Шелковая императрица

ГЛАВА 13 ОАЗИС ДУНЬХУАН, ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ

Спрятавшись за колонной, Умара испуганно наблюдала за происходящим.

Впервые в жизни она видела нечто столь странное, напоминающее диалог глухих.

Сидя на резном камне, представлявшем фигуру Блаженного в момент Просветления, Буддхабадра созерцал безмятежно-синие небеса, густотой и насыщенностью цвета напоминавшие покрытый эмалью дорогой изразец. Разглядывал он их через большую дыру в крыше ветхого строения, куда едва ли не насильно привел его Безумное Облако.

Вот уже несколько дней у Буддхабадры почти не болела нога, и он надеялся вскоре расстаться с неприятным спутником, который вел себя скорее как надсмотрщик при пленнике, чем как товарищ по странствиям. Вот и теперь он весьма бесцеремонно затащил его в эту полуразрушенную пагоду на холме, высящемся чуть в стороне от проезжей дороги — части Шелкового пути на самом краю оазиса Дуньхуан. Отсюда за нанесенными ветром дюнами уже виднелась зелень садов в городских предместьях.

Пока Буддхабадра не смог снова ходить, они оставались в пещере и потому потеряли почти месяц. Что ж, могло быть и хуже.

Потом подвернулась оказия. Безумное Облако свирепо торговался с караванщиком, перевозившим пеньку, пока не сбил цену за дорогу до Чанъаня почти втрое, и таким образом с лихвой окупил плату за себя, которую внес Буддхабадра. В итоге настоятель Пешаварского монастыря отправился в путь, сидя в удобной, но страшновато раскачивающейся повозке, которую тянула пара крепких лошадок. Неутомимый Безумное Облако заглатывал свои крошечные пилюли и молча шагал рядом. К тому времени, когда они сделали остановку в Турфане, ноги настоятеля были уже в лучшем состоянии, чем раньше. Тогда они впервые поспорили с Безумным Облаком, который упорно отказывался покидать караван и задерживаться в этом оазисе.

— В Турфане нам нечего делать. Нам нужно в Дуньхуан! Тысяча пещер — вот наша цель! Мы пойдем вместе до самого конца! — заявил Безумное Облако, не уточняя причины такого выбора цели.

— Но зачем нам непременно вместе идти в Дуньхуан?

— Так надо! — отрезал Безумное Облако.

У Буддхабадры не нашлось сил спорить, тем более что и сам он не мог представить более внятного плана. К тому же им овладел панический страх чем-нибудь выдать свою тайну, поэтому он ни словом не обмолвился о том, что в Турфане у него есть дело.

Свои черные пастилки Безумное Облако время от времени предлагал и Буддхабадре, но после первого сомнительного опыта тот отказывался наотрез, хотя и понял, что они избавляют от боли. Компаньон разочаровался в нем (очевидно, по этой самой причине), но Буддхабадра счел, что это к лучшему. Перед самым Дуньхуаном Безумное Облако объявил, что настало время покинуть караван: идти в Чанъань им ни к чему.

— Я расплатился с караванщиком. Сейчас ты и сам можешь ходить! — бросил он спутнику.

В руке он держал кожаную дорожную суму, показывая, что уже собрался в путь. Буддхабадра мысленно возмутился: что за тон, что за выражения! Но делать нечего, пришлось подчиниться. Едва он ступил на землю, Безумное Облако целеустремленно потащил спутника вверх по склону, к пагоде. Буддхабадра, чья нога еще не вполне поправилась, опустился на ближайший камень, едва войдя внутрь. Камнем оказалась маленькая статуя Будды под деревом Бодхи, в момент Просветления.

— А сейчас поговорим! — Безумное Облако проглотил очередную пастилку и встал перед Буддхабадрой. — Ты должен сказать мне правду. Что в точности произошло, когда вы собрались в Самье, чтобы обсудить наши планы воссоединения?

— Сколько еще повторять? Мы убедились, что тебя нет; осталось только разойтись, поскольку достичь общей цели все равно не вышло бы. Я покинул Самье одновременно с Безупречной Пустотой, вот и все.

— Но как же слон?

— Я оставил его из-за трещин на ступнях — таких глубоких, что он не мог больше идти, ведь все вокруг к тому времени покрылось слоем обледеневшего наста. У меня был выбор: сгинуть вместе со слоном или спастись, но без слона. Я выбрал второе и вернулся по своим следам. Неужели не ясно? — резко и как можно короче ответил Буддхабадра, успокаивая себя мыслью, что Безумное Облако никак не может знать о его странствиях и первом визите в Турфан.

