Шелковая императрица

ГЛАВА 19 ОАЗИС ДУНЬХУАН, ШЕЛКОВЫЙ ПУТЬ

Молодая несторианка наблюдала за быстрыми движениями ящерки, бегавшей по потолку. Девушка чувствовала себя совершенно счастливой. Задуманный ею план, тайный и волнующий, воплощался в реальность. Лежа в постели и озирая беленые известью стены и потолок, Умара прокручивала в памяти тот незабываемый ужасный день, который ей довелось пережить. И даже испытывала торжество: теперь не только у ее отца, епископа Аддая Аггея, есть свои секреты.

Первым шагом к новой жизни стало решение не рассказывать отцу о припрятанной шкатулке. Нет, этот шаг был, скорее, вторым, а первым — то, что она утаила посещение тайного книгохранилища монастыря Милосердия вместе с мальчиком по имени Пыльная Мгла.

Ей вовсе не хотелось расставаться с сандаловым сердечком: впервые в жизни в руках Умары оказалась вещь, принадлежащая только ей, и никому другому. И сразу — такая необыкновенная вещь! На следующий день после страшного приключения она сумела открыть шкатулку и заглянула внутрь. Будто зачарованная, Умара долго рассматривала свое загадочное сокровище, а потом решительно закрыла крышку.

Умара проводила долгие часы, пытаясь постичь загадку, с которой столкнулась; она читала и просматривала книги в отцовской библиотеке, пытаясь хоть что-то разузнать о таинственном предмете. Напрасно: нигде не встречалось даже беглого упоминания о содержимом маленького сандалового сердечка. Своей тайной она решилась поделиться с одним только Пыльной Мглой, и то лишь через несколько дней.

Китайский мальчишка, конечно, клянчил «хоть одним глазком посмотреть», и Умара, поколебавшись, согласилась.

— Да она же стоит, небось, кучу денег! — в восхищении воскликнул мальчик.

— Поклянись, что никому про нее не расскажешь!

Не сводя выпученных от восторга глаз с изысканной вещицы, тот серьезно и вдумчиво произнес:

— Кляну-у-усь… — и быстро добавил: — Надо это надежно спрятать. Среди книг, например!

До сих пор девушка хранила свое сокровище под кроватью. Теперь же задумалась.

— Наверное, ты прав. Завтра вернемся к той скале и спрячем ее в замурованном гроте с книгами.

Взволнованные и немного испуганные, они отправились выполнять задуманное, как только Аддай Аггей по своему обыкновению уехал на охоту и Умара смогла незаметно покинуть дом.

— Может быть, положить ее вон там, в глубине, на стопку книг? Со стороны она покажется футляром для миниатюрной рукописи из монастыря Спасения и Милосердия, если даже кому-то придет в голову мысль заглянуть сюда и проверить, все ли в порядке! — предложила девушка.

— Раз уж эта вещь сплошь отделана серебром, монахи могли бы выложить за нее немалые деньги! — расчетливо заметил ее юный спутник.

— С чего ты взял? Ведь монахи — они же бедные!

— Каждый буддийский купец, удачно поторговавший на рынке Дуньхуана, не забывает оставить серебряную монету Центру Равновесия — настоятелю местного монастыря. Богатств у них не счесть! А эта шкатулка… она такая непростая. Вот бы показать ее монахам… а лучше — прямо самому настоятелю… если бы только с ним встретиться! Он вполне мог бы щедро нас вознаградить, — рассуждал Пыльная Мгла, напустив на себя вид бывалого пройдохи, но Умара рассмеялась и засунула деревянное сердечко между рядами сутр, которые, судя по виду, давно не доставались, заваленные грудой других рукописей. Собственно говоря, в эту щель даже рука просунулась с трудом.

Тем временем отец Умары полагал, что поступает наилучшим образом, стараясь не тревожить дочь рассказами о финансовых проблемах. В ближайшем окружении епископа о тайной сделке знала лишь Голеа, от которой невозможно было бы скрыть, что частые отлучки — вовсе не поездки на охоту. Еще Аддай Аггей посвятил в дело дьякона несторианской церкви: тот возглавлял производство. Он создал настоящую шелковую мастерскую, где выделывали материю наивысшего качества. Нить прибывала из Турфана в тюках на спинах верблюдов, надежно спрятанная на самом дне, под другими грузами. Готовую ткань скрытно доставляли в Китай под слоями грубого полотна из козьей шерсти. Чтобы избежать любопытных взглядов, Аддай Аггей обустроил мастерскую в стороне от поселения, в безлюдной пустыне, на расстоянии дня пути от оазиса Дуньхуан.

