Шелковая императрица

ГЛАВА 14 В ГОРАХ СТРАНЫ СНЕГОВ

Затянутые на руках Пяти Защит путы резали кожу запястий.

Первая ночь в плену.

Слабым утешением служило лишь то, что дети мирно спали в корзине рядом, а Лапика лежала у его ног, вывалив язык и чутко шевеля ушами.

Все случилось мгновенно: Пять Защит и ма-ни-па внезапно оказались в окружении людей дикого вида, не успев даже осознать происходящего. Все случилось слишком быстро; несколько мгновений, и путники оказались в ловушке. Пять Защит прежде всего старался сберечь детей: закрыв корзину спиной, он постарался применить на практике годами наработанные боевые навыки. Но реальный бой оказался посложнее тренировочных: в конце концов кто-то подкрался сзади и оглушил его.

Несколько других разбойников, ловко орудуя веревочными петлями, повязали Лапику, которая всячески старалась не подпустить их к корзине с малышами. Убивать ее не стали: видимо, такая собака была немалой ценностью. Ма-ни-па мигом повалили на землю и связали, хотя тот не очень-то и сопротивлялся, сразу смекнув, что поделать все равно нечего.

Кудрявые шевелюры и бороды, необычные для здешних мест лица говорили о том, что шайка пришла откуда-то с запада. Путешественники, побывавшие в тех краях, называли их «равниной тысячи источников» и «страной голубей», рассказывая, что эти птицы в изобилии гнездятся прямо под крышами местных домов. Оттуда купцы привозили засахаренные персики и виноград, считавшиеся лакомством для детей и изнеженных наложниц, а также валяный шерстяной войлок — столь плотный, что из него мастерили легкие доспехи, защищавшие от стрел. Главарь не говорил ни по-китайски, ни по-тибетски. Толмачом служил юноша, сносно объяснявшийся на китайском языке. Он объяснил, что предводителя зовут Маджиб, он знатный человек из Персии, а Пять Защит и ма-ни-па теперь его пленники.

Судя по радости бородачей, бесцеремонно рывшихся в их скромных пожитках, дела у шайки обстояли не очень хорошо. Слова толмача это подтвердили:

— Господин Маджиб будет счастлив выручить за вас деньги. Мы уже месяц мерзнем в этих горах и питаемся только птицами, которых удается подстрелить! Все обнаруженные нами проходы засыпаны снегом. Вот вы наверняка знаете, куда направляетесь, так что теперь вы пойдете туда вместе с нами.

— Скажи своему Маджибу, что для нас большая честь познакомиться с ним, — мрачно отозвался Пять Защит. Он хотел было спросить, отчего же не взяли какого-нибудь проводника из местных жителей, но отвлекся, увидев, что копавшиеся в вещах разбойники сунулись наконец в корзину с младенцами. Те проснулись и начали недовольно попискивать. Здоровенные бородачи со смехом сгрудились вокруг и умиленно заагукали: каждый стремился придвинуться поближе, чтобы состроить малышам «козочку».

— Господин Маджиб спрашивает, эти мальчик и девочка — брат и сестра?

— Именно. Они близнецы, — неохотно ответил молодой монах, не понимая, откуда такой интерес к детям. Еще больше его смутило явное удовольствие, с каким Маджиб выслушал перевод ответа.

До наступления ночи они шли, связанные веревкой, словно рабы, со спутанными ногами, и именно им пришлось, несмотря на усталость, разводить огонь для всех. Толмач, выполнявший также обязанности стражника при пленниках, задремал. Наконец можно было переговорить друг с другом.

— Как думаешь, они нас убьют или нет? — прошептал ма-ни-па.

— Без нас они не смогут выбраться из страны Бод. Нужно как можно дольше быть им полезными. Вид этого Маджиба не внушает мне особого доверия… Ты оказался прав, ма-ни-па, ведь еще при первой нашей встрече ты пугал меня разбойниками! — вздохнул Пять Защит.

— Думаю, мы еще выберемся из этой переделки. Сегодня утром я молился Блаженному, чтобы он взял нас под свое божественное покровительство ради Драгоценности! — жизнерадостно заявил странствующий монах, обнажив в улыбке черные зубы.

Ему хотелось подбодрить молодого спутника. Поспешая вслед за Пятью Защитами, ма-ни-па вполголоса бормотал молитвы, взывая о том, чтобы Будда не дал парню свернуть на одну из бесчисленных ложных троп. К счастью, к исходу второго дня он заметил впереди, на фоне гигантского ледника, силуэт всадника на крупном жеребце.

Проснувшись накануне ночью, он вновь вспомнил о тех двоих, Безумном Облаке и Буддхабадре, и о неудачных обстоятельствах, лишивших их возможности получить «Сутру последовательности чистой пустоты». Диковатые, налитые кровью глаза адепта тантризма еще долго преследовали его в ночных кошмарах. Странствующему монаху мерещилось, что Безумное Облако склоняется над ним и шепчет на ухо: «В следующей жизни ты вернешься жалким тараканом!»