Безумное Облако выглядел озадаченным, будто прикидывал, как мог пожилой пешаварский настоятель, найденный им в столь плачевном состоянии, проделать пешком подобное путешествие.

— Я никогда не бросил бы священного белого слона без самой крайней нужды! — с сомнением насупившись, сказал тантрист.

— Если бы ты знал, Безумное Облако, сколько дней я провел в мольбах к Блаженному Будде, взыскуя прощения! — заговорил Буддхабадра, решив не обращать внимания на развязный тон собеседника. — Когда оставлял несчастное животное посреди снежной бури, я плакал. Полагаю, слон вскоре насмерть замерз. Надеюсь, он не страдал!

— Допустим, это правда. И все же ты должен был доверить слона погонщику, а не бросать его в снегах! — возразил Безумное Облако. — Как ты считаешь, что подумали в Пешаваре, увидев, как возвращается один погонщик, без тебя и без слона?

Почему его так заботит, о чем думает община монастыря Единственной Дхармы?

— Разве тебя не ждали? — добавил Безумное Облако с нажимом.

— Нам приходится ждать всю нашу жизнь. Когда я вернусь, все будут счастливы тем более, чем сильнее отчаивались при мысли, что я могу никогда не вернуться…

— А ты уверен, что белый слон погиб? — внезапно спросил тантрист. — В Индии я слышал, что у этих животных поразительная память. Они умеют мстить! Я не думаю, что Ганеша,[26] Повелитель Ворот и Путей, был бы доволен твоим поступком.

— Какое дело Ганеше до всего этого? — спросил хинаянист, считавший бога с головой слона всего лишь одним из мифических персонажей.

— Повелитель Ворот и Путей потому так и зовется, что умеет облегчать и затруднять пути. Не удивлюсь, если это он наслал все твои несчастья.

— Я не мог приказать погонщику вести ослабевшего слона через трудный горный проход, где он мог сорваться в пропасть! Я велел ему идти вперед, к постоялому двору в десяти днях перехода, у Железных Ворот:[27] хотел знать наверняка, что он сможет вернуться в Пешавар. Меня, наверное, уже сочли погибшим. И примут мое возвращение за настоящее чудо!

Разговор все больше тяготил Буддхабадру.

— Стало быть, ты их обманул! И не боишься адского пламени?

— Ты выбрал меня в спутники, чтобы было на ком упражняться в упреках и нападках? Неужели ты думаешь, что я с легким сердцем мог оставить несчастного слона? Скажи лучше, почему не явился на встречу в Самье…

— Я почитаю белых слонов! Для меня это небесные животные. Если этот слон выжил, значит, он будет мстить тебе! Я даже знаю наверняка: он выживет! Я вижу его огромное тело, он находит убежище в большой пещере. — Тантрист закрыл глаза, словно пытался проникнуть сквозь пространство и время. — Потом он проходит долгий путь… Мы с ним еще встретимся, вот увидишь!

— Я не раз и сам представлял такую картину! — Буддхабадра не верил ни единому сказанному слову, но хотел немного смягчить грозного спутника, который напоминал ему теперь опасного дикого зверя. — Может, это и правда… Но если и нет, я лишь совершил необходимое жертвоприношение ради Хинаяны и индийского тантризма!

— Жертвоприношение, говоришь? И ты прав! Сегодня я стану равен богам! — Буддхабадра увидел, что зрачки Безумного Облака неестественно расширены, а тело напряглось, как струна. — Тантрическое учение даст мне такую силу! Скажи мне, Буддхабадра, что ты думаешь о тантризме? — На губах Безумного Облака выступила пена, из уголка рта текла слюна, налитые кровью глаза неотрывно изучали собеседника. — Ты не отвечаешь! — неожиданно рявкнул он.

— На что тебе мое мнение? Я знаю лишь то, что касается Хинаяны. У каждого из нас свои убеждения, и мы должны следовать собственному пути. — Настоятель Пешавара старался говорить как можно спокойнее и убедительнее.