Добраться туда можно было, выехав по Шелковому пути на запад, а затем свернув с дороги направо, к северу, на еле заметной развилке, отмеченной небольшим кустом колючки, возле которого навалена была для надежности еще и кучка камней. Оттуда следовало ехать в сторону горной гряды, видневшейся на горизонте.

Настоящей дороги тут не было, а когда начинала намечаться колея, ее сразу заметали пылью и засыпали собранным поблизости щебнем, каким покрыта вся эта иссохшая земля. Среди камней лишь изредка мелькал тощий пучок серой травы с острыми, как иглы, кончиками. Почти у самых гор находилось небольшое строение, сливавшееся с окружающим скалистым пейзажем и издалека неразличимое. Стены были низкими и бугристыми, словно поверхность скалы, которая высилась над хибарой и служила ей опорой.

Далее начиналось ущелье с пологими склонами и обширным дном, где протекала маленькая, но чистая и непересыхающая речка. Здесь хватило места для огорода, а на оставшейся части разводили кур и, таким образом, обходились без привозной пищи и воды.

Чтобы обеспечить молчание рабочих, епископ принял у них монашеский обет, не позволявший им покидать ограниченное ущельем пространство крошечного горного оазиса. Он внушал этим людям, что, выделывая драгоценную ткань, они спасают душу от адских мучений, обеспечивают себе прямой доступ в рай, минуя чистилище. Из месяца в месяц, принимая мотки нити и передавая готовую ткань Аддаю Аггею, монахи жили наподобие Симеона Столпника; самые набожные выстроили себе уединенные кельи-башенки из камней и там похоронили себя заживо, предаваясь лишь молитве и труду.

Главной задачей епископа было теперь поддерживать связь с мастерской, не вызывая подозрений в оазисе. Сворачивая с Шелкового пути на развилке у колючего куста, Аддай Аггей всегда следил за тем, чтобы никто не увязался за ним и не заметил его маневра. Обычно он уезжал из Дуньхуана на пару дней под предлогом соколиной охоты — единственного светского удовольствия, которое он себе позволял.

Естественно, он всегда брал с собой тренированную охотничью птицу, голова которой была прикрыта колпачком, а когти цеплялись за кожаную рукавицу на его левой руке. Лапу сокола удерживали на месте кожаная петля и цепочка. С таким броским снаряжением отец Умары раз в месяц уезжал в пустыню, чтобы лично надзирать за ходом дел на шелковом производстве.

В маленьком надежно спрятанном строении под присмотром дьякона трудились с утра до вечера двадцать монахов и три несторианина из Шелкового квартала Шираза — прежде, чем принять новую веру, эти мастера-ткачи работали на императорских шелковых дворах Китая.

Самым сложным было правильно составить красители, и Аддай Аггей, стремясь достичь совершенства, лично участвовал в разработке новых рецептов красок. С этой целью он подолгу расспрашивал приезжих торговцев, выведывая их секреты. Ему также приходилось закупать на рынке Дуньхуана растительные и минеральные ингредиенты для оттенков, которые пользовались особым спросом в Китае, — алого; желтого, считавшегося императорским; черного, великолепно подчеркивающего блеск золотого и серебряного шитья; нефритово-зеленого, символизирующего бессмертие.

Работы по окраске требовали много воды, и очень удачно, что она обнаружилась рядом. Аддай Аггей неустанно благодарил Единого и Неделимого Бога за неиссякаемый источник в горах, в безлюдном месте посреди пустыни. Лучшего укрытия и вообразить нельзя!

Так уж вышло, что Умара смогла выведать отцовскую тайну.