Ма-ни-па подозревал, что Безумное Облако — шаман. Странствующие буддистские монахи считали шаманов настоящим бедствием, поскольку те отбивали у них кусок хлеба, задешево, порой даже даром, исполняя древние обряды, распространившиеся среди местного населения задолго до появления буддизма. Обычно ма-ни-па обходил стороной те места, где властвовали шаманы. Многие считали их волшебниками, общавшимися с богами; люди рассказывали, что те могут взбираться на небо по веревке, как по дереву, чтобы выведать у богов всякие тайны. Говорили еще, будто шаманы способны обеспечить человеку перерождение в шкуре дикого зверя или обезьяны.

Догнав Пять Защит, ма-ни-па с огромным облегчением убедился, что злое влияние Безумного Облака не причинило вреда бесценным детям, однако избавиться от кошмаров не удавалось.

Пять Защит был удивлен, вновь завидев странствующего монаха.

— Ты не узнаешь меня? Я вернулся, чтобы помочь! — вскричал ма-ни-па.

Но Пять Защит не очень-то обрадовался. Отвернувшись, он двинулся вдоль ледяной белой стены, ступив на узкую тропу, с одной стороны которой уходила вниз прорезавшая хребет глубокая пропасть. Дно ее терялось в сумраке.

— Подожди меня, Пять Защит! Осторожнее на льду! Эта тропа очень опасна! — выдохнул странствующий монах, запыхавшийся от быстрой ходьбы.

И горы будто вознамерились подтвердить его правоту: в тот же миг сверху посыпалось крошево изо льда и смерзшегося снега, твердого, как камень. Ма-ни-па попытался увернуться и едва не рухнул в пропасть, потому что смотрел не под ноги, а на всадника впереди, но Пять Защит успел схватить его за шиворот тулупа из толстой шкуры яка. Потеряв опору под ногами, ма-ни-па издал пронзительный вопль ужаса, и поток ледяной трухи со склона превратился в настоящую небольшую лавину, только чудом миновавшую двух путников, в страхе прижавшихся к коню.

— Что ты делаешь здесь, о ма-ни-па? Я думал, ты уже далеко! — пробормотал Пять Защит, едва приходя в себя после чудесного спасения.

— Ты сохранил мне жизнь! Не встреть я тебя, и навеки остался бы в ледяной могиле…

— Говорят, лед прекрасно сохраняет плоть, — усмехнулся ученик Безупречной Пустоты.

— Предпочитаю сохранить жизнь.

— Ты не ответил! Что ты здесь делаешь?

— Думал, идти вдвоем безопаснее. Дороги здесь трудны и запутанны. Святые дети могут угодить в неприятности, а я хорошо знаю здешние тропы.

— Ну что ж, если хочешь идти вдвоем, будешь помогать мне с детьми. Бедняга Прямо Вперед должен иногда отдыхать от груза, а на узкой и скользкой тропе оставлять корзину на его спине рискованно, нужно нести ее в руках, — ответил молодой монах, присматриваясь к ма-ни-па и пытаясь понять, что заставило того вернуться после нескольких дней отсутствия.

— Ты оказываешь мне честь, принимая в попутчики. Но ты не пожалеешь, клянусь! Ма-ни-па способны десять тысяч раз подряд произнести священную мантру «Ом! Мани падме хум!» — чтобы достичь этого, им приходится вынести немало испытаний… Короче, я готов следовать за тобой, нести корзину, помогать во всем, — заторопился странствующий монах. — Я прямиком из монастыря Самье, где мне поручили следовать за тобой и помогать по необходимости.

— Ты разговаривал с ламой сТодом Джинго?

— По большей части с настоятелем, достопочтенным Рамае сГампо. Именно он приказал мне догнать тебя и позаботиться о Небесных Близнецах!

— Выходит, ты хорошо знаешь всех в этом монастыре. Часто там бываешь? — продолжил Пять Защит расспросы, когда они снова тронулись в путь.

— Верно, я уже раза три-четыре посещал монастырь. В первый раз — чтобы практиковаться в ритуале воскурения бсан.

— Впервые слышу о таком!

— Он состоит в сжигании перед статуей милостивого бодхисатвы Авалокитешвары сухих веток можжевельника, которые положено срезать левой рукой, ближайшей к сердцу. Раз в год, в начале весны, все ма-ни-па собираются в Самье для проведения церемонии «полета на веревке»: мы карабкаемся по ней вверх, словно обезьяны. Веревка сплетена из кожаных ремней, длиной она около одного чань[28] и называется му, или «лестница на небо»: ее подвешивают к самому высокому куполу монастыря. Ма-ни-па должен смотреть только вверх, коснуться грудью деревянной балки в конце пути, а потом спуститься как можно быстрее — словно ласточка, «летящая к поверхности озера», как говорят поэты…

— Однако в Самье весьма необычно проводят время! — весело заметил Пять Защит.