— Хинаяна? Думаешь, мне не ведомо, что через несколько лет твоя церковь рискует превратиться в жалкую маленькую секту, и только? — усмехнулся Безумное Облако. — Сегодня, по белому снегу, я достигну Небесной Террасы, для чего пересеку все земли, которые надеюсь покорить! Говорят, императрица Китая ревностная буддистка… Как знать, возможно, когда-нибудь она станет моей союзницей.

«Небесная Терраса» — так с китайского переводилось название горы Тянь-Тай, что на востоке Поднебесной. Казалось бы, Безумное Облако, упоминая эту гору, просто рассказывает о своих грезах, собираясь в них перелететь весь Китай. Однако Буддхабадра знал, что именем Тянь-Тай буддийский монах Чжи-и сто лет назад назвал основанную им «лотосовую» школу, открывавшую любому желающему путь к вершинам буддизма. Она начала то, что впоследствии продолжила Махаяна. Как раз на основе знаменитой сутры «Лотос доброго закона» Безупречная Пустота создал собственное произведение — «Сутру последовательности чистой пустоты», изложение основ учения Большой Колесницы. Из чего напуганный настоятель монастыря, только и думавший о своем тайном плане и совершенно забывший, что в наркотическом угаре сам подробно изложил его Безумному Облаку еще в горной пещере, сразу сделал вывод: не иначе как пронырливый тантрист обо всем догадался! И просто играет теперь, развлекаясь намеками и запугиванием.

Тут Буддхабадра в изумлении вытаращил глаза. Ему показалось, что тело Безумного Облака приподнялось над землей и зависло в воздухе. Он ущипнул себя за руку: такого не может быть! Это всего лишь иллюзия, которая, впрочем, доказывает, что этот пройдоха обладает невероятной силой внушения.

— Судя по всему, ты хорошо разбираешься в учении Махаяны, — пробормотал Буддхабадра.

— Мне неспокойно с тех пор, как этот проклятый ма-ни-па исчез без вести. А ты уверял, что он легко справится с поручением…

— Послушай, я огорчен не меньше твоего. Этот ма-ни-па оказался обманщиком. Но ведь мы оба проявили равное легковерие! — Буддхабадра пытался сохранять спокойствие, но голос его предательски дрожал.

— Это все неважно! Сегодня я рассчитываю получить оригинал рукописи.

Буддхабадра был озадачен. По немногим оброненным Безупречной Пустотой фразам во время знаменательного разговора во дворике Самье Буддхабадра заключил, что оригинал «Сутры последовательности чистой пустоты» оставлен автором в монастыре Спасения и Милосердия в горах. Каким образом добраться до этой рукописи, настоятель из Пешавара не имел ни малейшего понятия.

— Ты надеешься найти настоятеля или священника, кто передал бы тебе сутру? — осторожно поинтересовался он.

— Мы пойдем вместе. Союзники должны все делать сообща!

— Я восхищаюсь твоей верой… я не знаю, как смог бы отблагодарить тебя за помощь и решимость действовать… однако сомневаюсь, что настоятель нарушит обещание, данное Безупречной Пустоте, если тот в самом деле оставил здесь рукопись.

— В таком случае нам придется действовать в обход его разрешению!

— Я не удивлюсь, если спрятанные в тайнике книги монастыря Спасения и Милосердия тщательно охраняются.

— Но разве ты не мог бы договориться с охранниками? Ты уважаемый человек, умеешь говорить с такими. Ты нашел бы, что им предложить. Их можно обмануть. Придумай что-нибудь!

— Увы! — вздохнул несчастный Буддхабадра. — Я не умею отводить глаза охранникам, проходить сквозь стены и творить прочие чудеса. Я ничем не смогу тебе помочь!

— Ты сам отказался от моего снадобья. Оно бы сразу приободрило тебя и научило надеяться на лучшее! — хмыкнул Безумное Облако.

Молодая несторианка Умара, единственная и горячо любимая дочь епископа Аддая Аггея, пряталась за колонной в дальней от входа стороне сумрачного зала, обозревая эту сцену в свете, падавшем через пролом в потолке. Она ни слова не пропустила из загадочного разговора двух странных чужаков, — без сомнения, индийцев, поскольку беседа шла на санскрите.

И ей было очень страшно.

Зачем только она вошла в эту заброшенную пагоду?!

А все потому, что накануне Пыльная Мгла побывал здесь и с восхищением рассказывал о прекрасных фигурах небесных дев-апсар, в незапамятные времена нарисованных на стенах до сих пор не потускневшими красками. Но зачем ей вздумалось явиться сюда сегодня в полном одиночестве? Не поступи она столь опрометчиво, не наткнулась бы на этих сомнительных людей и не оказалась бы в таком положении. К счастью, они не подозревали о ее присутствии.