В то утро епископ, как обычно, взял сокола и подготовился к «охоте». Он решил вопреки обыкновению отправиться на тайное шелковое производство уже через неделю после прошлой поездки. Подгоняло его беспокойство из-за оскудения речки, прежде казавшейся неистощимой. За несколько дней до прошлой поездки дьякон, посещавший Аддая Аггея на рассвете, впервые сообщил о неприятности. На деле же ручей выглядел еще более скудным, чем ему описывали. Напасть, погубившая шелковичных червей в Турфане, и без того сократила выпуск ткани до опасного предела, но даже на это количество теперь не хватало воды. Значит, достичь прежних превосходных оттенков теперь не получится, а чего стоит плохо окрашенный шелк?

Перед новой поездкой в пустыню епископ возжег в церкви тридцать свечей и собрал всех дьяконов, призвав их молить Единого и Неделимого Бога о благословении общины и помощи во всех начинаниях. Естественно, он не мог объяснить им причин, а никто и не решился спросить. Ради восстановления горного источника он также отслужил две литургии, утреннюю и вечернюю.

Столь спешный и неожиданный отъезд на охоту удивил Умару. Воспользовавшись суматохой на конюшне, вызванной сборами епископа, она незаметно пробралась туда и наблюдала, как нервничает отец, как с трудом сдерживает приступ гнева из-за пустячной неловкости конюших. Совсем на него непохоже. Дождавшись, когда отец выедет и двор опустеет, она быстро оседлала маленькую лошадку и двинулась вслед, держась в отдалении. Девушка вскоре поняла, что Аддай Аггей явно торопится — слишком часто и зло настегивает он своего коня. Во время скачки епископ был так погружен в тревожные размышления, что совершенно забыл и об обычной осторожности, и о соколе, который сердился из-за долгого нахождения во тьме. Птица стала дергаться и тянуть цепочку, издавая резкие, приглушенные колпачком крики.

Умара увидела, что отец наконец придержал коня и отпустил птицу, позволив ей лететь на поиски добычи, — вдали как раз показалась стайка дроздов. Хищник так набросился на пичуг, что перья полетели во все стороны; убил добрый десяток и клевал добычу, пока хозяин в нетерпении не призвал его к себе. Когда сокол вернулся на руку хозяина, охота Аддая Аггея подошла к концу.

С сильно бьющимся сердцем девушка дожидалась момента, когда епископ повернет назад и увидит ее. Однако он поскакал дальше, так и не оглянувшись, и неожиданно свернул с дороги прямо в дикую каменистую пустыню.

Когда впереди показалось ущелье, а отец заставил коня идти шагом, Умара тоже замедлила ход и стала пробираться по самому краю, держась в тени. Скоро она поняла, что конец пути близок; спрыгнула с коня, привязала его под высокой скалой и побежала вслед за епископом. Она видела, как ее отец остановился и спешился. И только подобравшись поближе, разглядела грубо выстроенный дом, из которого навстречу отцу вышел какой-то человек. Умара узнала в нем доверенного дьякона, который часто приходил к ним домой. Прижимаясь к камням и прячась за разросшейся колючкой, она подошла совсем близко, пользуясь тем, что на ней было невзрачное серое платье. Сквозь путаницу сухих веток она видела все, а из-за того, что дьякон вопил в голос, его причитания слышались не менее отчетливо:

— Мой господин, дела идут все хуже! Манихеи больше не присылают нам нить, а вода почти иссякла! Источник лишь ненадолго просыпается утром и вечером, причем в разное время, приходится караулить! А днем он вовсе пересыхает! Это ужасно! Та ткань, что мы замочили в баках, покрылась сухой коркой и уже ни на что не годна!

— И сколько шелка у нас на складе? — поинтересовался епископ.

— На две недели! Даже если нам вовремя доставят нить, без воды мы бессильны. Производство встало, мой господин!

Умара впервые видела на отцовском лице такое отчаяние.

Дьякон продолжал жаловаться:

— С тех пор как источник стал пересыхать, монахи сидят без дела. Они считают это божественной карой. Самые юные беспрестанно плачут. Просто не знаю, чем их утешить! Как хорошо, что вы сегодня приехали!

— И что я им скажу? Я не властен над источником! — в сердцах повысил голос и Аддай Аггей.

— Помимо прочего, овощи на огороде тоже начали сохнуть, листья у них — как солома, а куры мрут одна за другой… Если так пойдет, придется вывезти отсюда всех работников и расселить их при епископской церкви…

— Пойдем, взглянем, — печально сказал Аддай Аггей.