— Это еще не все. Пятнадцатого числа первой луны монахи, обитающие в Самье, строят многоэтажные помосты, на которых развешивают множество фонарей. Затем они ставят там фигурки из муки, замешанные на молоке яка, которые представляют знаменитых персонажей, драконов, птиц и разных четвероногих. В какие только цвета они не раскрашены! — добавил ма-ни-па, довольный интересом своего слушателя.

— Да у тебя, оказывается, множество талантов!

— Я пока не видел Льва Снегов… но, возможно, все еще впереди! Говорят, что Белый Лев, божественное животное, изображенное на наших священных знаменах, десять лет назад явился в Самье! А еще надеюсь однажды встретить белоснежную, подобно молоку и ледникам наших гор, львицу с бирюзовой гривой. Я часто слышал, что два мистических зверя страны Бод приносят удачу тем, кто умеет их вызывать!

— Нам бы это не помешало, как думаешь?

— Чтобы сохранить Небесных Близнецов в долгом пути, потребно покровительство всех добрых сил!

Его жизнелюбие и откровенность сломали лед в отношениях с молодым махаянистом — Пять Защит немного расслабился и даже начал радоваться появлению товарища по путешествию, предложившему помощь в заботе о малышах. Ма-ни-па почувствовал эту перемену и возликовал. Надежный и полезный спутник, он первым поднимался утром и последним ложился спать, позаботившись о костре и согрев воду, чтобы умыть детей. Прекрасно разбиравшийся в горных растениях, он время от времени сходил с тропы, чтобы собрать редкие лечебные травы, а также яйца фазанов — это неожиданное лакомство, о доступности которого Пять Защит и не подозревал, радовало их куда больше, чем жир яка или сушеная черника.

Ма-ни-па не только рассказывал сам, но и расспрашивал спутника о тонкостях буддийского учения, — о Малой и Большой Колесницах. Чтобы разговорить юношу, он даже слегка польстил ему:

— Мои познания в учении Хинаяны неглубоки… Я слышал, что ему обучают только очень образованных монахов. Это правда, Пять Защит?

И молодой монах, шагая по дорогам страны Бод и глядя на головокружительные вершины гор, рассказывал ему о трансцендентальной медитации, подчеркивая особую строгость учения Малой Колесницы, а также и о других различиях Хинаяны и Махаяны.

— Ты позволишь мне доставить божественных детей в Лоян? — как-то спросил ма-ни-па. — Пять Защит, это стало моей главной целью! Даже ты не желаешь этого больше моего!

На следующий день они беседовали о той части Шелкового пути, которая должна была привести их в Лоян.

— Там обмениваются всем: товарами, книгами, идеями, верованиями. Там полно рынков и храмов, и не только буддийских, — объяснял Пять Защит.

— И каких же еще?

— В некоторых храмах почитают единственного Бога, которого зовут Христос. В других — пророка Мани, в теле которого, как говорят его почитатели, возродился этот самый Христос.

— Его почитают как ламу или бодхисатву?

— По словам моего учителя Безупречной Пустоты, Христос вернется, приняв одну из форм милостивого бодхисатвы Авалокитешвары, и позаботится о достойных этого душах.

— Ом! Никогда подобного не слышал!

— Один забавный монах, носивший нагрудный крест, рассказывал мне о жизни Христа: Иисус, как его тоже называют, был распят, его руки и ноги прибили к доскам! Более того, — продолжал Пять Защит, — монах уверял, что мученика осудили на такую казнь! Не то что, например, индийские йоги, которые добровольно занимаются самоистязанием.

Ма-ни-па с жаром возразил:

— Такого не вынес бы даже индийский йог! Хотя как-то раз, неподалеку от Лхасы, я видел, как индийский аскет пронзает свою плоть саблей и пьет приправленный порохом напиток.

— Безумие! К счастью, Гаутама учил своих последователей бессмысленности умерщвления плоти…

— Золотые слова! Того аскета звали Красное Облако. У него были длинные волосы, свисавшие на лицо. Он залпом выпил пороху из большого бронзового кубка. Потом все мускулы его тела словно окаменели, и он стал совершенно нечувствителен! Уверяю тебя! Аскет сел в позу лотоса, достал кинжал и, словно сумасшедший, стал тыкать им себе в живот! Я видел кровь на его коже, словно красные знаки на странице книги!

— Какой ужас! — громко ахнул Пять Защит, заставив Лапику недовольно заворчать.