Тот, которого звали Безумное Облако, казалось, вот-вот набросится на своего собеседника. Резким движением он вдруг стянул рубаху через голову и, полуголый, медленно выпрямился, словно исполняя ритуал: поднял обе руки к голове, распустил стягивавшую спутанную копну волос веревку, извлек из них бронзовый гребень и две длинные шпильки.

Завороженная этим зрелищем, Умара нутром чуяла — произойдет нечто ужасное; разница между двумя мужчинами бросалась в глаза. Безумное Облако походил на выросшую до полного человеческого роста фигурку, сплетенную из перевитых сухих корней. Даже кожа у него была темная, древесного цвета и вся иссеченая шрамами. В вытянутых почти до плеч мочках его ушей болтались причудливые бронзовые серьги, звеневшие при каждом движении. Голова частично выбрита, но на макушке и темени оставлены длинные пряди, свалявшиеся в колтуны. Когда он обернулся, Умара разглядела на его груди бронзовую фибулу в виде львиной головы, вколотую прямо в тело. Присмотревшись, она в ужасе поняла: шрамы на животе страшного человека образуют знаки, — и даже сумела прочесть выведенное на санскрите слово «тантра». Вытянутое, с запавшими щеками, лицо Безумного Облака постоянно двигалось, подергивалось в тике; ноздри раздувались, а язык то и дело вываливался изо рта, будто от позывов на к рвоте.

В сравнении с Безумным Облаком Буддхабадра страха не вызывал. Небольшого роста, не такой смуглый, облаченный в легкую монашескую одежду, оставлявшую открытой часть торса, он казался вполне обыкновенным и мирным человеком. Голова у него была полностью выбрита, как это принято у буддийских монахов. Он сидел, робко ссутулившись, и время от времени делал попытки урезонить своего спутника.

— Безумное Облако, давай не будем спешить. Наша цель требует уравновешенности и гармонии. Может быть, нам пора пойти и найти постоялый двор?.. У меня сосет под ложечкой. Нам давно уже стоило бы пообедать…

Аскет не отвечал, продолжая непонятные приготовления.

Вдруг он неожиданно спросил:

— Ты, конечно, знаешь, что такое Наивысшая Драгоценность?

Буддхабадра опешил и непроизвольно прижал к себе наплечную суму.

— Гм… о чем ты говоришь?

— О том, чего много месяцев ждал достопочтенный Рамае сГампо, но так и не получил! — подмигнул Безумное Облако. — И хорошо. Потому что она нужна мне! Дай-ка ее сюда.

— За… зачем? Я всего лишь хранитель, а не владелец. Мне запрещено передавать ее кому бы то ни было… Да и нет ее у меня…

— Как зачем?! Я должен свершить ритуал, который поможет объединению трех школ! Я нарекаю его Ритуалом Слияния и Примирения!

Тантрист нагнулся и быстро выхватил суму из рук старика, чтобы извлечь оттуда деревянную шкатулку размером с ладонь. Медный замок сверкнул в тусклом свете. Сумасшедший вытащил из собственной сумки шелковый платок и расстелил его на земле:

— Это будет новый футляр. А где ключ от сердца?

— Потерялся!

— Вранье! — Безумное Облако занес над Буддхабадрой кулак, и тот поспешно достал маленький ключик.

— Осторожнее! В сердце хранится также Святая Ресница Блаженного! Она легкая и, если резко поднять крышку, может улететь и сгинуть навсегда, — воскликнул настоятель из Пешавара.

— Ты забыл, что мне уже доводилось прикасаться к Священному Волосу? Я даже держал его в руках! — вспылил Безумное Облако.

Умара пряталась далеко, да и побоялась высунуться из-за своей колонны, так что не могла разглядеть, на что с таким восхищением уставился человек с тантрой на животе.

— Это… прекрасно! Значит, мне не солгали! Но никакой Святой Ресницы я не вижу.

— Уронил! Ее унесло сквозняком! Что ты наделал! — стонал в отчаянии Буддхабадра, схватившись за голову.

— Если Святая Ресница так важна, зачем ты утащил ее из обители?

Буддхабадра лишь втянул голову в плечи.