Скрючившись в три погибели, Умара кралась следом по извилистой тропе, идущей под уклон, на дно ущелья. Вокруг никого не видно, и пока что незамеченной оставаться было легко, но она еще не решила, куда спрячется, когда отец и дьякон пойдут обратно. Впрочем, они двинулись дальше, и девушка не удержалась от соблазна пройти за ними еще немного.

Умара видела, как отец склонился над местом, откуда прежде, очевидно, била вода, — небольшая сырая пещерка, и только.

— Мой господин, еще вчера, клянусь вам, вытекала тонкая струйка… — горестно протянул дьякон.

— Боюсь, у нас нет выбора. Я поспешу в Дуньхуан и найду там шамана, умеющего вызывать к жизни источники вод! — решительно заявил епископ, оборачиваясь к дьякону. Умаре показалось, что отец постарел на добрый десяток лет.

— Мой господин, не думаю, что шаман сможет вызвать хоть что-то… ну разве что дождь или снег… — смущенно пробормотал дьякон.

— Если сомневаешься в действенности магии шаманов, что предложишь взамен? На что еще мне рассчитывать?

— Но магия осуждена нашим учением как сатанинская ересь, не так ли? — заметно растерялся несчастный дьякон.

— Мой дорогой, настало время «добывать огонь из того дерева, какое есть под рукой». Если производство шелка прекратится, я не поручусь за будущее нашей церкви и за планы продвижения в Китай!

Епископ Аддай Аггей славился щепетильностью в вопросах веры и богословия, он мог долго и детально разбирать и разъяснять самые сложные вопросы единства Бога, материнства Девы Марии и прочих тонкостей учения. Странно было слышать от него, что он искренне полагает: шаман-язычник может решить проблемы, перед которыми бессильна церковь!

Умара была не менее дьякона поражена словами отца. Но она обратила внимание, как дрожали его руки, и, если вспомнить, как волновался он, собираясь в путь, как торопился в это уединенное место… Ей стало по-настоящему страшно при одном взгляде на его низко склоненную голову.

Сокол, с которого сняли колпачок, сидел на руке епископа и в этот момент встрепенулся. Так же молча Аддай Аггей поднял голову и занялся птицей.

Прячась за камнями, Умара поспешила прочь. Донесшиеся до нее слова дьякона не позволяли мешкать:

— Мой господин, вы не могли бы повидать монахов, прежде чем отправитесь в обратный путь? Это успокоит их, хоть немного поднимет дух!

— У меня совсем нет времени, я немедленно… — остального она уже не слышала, со всех ног мчась к укромному месту за кустами колючки.

Вскоре епископ поднялся следом и вскочил на коня.

Помня, в какой стороне лежит Дуньхуан, девушка поскакала напрямик по ровной пустоши. По дороге домой она переживала о тяжком испытании, обрушившемся на отца, но потом задумалась и о другом. Епископ занимается производством шелка посреди пустыни! Это казалось невероятным! Умара прекрасно знала ценность шелковой ткани, но не понимала, зачем отцу понадобилось впутывать себя в столь опасное дело. Сделанное сегодня открытие намекало на присутствие других тайн, и Умара испытала легкий укол совести из-за своего намерения в них проникнуть.

Уставший конь Умары спешил вернуться на конюшню, но она заставила его свернуть с дороги. Въезд в оазис был занят караваном, и девушка поняла, что отец обязательно задержится, дожидаясь своей очереди. На своей маленькой лошадке она ловко протиснулась между ослами и верблюдами, обогнула небольшой холм и сделала вид, будто едва успела выехать из оазиса.

Аддая Аггея терзали сомнения. Пригласить шамана, колдуна… пожалуй, не стоило говорить об этом с дьяконом, он излишне стоек в своей вере. Однако как же найти такого шамана? Епископу не пристало самому рыскать по рынку Дуньхуана в подобных поисках. Поручить кому-то? Но кому? И что сказать? Поезжай, покричи в людных местах, — может, шаман и отзовется? Эх, легко было сказать: «Найду!» Как это сделать, Аддай Аггей совершенно не представлял себе. Если же шаман все же отыщется, он должен быть достаточно надежен. А какой колдун согласится держать рот на замке, не раструбить везде о своих заслугах? Как же все это сложно!

