толпе раздались рыдания, так что Кинжал Закона даже растерялся, — он не знал, как продолжать, чем утешить собратьев. Они уже не ждали от него добрых вестей о судьбе Буддхабадры.

Но что сказать? Он даже не мог поделиться сведениями, полученными от Рамае сГампо… Оставалось ограничиться общими ободряющими словами.

— Братья мои, в поисках нашего драгоценного настоятеля я дошел до Страны Снегов!

— Но разве ты не говорил нам, что отправляешься за благовониями для Малого паломничества, а потому вернешься еще до его начала? — раздался неожиданный вопрос. То был сердитый голос Корзины Подношений — монаха, отвечавшего за монастырских слонов.

— Я не мог тогда сказать всю правду! Монастырь Единственной Дхармы пребывал в смятении, и я не хотел вносить в жизнь собратьев новую тревогу, а потому умолчал, что надеюсь отыскать достопочтенного настоятеля. Только Радость Учения знал об этом! — громко заявил Кинжал Закона.

— Блаженный Будда не пожелал, чтобы наш драгоценный наставник вернулся в обитель. Я в этом уверен! Разве не должны мы теперь взять управление монастырем в свои руки? Мне это представляется совершенно ясным! Он настолько близко подошел к состоянию архата, что смог прервать цикл бесконечных перерождений и покинул этот мир без следа… Нам необходимо срочно принять решение — ведь впереди Большое паломничество, и мы не можем допустить, чтобы оно прошло так же неудачно, как и Малое! — заговорил один из монахов, поддержанный горестными причитаниями остальных.

— Кто произнес эти слова? — обратился к толпе Кинжал Закона.

— Это я, Радость Учения! Ты, конечно, сообщил мне под большим секретом, куда и зачем направляешься, но не дал мне права самостоятельно распоряжаться, не позволил мне самому представить многочисленным паломникам сандаловую шкатулку, и, когда они не увидели священного слона, который нес бы на спине посеребренный реликварий, начались волнения! Я возложил всю ответственность на свои плечи! К счастью, они оказались достаточно широки и крепки, о Кинжал Закона! — патетически заявил монах, обещавший следить за порядком в обители, а вместо этого явно увлекшийся плетением интриг.

— Что-то ты не выглядишь особенно перетрудившимся! — ехидно заметил первый помощник Буддхабадры.

В толпе раздались возгласы тех, кто был полностью согласен с Кинжалом Закона: все знали, что за последние несколько лет Радость Учения не раз выслушивал упреки Буддхабадры за дурное поведение, — потому-то достопочтенный настоятель приблизил к себе не его, а Кинжала Закона.

Среди монахов, собравшихся во дворе, раздались возмущенные голоса. Толпа загудела, как разворошенный улей. Заранее настроенные собратья стали выкрикивать обвинения в адрес того, кто с пустыми руками вернулся к ним из Страны Снегов:

— Уходи, Кинжал Закона! Уходи, первый помощник!

Он понимал, что недовольство братии отчасти справедливо.

— Если хотите знать, перед тем как отправиться на поиски Буддхабадры, я обнаружил, что реликвия священной Ресницы Будды не находится на положенном месте в хранилище. Наш достопочтенный настоятель унес ее с собой! — громко заявил он, решившись признаться в горькой правде.

— В таком случае почему ты не сообщил об этом нам? — выкрикнул пожилой монах, которого звали Святой Путь Из Восьми Ступеней.

Не без удивления Кинжал Закона увидел, что обычно жизнерадостный старик, который всегда был его добрым другом, настроен враждебно и, вероятно, готов поддержать Радость Учения.

Да, в его отсутствие соперник не терял времени даром!

— Кому бы это принесло пользу? Я принял иное решение и заказал копию шкатулки у мастера, проживающего в Пешаваре. По крайней мере, я обеспечил вам все для проведения Малого паломничества! А что вы сделали, пока я находился в Стране Снегов? — гневно потребовал он отчета у своих противников.

— А что же находится теперь в сандаловой шкатулке вместо реликвии? Что же сталось с Ресницей? — спросил Корзина Подношений, тройной подбородок которого дрожал от волнения.

— Там лежит ресница! Самая обычная, моя! — и первый помощник Буддхабадры отважно указал на собственный правый глаз.

— Но это же кощунство! Я потрясен! — возопил, воздев руки, Радость Учения.

Кинжал Закона не удивился столь наигранному возмущению — понятно, на что рассчитывал соперник. Известие должно было вызвать в монастыре искренний ужас. Как ни крути, первый помощник Буддхабадры действительно совершил подлог и святотатство!

— На мой взгляд, по-настоящему ужасно было бы привести вас всех в смятение известием о том, что шкатулка пропала из кельи Буддхабадры перед самым Малым паломничеством! Я поступил так единственно из уважения к собратьям и заботясь о нашей общине, — с подобным же театральным жестом заключил Кинжал Закона, вызвав одобрение у части собравшихся.