Безумное Облако, судя по всему, не был опечален утратой Святой Ресницы Блаженного, его целиком занимала Наивысшая Драгоценность, лежавшая на маленьком шелковом платке перед ним; по его движениям Умара поняла, что тантрист вынул что-то из шкатулки и положил на ткань.

— Вот печать нашего нерушимого союза! — торжественно возгласил он. — Почему бы нам не нести ее по очереди: один день ты, другой — я?

— Не согласен! Ты уже потерял Ресницу! Эта святая реликвия принадлежала моему монастырю много веков, а ты потерял ее за один миг! Нет тебе доверия! — закричал Буддхабадра.

Однако собеседник, не обращая ни малейшего внимания на протесты, обернул сокровище в платок, уложил в шкатулку и преспокойно убрал ее в свою сумку, которую откинул подальше на кучу щебня от осыпавшегося потолка. Затем встал, будто готовясь к чему-то.

Умара не поняла, что означала увиденная ею сцена и о чем спорили эти двое. Происходящее казалось ей диким и странным. Но то, что произошло потом, и вовсе напоминало ночной кошмар.

Свирепый тантрист внезапно схватил Буддхабадру за одежду и силой впихнул что-то тому в рот, одновременно бормоча непонятные слова и раскачиваясь всем телом.

— Т-ты п-пытаешься обратить меня в тантризм? — выдавил полупридушенный настоятель. — Я не же-желаю… я больше не считаю тебя своим союзником! — Слабый, он болтался в руках противника, как деревце, с которого отрясают созревшие плоды.

Умара подумала, что несчастный напоминает испуганного козленка, попавшего в пасть тигру. Оцепеневшая христианка увидела, как человек со спутанными волосами и растянутыми мочками ушей достал из кошеля на поясе бронзовый флакон, зубами выдернул пробку и прижал горлышко к губам беспомощного старика.

— Я не хочу… — промычал тот.

Но Безумное Облако, стиснув его горло ладонью, заставил сделать большой глоток. Умара решила, что сумасшедший, должно быть, влил в рот Буддхабадре бхан — смесь кислого молока, макового отвара и настоя конопли. Такой дурманящий напиток часто использовали адепты боевых искусств, чтобы легче переносить боль во время тренировок и схваток.

— Горько! У меня огонь в животе! Зачем? — пробормотал Буддхабадра.

— Сам увидишь! Проверенное средство! Ты не будешь чувствовать вес тела. Еще немного — и ты улетишь! Как я и говорил, через весь Китай!

Умара заметила, что дурман начинает действовать: тело Буддхабадры обмякло, он совершенно перестал сопротивляться, потом вдруг глупо рассмеялся, и изо рта побежала струйка слюны, словно ручеек по освещенному солнцем горному склону.

— Где я? — промямлил он. На лице Буддхабадры появилось тоскливое выражение потерявшегося ребенка, ноги подкосились, и он мешком повалился бы на землю, если бы тантрист не успел подхватить его.

Девушка в панике пыталась сообразить, как бы помочь несчастному, но быстро поняла, что это не в ее силах. Ей оставалось только с ужасом наблюдать.

Сумасшедший набросился на беспомощную жертву с кулаками, потом швырнул на пол, начал было душить, но вскочил и принялся топтать ногами. Умаре это избиение напомнило о ритуальных представлениях: по особым праздникам такие разыгрывали в Дуньхуане как символическое отображение защиты оазиса от злых сил. Только здесь все было по-настоящему. Одурманенный наркотическим снадобьем, с налитыми кровью, сверкавшими, как рубины, глазами, Безумное Облако впал в боевой раж и наносил все более жестокие удары. Лицо его раскраснелось, черты исказила восторженная гримаса, и в своем неистовстве он был по-своему красив, как бывает красив нападающий хищник.

Молодая христианка чувствовала, как у нее от страха скрутило живот. Она уже пожалела, что решилась нарушить строгий запрет отца и покинула сад. Оказывается, в жизни случаются вещи и похуже, чем скука в те дни, когда она считала себя пленницей! Умаре даже пришлось прикусить губу, чтобы сдержать крик ужаса: мощным ударом Безумное Облако подбросил тело Буддхабадры, а потом, как цепом, начал колотить кулаком по лицу поверженного, так что из окровавленного рта посыпались зубы.

Затем сумасшедший подхватил бесчувственную жертву за пояс — голова Буддхабадры болталась, как у старой тряпичной куклы, — и, держа на руках, завертелся на месте.