— Мне говорили, что тот аскет, Красное Облако, мог вывести кинжалом слово «тантра» на своем животе, но кровь при этом не текла, а сразу свертывалась и контуры букв читались совершенно ясно!

Пять Защит решил сделать очередную остановку, чтобы Лапика могла покормить детей (те уже начинали голодно попискивать), но ма-ни-па и на привале не умолкал, поглощенный яркими воспоминаниями:

— Говорят, индийские йоги умеют так заговаривать боль, что ничего не чувствуют. Они знают, как остановить кровь, даже если раны глубокие… Их сила духа не имеет себе равных! Никогда не забуду аскета, у которого тело отвердело, как доска, прежде чем он вдруг приподнялся над землей! Он даже не касался травы! Можно было поводить рукой и убедиться, что он ни на что не опирается!

После недели совместного путешествия эти двое привыкли друг к другу и смогли расслабиться. Ма-ни-па был искренне рад, что не ослушался Рамае сГампо, а Пять Защит тайком благодарил Будду за приятную компанию.

Нападение разбойников разрушило эту идиллию, но постепенно присутствие духа возвращалось к ним. На первой стоянке Пять Защит воспользовался паузой, чтобы подманить собаку, державшуюся теперь в отдалении от людей, чтобы погладить и успокоить ее. Вечером главарь шайки приказал разбить лагерь прямо у дороги, на голых скалах, возвышавшихся над головокружительной пропастью.

— Пять Защит, я не все тебе рассказал, — драматически прошептал ма-ни-па, когда снова представилась возможность поговорить наедине. Нерешительно помолчав, он продолжил: — Когда мы встретились впервые, я шел в Самье по поручению двух людей, чтобы забрать в монастыре очень ценную рукопись.

— Кто были те люди?

— Два индийских духовных лица. Один назвался Буддхабадрой, сказал, что он монах Малой Колесницы. Имя второго — Безумное Облако. Такие жуткие красные глаза!

— Его зовут почти как того йога, что протыкал себя ножом, — удивленно заметил Пять Защит.

— Вообрази, я только сейчас обратил на это внимание! Ведь они и внешностью схожи!

— И что ты делал в Самье?

— Когда я туда прибыл, выяснилось, что свитка там больше нет.

— А как он называется?

— Там очень длинное, сложное название, что-то про «чистую пустоту».

— И что было дальше?

— Достопочтенный настоятель Рамае сГампо узнал, что я встретил тебя на дороге, и велел мне догнать и сопровождать тебя во имя улучшения моей кармы!

— Ты помогаешь мне, творя благие дела? Как мило!

— Именно так, — серьезно ответил ма-ни-па.

— Я польщен.

— Это честь для меня.

— Давай прекратим этот обмен любезностями, дорогой ма-ни-па! — резко произнес юноша.

— Теперь тебе известно все, о Пять Защит. Все как есть!

— Ну что ж. Тот свиток, за которым тебя послали, у меня. Именно за ним отправил меня в Самье мой наставник Безупречная Пустота, ибо это его рукопись. — Пять Защит тоже решился на откровенность и указал странствующему монаху на длинный футляр, по-прежнему притороченный к седлу.

Они помолчали, глядя в огонь. Вдруг молодой махаянист припомнил, что у него остался еще не заданный вопрос:

— Ты упоминал некую Драгоценность. Что это такое?

— Это сильное средство, которое может помочь в беде, меня научил взывать к нему Рамае сГампо, настоятель монастыря Самье. Он называл его Драгоценностью или Наивысшей Драгоценностью…

— И что она собой представляет?

— Позволь не пытаться объяснять то, что я и сам плохо понял. Я запомнил лишь, какие молитвы положено произносить, обращаясь к Драгоценности.

— Сплошные загадки… Ну что же, молись ей — вдруг поможет?

— Хорошо, а еще я буду взывать к Блаженному о нашем освобождении! Доброй тебе ночи! Ом!

— Ма-ни-па, ты уже стал для меня даром Блаженного. Без тебя с двумя младенцами на руках уж и не знаю, как я справился бы с дорогой, особенно теперь! Не сомневаюсь, мы найдем выход. — Голос Пяти Защит был спокойным и уверенным, хотя душу его терзала тревога.

— Несмотря на разбойников, воров и всю путаницу церквей и причудливых культов, о которых ты мне рассказывал, Шелковый путь не внушает мне страха, пока мы движемся по нему, оберегая величайшую ценность из всех, какие мне доводилось встречать. А кроме того, мы всегда сможем поддержать друг друга! Ом!

Совсем стемнело, огонь почти угас.

Сломленный усталостью, Пять Защит заснул наконец в ночном холоде, спиной прижимаясь к ма-ни-па и рукой обнимая бесценную корзину. Он перестал гадать о непонятных намерениях разбойников, о неопределенном будущем: юношу радовало уже и то, что, несмотря на злоключения, он обрел настоящего друга.