— Ты выполнял свой долг, а я — свой: все паломники горько сожалели об отсутствии священного белого слона, и я заявил им, что во время Большого паломничества они увидят обе реликвии Треблаженного Будды: и Ресницу, и Светоносный Глаз! — ответил ему Святой Путь Из Восьми Ступеней.

— От всей души надеюсь, что мы не совершили ошибки! — задумчиво произнес Кинжал Закона, скорее обращаясь к себе, чем к тем, кто смотрел на него снизу.

Старый монах покачал головой и мрачно добавил:

— Если мы не сможем сдержать обещания, вот это будет по-настоящему плохо! Огромная толпа благочестивых паломников не простит нам обмана и разочарования. В прошлый раз нам пришлось сказать им, что священный слон отправился в Страну Снегов! Но нельзя же повторять это каждый раз!

— К счастью, тогда тебе пришла в голову удачная мысль раздать паломникам сухие лепешки с медом, что несколько смягчило их возмущение, — с притворно смиренным видом вставил Радость Учения.

— Мне остается сейчас лишь одно: пожелать вам всем доброй ночи! — утомленно сказал первый помощник настоятеля, поскольку дальнейшие речи были бессмысленны.

Толпа монахов мало-помалу рассеялась, слона Синг-Синга отвели к его собратьям.

Кинжал Закона чувствовал себя полностью опустошенным и обессилевшим, ему хотелось поскорее добраться до своей кельи и просто рухнуть на постель. Впереди его ждал тяжелый день. Однако сон оказался недолгим: всю ночь ему грезились картины — одна страшнее другой, — вызванные пришедшим на ум уже в постели воспоминанием о некой брошенной фразе. На рассвете он с бьющимся от волнения сердцем вооружился небольшим бронзовым молотком и резцом, каким пользуются при работе по камню, и проследовал к ступе — реликварию Канишки.

Величественный памятник сиял в розоватых лучах восходящего солнца, оттененный двойным рядом темных вековых кипарисов, ведущих к главному сокровищу монастыря Единственной Дхармы. Именно здесь, по старинным плиткам вымощенной аллеи, раз в пять лет проходила торжественная процессия, которую возглавлял священный белый слон. В такие моменты поверх плиток расстилали еще и дорогие ковры в знак благоговения перед драгоценной реликвией. Чтобы подняться к углублению, где была замурована золотая шкатулка-реликварий в форме пирамиды, требовалось пройти по внутренней лестнице до самой верхней, восьмой платформы огромного святилища, а затем, преодолевая приступы головокружения, вскарабкаться по шаткой бамбуковой лесенке по крутому откосу кирпичной стены, покрытому лепными цветами лотоса.

Взобравшись на вершину ступы, первый помощник настоятеля едва дышал, но не смог удержаться от соблазна взглянуть вниз, на широкое основание сооружения, раскинувшееся вокруг, словно края невероятной юбки. С вершины ступы открывался вид на вымощенную плиткой площадку и дорожку для процессий, на окружающие строения и деревья. Вдали можно было различить стены, ограждавшие монастырь Единственной Дхармы, — они вовсе не выглядели такими высокими и неприступными, как с земли. А дальше простирался великолепный горный пейзаж, озаренный золотистым утренним солнцем.

Кинжал Закона отвернулся и сосредоточился на деле, ради которого совершил восхождение. С помощью бронзового молотка и резца он разбил тонкую глиняную перегородку, скрывавшую нишу реликвария. Материал стены под слоем глины оставался сырым и рыхлым, как будто его уложили здесь совсем недавно. Убрав непросохший цемент, он увидел саму священную нишу.

Предчувствие не обмануло его. Небольшая пирамида из чистого золота, украшенная накладками из слоновой кости в виде баранов, обращенных головами навстречу друг другу, шедевр ювелирной работы эпохи Кушанской династии, оказалась раскрытой.

Золотая шкатулка пустовала.

Кинжал Закона не мог бы теперь сказать со всей определенностью, были ли Глаза Будды всего лишь легендой или их унесли с вершины главного святилища Индии совсем недавно. Тайны множились, и решения очередной загадки не существовало. Словно во сне, Кинжал Закона неспешно спустился с большой ступы.

Что же теперь делать? Объявить новость братьям означало посеять полное смятение и окончательно разрушить налаженную за десятилетия упорядоченность внутренней жизни обители. Возложить ответственность на Буддхабадру, который, должно быть, унес Глаза Будды в Страну Снегов? Допустим, святыню забрал кто-то другой…

Есть только один выход: найти святыню и вернуть в монастырь.

Но где ее искать?

Нужно вернуться в Самье! Все рассказать ламе Рамае сГампо… Выслушав скорбную весть, он не сможет молчать и дальше.

Бедный Кинжал Закона, столь озабоченный благом всей общины, и вообразить не мог, что всего несколько мгновений спустя созревшие у него планы будут разрушены.