— Видишь? Ты летаешь! Я же говорил! Приготовься, освобождение уже близко! — смеялся Безумное Облако.

Бросив безвольное тело на пол, тантрист запрыгал по нему, высоко вскинув голову, закатив глаза и нечленораздельно подвывая.

Умара прижала ладони к щекам, не отводя остановившегося взгляда. Можно воспользоваться тем, что безумец увлечен своим страшным занятием, и бегом добраться до выхода… а если заметит? По усеявшим склон камням трудно бежать, зато легко упасть и расшибиться или подвернуть ногу. Этот разгоряченный безумец легко ее догонит…

Тантрист тем временем снова поднял тело, уже мало походившее на человека, и с размаху ударил им по колонне, которая поддерживала массивный архитрав — кедровую балку в основании свода. Удар оказался настолько сильным, что колонна надломилась, архитрав просел и сверху посыпались огромные камни. Воздух наполнила молочно-белая пыль. Умара отчаялась, сообразив, что дорогу к выходу ей теперь преграждает здоровенная каменная куча. Ее надежда выбрать момент и быстро выскочить наружу окончательно рухнула вместе с частью свода. Хуже того, в двери теперь, пожалуй, вообще невозможно было выйти. Зато вылезти в окно стало легче, потому что под ним образовалась небольшая насыпь из щебня. Но путь к окну пролегал совсем рядом с площадкой, где обезумевший аскет все ломал и ломал кости наверняка уже мертвой жертвы.

— Ну что ж, осталось только совершить жертвоприношение хома, и на этом для тебя все закончится! Ты отправишься прямиком на небо! — выкрикнул Безумное Облако, с губ которого летела пена.

Девушка жалась к колонне, чувствуя слабость в коленях. Изо рта человека, которого она давно уже считала мертвым, вылетело вдруг жуткое бормотание:

— Но ты не можешь предать огню мои вещи!

Несмотря на чудовищные раны, наркотическое питье Безумного Облака не позволяло настоятелю испытывать боль или страх. Он вообще вряд ли понимал, что происходит, но по-прежнему помнил, что несет ответственность за сокровище.

— Ты ничего не почувствуешь! Не бойся! Вперед, навстречу апсарам! Воображай, как ты полетишь к небесам! — бормотал Безумное Облако, вливая еще один глоток дурманящего напитка в горло Буддхабадры и снова поднимая его, чтобы закружить.

Один оборот, другой…

Несмотря на шок, Умара не смогла удержаться и стала считать обороты.

Затем безумец бросил тело на пол и достал кинжал, чтобы схватить рукоять обоими руками. Страшное лезвие сверкнуло над его головой.

— Саткармани! Саткармани! — в экстазе восклицал он точно в те мгновения, когда его руки вновь и вновь низвергались на грудь Буддхабадры.

Когда этот жестокий танец-обряд завершился, у ног тантриста лежало уже совершенно мертвое тело.

Умара этого не знала, но словом «Саткармани» именовались шесть магических действий: возбуждение и обездвиживание, сеяние вражды и умиротворение, убийство и врачевание. Они составляли основу тантрического ритуала крура, который обычно исполнялся символически, но на сей раз был разыгран вполне буквально.

Вскрыв кинжалом грудную клетку жертвы и откинув верхнюю часть, будто крышку коробки, Безумное Облако извлек оттуда кровавый комок — должно быть, сердце — и торжественно поднес к губам.

Умару замутило, но отвести глаз она не могла.

Покончив с жуткой трапезой, Безумное Облако завалился на спину и замер. Вскоре послышался непонятный хрип.

Девушка вытянула шею присмотреться и поняла, что убийца Буддхабадры, очевидно, просто храпит во сне. В три прыжка она преодолела открытое пространство, подобралась к окну, куда теперь в одно мгновение можно было забраться по груде камней, как по лестнице. Однако Умара медлила в опаске, что камни могут покатиться. Сначала эту груду следовало осторожно испытать на прочность.

Совсем рядом лежал ужасающий, растерзанный труп Буддхабадры. Остекленевшие глаза вперились в обрушенный свод.

Девушка содрогнулась.

Кровь стучала в висках; затаив дыхание, Умара прислушивалась к храпу убийцы — что, если проснется? Совсем неподалеку лежала кожаная сумка. Стоило сделать пару шагов и протянуть руку…

Храп прекратился. Умара замерла, вообразив, как сумасшедший открывает глаза и бросается на нее. Несколько мгновений она неподвижно смотрела на убийцу, опасаясь даже шевельнуться, но этот страшный человек вскоре опять захрапел.