Внутреннее смятение епископа привело к тому, что он, задумавшись, ослабил поводья. Конь почуял рассеянность всадника и шел неровным галопом, рыская из стороны в сторону по своему усмотрению, а сокол чуть не падал с рукавицы при каждом резком повороте лошади, изо всех сил цепляясь когтями за перчатку. Погрузившись в мрачные размышления, Аддай Аггей только в последний момент заметил, что ему навстречу едет дочь.

— Папа! А я думала, ты на соколиной охоте!

— Умара, что ты здесь делаешь?! Одна, верхом! — довольно сдержанно воскликнул епископ, не желая распекать ее на глазах у чужих людей.

— Просто выехала прокатиться. Ведь ты так давно не выезжал со мной на прогулки! — Она невинно склонила голову к плечу.

— Но забраться так далеко! Ты совсем забыла об осторожности, Умара!

— Послушай, папа! Наверное, что-то случилось, если ты вернулся с охоты так быстро? — перехватила она инициативу.

Епископ не успел ответить, как один из путников обратился к нему:

— Добрый день! Далеко еще до оазиса Дуньхуан?

Аддай Аггей обернулся к тому, кто его окликнул. Лицо под парчовым тюрбаном, повязанным на персидский манер, казалось приветливым и располагающим.

Епископ любезно ответил:

— Вы будете там еще до захода солнца. Просто езжайте по этой дороге, никуда не сворачивая.

Всадник поблагодарил, обозначив поклон кивком. Неподалеку от него двое других мужчин ехали довольно странным образом: их ноги были связаны веревками, протянутыми под лошадиными животами. Рядом трусила огромная желтая собака, кажется без труда способная побороть волка, а то и медведя. Чуть дальше гарцевали несколько всадников, одетых похоже на первого, в персидское платье — с тою лишь разницей, что один из них выглядел побогаче. Судя по осанке и манерам, он был среди них главарем. Между вооруженными людьми выделялся человек с бритой головой в шафрановых одеждах буддийского монаха. Но самое поразительное, что рядом с конями и людьми шагал слон. Его массивный силуэт придавал группе путников донельзя странный вид. Бок о бок с гигантом шел погонщик.

Умара еще никогда не видела настоящего, живого слона! Приоткрыв рот, она совершенно неподобающим для воспитанной девушки образом уставилась на диковинку. Потом спохватилась и рот закрыла, но пустила коня чуть вперед, чтобы рассмотреть толстокожего гиганта вблизи.

Кожа слона была серой и морщинистой, как старое покрывало, а белесые выгнутые ресницы придавали глазам задумчивый и немного печальный облик. Но больше всего девушку поразил необыкновенный нос, длинный и гибкий, которым животное свободно качало при ходьбе.

— Как его зовут? — спросила очарованная девушка у погонщика сначала на китайском, потом на сирийском и, наконец, на санскрите.

— Синг-Синг! — ответил погонщик.

Развернувшись, чтобы вернуться к отцу, она встретилась глазами с одним из тех двоих, что ехали со связанными ногами. Молодой человек улыбнулся ей, и Умара подумала, что он очень мил. И, пока Аддай Аггей ничего не заметил, потихоньку ответила юноше лукавой улыбкой.

— Не знаете ли, где мы могли бы остановиться в городе, чтобы нашлось место и для слона? — снова обратился к Аддаю Аггею тот человек в тюрбане, который раньше интересовался расстоянием до Дуньхуана.

— В старом городе есть один неплохой постоялый двор. Это единственное заведение, где размещают верблюдов. Думаю, хозяин не откажется дать приют и вашему слону.

— А как мы сможем его найти?

— Очень просто: спросите у любого, где «Приют странников». Вы увидите — он в старом квартале, возле большого рынка. Можете сказать хозяину, что вас направил несторианский епископ Дуньхуана, тогда он будет приветливей.

Они поехали вместе. Епископ не преминул вступить в беседу на фарси с предводителем путешественников. Представившись, они завели беседу, и звучание родного языка удивительным образом избавило Маджиба от подозрительности: он перестал себя чувствовать потерявшимся во враждебном и непонятном мире. Очень быстро несторианский епископ понял, с кем имеет дело, хотя спутник и отвечал уклончиво. Этот Маджиб был могмартом! Аддай Аггей не раз слышал в детстве о чудесах, которые творили эти необыкновенные зороастрийские колдуны! А вдруг он умеет управлять силами земли и огня, поднимать младенцев в воздух силой взгляда? Вдруг это тот человек, чья помощь ему сейчас необходима?

— Умеешь ли ты, как настоящий могмарт, управлять водами земли? — с замиранием сердца спросил епископ.

— В юности я обучался и этому искусству. Но прошло немало времени, и сейчас я не могу быть уверен в успехе, — осторожно ответил перс.

Умара ушам своим не верила: неужели ее отец так запросто готов поделиться с этим Маджибом своей тайной?

— Ты сможешь мне помочь? — начал прощупывать почву епископ. — У меня есть небольшая мастерская, стоящая на хорошем источнике, но теперь он внезапно иссяк, и все дело встало. Если ты сумеешь вызвать из-под земли воду, я щедро заплачу…

Аддай Аггей рассудил, что обращение за помощью к чужаку, не говорящему на местных языках, позволит удержать все в тайне. Так гораздо лучше, чем искать шамана, владеющего фэн-ши.

— А что производит твоя мастерская? — вежливо спросил Маджиб.

Епископ не сразу ответил. Он рассудил так: перс все равно не поймет, в чем дело, поскольку не знает местных законов, тем более китайских; если же и поймет, то, не зная языка, не сумеет донести властям о нарушении императорских законов. Если же он согласится помочь, то рано или поздно все равно увидит, что изготавливается в мастерской.

— Шелковые ткани, — обронил Аддай Аггей, будто говоря о чем-то несущественном. — Без воды их не удастся окрасить, как нужно.

В отличие от дочери, епископ не заметил, что перс необыкновенно оживился при этих словах, хотя быстро вернул себе невозмутимый вид. И Умару это весьма озаботило.

А епископ сопроводил всю компанию до порога «Приюта странников». Благодаря слону их въезд в Дуньхуан привлек всеобщее внимание: вокруг так и сновали толпы детишек, визжавших от восторга. Когда добрались до постоялого двора, красивый молодой человек, которого вождь персов на радостях сразу освободил от пут, подошел к Умаре и почтительно поздоровался.

Умаре очень хотелось заговорить с юношей, но она не осмелилась. Тот тоже не успел больше ничего сказать, потому что толмач в тюрбане потянул его за рукав, и молодой человек сразу поспешил к корзине на спине прекрасного черного коня, очень осторожно снял ее и понес в дом.

Вечером Умара решилась и так попрощалась на ночь с отцом:

— Доброй ночи, папа! Однажды ты расскажешь мне, зачем стал изготовлять шелк в пустыне.

— У меня была для этого серьезная причина, дорогая моя. Позже я все объясню, — только и ответил отец. — А теперь нужно спешить, монахи заждались меня в церкви!

Прошло несколько дней. Каждое утро, глядя, как по стенам и потолку ее комнаты бегают юркие ящерицы, девушка размышляла о случившемся, пока ее не приходила будить толстуха Голеа. Умаре хотелось помочь отцу, но кое-что ее смущало: она не могла понять, какие причины могли подвигнуть его на обустройство тайной мастерской. Умара боялась все испортить своим вмешательством.

А еще ей вспоминалось красивое лицо юноши, который, вероятно, был пленником персов. Кто он такой? Судя по виду, китаец. В таком случае что делает он среди персов? Он их раб? Но рабов обычно не связывают, им все равно некуда идти, особенно в пустыне.

Безмолвный разговор с ним стал для девушки событием даже более ярким, чем встреча со слоном Синг-Сингом. Выпадет ли ей еще шанс встретиться с прекрасным китайцем?

А несчастный Аддай Аггей, стоя на коленях среди своих монахов, истово молил о том, чтобы могмарт сумел вернуть иссякшие воды. Ему уже перестало казаться странным, что он молит своего бога об успехе языческого мага. И не приходило в голову, что, раскрыв свою роль в тайном производстве шелка вождю персов, он не только оказал тому величайшую услугу, но и заручился его поддержкой скорее, чем сумел бы с помощью самой щедрой платы.