Умара потянула сумку к себе за уголок. Из раскрытой горловины вдруг что-то выпало; в страхе, что предмет покатится по камням, девушка едва успела подхватить его и опешила — в ее руках оказалась красивая деревянная коробочка. Лихорадочно затолкав ее под широкий вышитый пояс, Умара на цыпочках стала отступать и решилась наконец шагнуть на щебень. Камни не катились. Тогда она кошкой взлетела по насыпи и перемахнула через подоконник. Когда после ее отчаянного рывка несколько мелких камешков все же запрыгали вниз, она уже со всех ног неслась прочь от пагоды.

Рыхлый горячий песок мешал бежать, но она, подстегиваемая ужасом, как будто не замечала этого. Над изломанной барханами линией пустынного горизонта загорались первые звезды. Только когда развалины были уже не видны и показались дома на окраине города, Умара, задыхаясь, замедлила бег.

С ног до головы ее покрывала белесая пыль, на левом колене появилась кровоточащая ссадина, подол надорван — наверное, зацепила, когда пролезала в окно. Спрятавшись в аркаде неподалеку от входа в родительскую усадьбу, девушка тщательно отряхнула одежду, замаскировала складками порванное место, кое-как уложила волосы и, словно простолюдинка, «умылась», послюнив ладонь.

Затем постаралась принять безмятежный вид и вошла в дом.

— Умара! Мы тебя ищем с самого утра! Ты меня с ума сведешь! — вскричала тучная Голеа, бросаясь к своей обожаемой подопечной.

— Ничего страшного не случилось, просто я гуляла и немножко заблудилась… А потом нашла дорогу, но решила сперва отдохнуть… под финиковыми пальмами… А потом я пошла… и пришла!

— К счастью, твой отец ничего не знает… Он сегодня уехал на охоту, по обыкновению на пару дней. Но если ты снова исчезнешь, я все ему расскажу, так и знай!

— Я цела и невредима, дорогая моя Голеа! Разве не это главное? — промурлыкала девушка, нежно обнимая воспитательницу.

Будучи дочерью важного духовного лица, Умара умела молчать, когда надо. Она с детства привыкла к множеству запретов. Например, ей строго воспрещалось произносить при иноверцах ритуальные формулы на сирийском языке, предназначенные для торжественных богослужений. Или обсуждать при посторонних, сколько же начал скрывается в Христе: одно или два. Второго взгляда, как известно, придерживались, в отличие от несториан, все прочие христиане, но рассуждать на эту тему и проповедовать язычникам дозволялось лишь тем, кто имеет сан… Нельзя было называть Деву Марию Богородицей, но только Христородицей, так как она, согласно несторианскому учению, родила не Бога, а человека… Умара привыкла следить за словами и молчать.

Вечером, оставшись одна в своей комнате, она извлекла на свет шкатулку, поставила рядом свечу и хорошенько рассмотрела сокровище. Судя по аромату, шкатулка была сандаловая. Блестящая, начищенная серебряная оправа и крошечный замок надежно защищали содержимое загадочной коробочки в форме сердца. Девушка поднесла ее к уху, встряхнула: там что-то слегка постукивало.

Она припомнила, что Безумное Облако положил шкатулку в сумку, не позаботившись запереть на ключ, только защелкнув. Механизм должен быть довольно простым: подойдет любой тонкий стержень, чтобы толкнуть язычок.

Подумать только — стать обладательницей загадочной драгоценности, связанной со смертью незнакомого человека… О своем приключении Умара могла поведать только Пыльной Мгле, своему тайному товарищу по запретным вылазкам и странствиям в городе и окрестностях. Ей не терпелось поскорее встретиться с ним — воспоминания о только что пережитом жгли изнутри. Однако мальчик наверняка ничего не знает о таинственной Драгоценности.

Умара стала готовиться ко сну, ведь было уже поздно: она еще успеет исследовать содержимое загадочной шкатулки, да и сделать это лучше при ярком дневном свете. Потом можно будет попробовать осторожно выведать у отца, что ему известно о происхождении этой вещи. Отец ведь так много знает…

Осталось только придумать подходящий повод для разговора.

А еще — найти какой-нибудь тайник понадежнее.