Глава 15 Ифигения

Отец прислал известие, что она выходит замуж за Ахилла, и слуги матери так быстро собрали вещи и вынесли их из дворца, что Ифигения поняла: они боятся, как бы великий герой не передумал. Но разве Ахилл не будет счастлив жениться на ней? Она — дочь Агамемнона и Клитемнестры, сестра Ореста и Электры, племянница Менелая, двоюродная сестра Гермионы. А кто такой этот Ахилл? Конечно, его называют величайшим воителем, которого когда-либо знал мир, но ему еще предстояло вступить в войну. И когда Ахилл пристегнет поножи и обнажит меч, он сделает это ради ее семьи. Войска собрались в Авлиде, готовые отплыть в Трою. Но греков возглавлял отец Ифигении, а вовсе не Ахилл — тот повелевал лишь своим народом, мирмидонянами. Да, возможно, он, как поговаривали, проворнее Аполлона, ловчее Гермеса, беспощаднее Ареса. Но Ахилл отнюдь не унизит себя, женившись на ней. Ифигения задрала подбородок, понося воображаемых обличителей за опрометчивое непочтение к ней.

Ифигения с матерью выехали в Авлиду, когда девушка еще не успела узнать, где это. Ее младшего братишку взяли с собой, а Электра осталась дома с кормилицей. В путь отправились в маленькой повозке, трясшейся на каменистой тропе, а когда дорога становилась слишком трудной, они с матерью вылезали и шли пешком, чтобы лошадям было полегче. Никому не захочется потерять лошадь в гористой местности к северу от Микен. Даже когда Ифигения подвернула лодыжку, ступая по рыхлому песку, скрывшему товарную скалу, она в утешение думала о своем прекрасном платье шафранного оттенка, упакованном в сундук для защиты от палящего солнца и клубов дорожной пыли. Из нее получится неотразимая невеста, на которую будут глазеть все мужчины в войске ее отца.

Но эти мысли утешали только Ифигению. Ее мать по прибытии в Авлиду была взбешена жарой и пылью, а главное, отсутствием отца, не явившегося встретить семейство.

— Агамемнон где-то в лагере, — сообщил угрюмый воин, провожая их к шатру, — но его точного местонахождения никто не знает.

— Предводитель пожелает видеть жену, сына и дочь, — заявила Клитемнестра людям, спешившим мимо с кормом для животных и оружием. Но никто не замедлил шаг, чтобы прислушаться к ней. Микенская царица не имела здесь власти.

Зная, что настроение матери вряд ли улучшится, Ифигения на время увела братишку к каменным бассейнам, чтобы он мог наловить крабов маленькой палочкой, которую подобрал по дороге, а она — полюбоваться своим отражением. Впрочем, в таком ракурсе девушка выглядела не лучшим образом: ей показалось, что у нее появился двойной подбородок. Она чуть отступила назад и вытянула шею, чтобы лучше видеть. Темные волосы Ифигении разделял прямой пробор, волнистые пряди по бокам были туго заколоты, а на макушке вспенивались роскошными локонами, спускающимися к спине. И девушка знала, что шафрановый свадебный наряд прекрасно подчеркнет их. Однако никто из воинов, которые ей встретились (они болтали и состязались в борьбе, испытывая силу и коварство друг друга), не обратил на нее ни малейшего внимания. Неужто все так боятся ее жениха, что не осмеливаются любезничать с красавицей царевной, сидящей на полуденном солнце?

Ифигения думала, что жених пожелает либо представиться ей официально в шатре ее матери, либо познакомиться прямо здесь, с глазу на глаз, пока Орест возится с мягкими красными щупальцами морской звезды, которые при каждом его прикосновении изгибаются, как лепестки цветов. Однако Ахилл так и не показался. Видимо, волнуется, решила девушка, хотя он явно не трус, этот герой, о котором ей доводилось слышать много диковинного.

Когда Ифигения отвела братишку обратно в шатер, выяснилось, что настроение Клитемнестры после короткой встречи с Агамемноном и Менелаем слегка улучшилось. Мать до сих пор была раздосадована, что их никто не встретил по прибытии, но, предположив, что они добрались быстрее, чем ожидали мужчины, смягчилась. Тщеславная Клитемнестра более всего бывала довольна, когда ею восхищались за достижения, сравнимые с деяниями мужчин. Она считала себя скорее царицей, чем женой, и не желала, чтобы ее сравнивали с другими представительницами слабого пола, разве только для того, чтобы показать, сколь заметно превосходит она все женское сословие.

— Свадьба состоится завтра на рассвете, — сообщила мать Ифигении, и та радостно кивнула. Она не разделяла презрения Клитемнестры к женским ухищрениям и принялась рыться в своих пожитках в поисках косметики, которую хотела нанести утром: красные круги на лбу и щеках, окруженные маленькими красными точками, словно крошечные солнца. Глаза и широкие брови она густо подведет черным, в волосы вплетет тонкие золотые цепочки. Когда начнется свадебный обряд, она будет готова. Идеальная невеста.



* * *

Перед восходом солнца, при дымном свете факела, Ифигения готовилась к церемонии. Подвела глаза и брови, нарисовала круги, вплела сверкающие цепочки в тщательно заплетенные косы. Служанка уложила ей волосы точно так, как она хотела, и девушка радовалась, что в дороге они ежевечерне упражнялись в создании этой прически. В такие моменты все должно быть безупречно. Ифигения заставила рабыню оценить работу, поднимая подбородок и наклоняя его влево, а затем вправо, чтобы проверить, ровно ли расставлены точки на каждой щеке, прежде чем она подрисовала аккуратные круги, как собиралась. Мать не накрасилась, но надела ярко-алое платье, которого Ифигения никогда раньше не видела, и обе улыбнулись, на мгновение взявшись за руки.

— Я выгляжу прекрасно, — сказала Ифигения. Она не решилась произнести эту фразу в виде вопроса.

— Да. Ты самая красивая невеста, которую когда-либо доводилось видеть этим грекам, из каких бы краев они ни прибыли, — подтвердила мать. — Вот. — Клитемнестра достала маленький сосуд с душистым маслом.

Ифигения растерла в ладонях жидкость с ароматом толченых цветов, а затем умастила блестящие волосы.

— Бесподобно! — воскликнула мать. — Сегодня я буду тобой гордиться. Моя старшая дочь выйдет замуж за величайшего из греческих воителей!

Они услышали тяжелые шаги и тихий короткий зов. Это пришли воины, чтобы сопроводить Ифигению к алтарю на берегу. Орест еще спал, и Клитемнестра на мгновение заколебалась, не разбудить ли его, чтобы взять с собой: тогда микенский царевич увидит, как его сестра станет царицей мирмидонян. Однако, представив, как малыш раскапризничается, царица отказалась от этой мысли и оставила сына на попечении рабынь. Мать с дочерью приоткрыли полог шатра и увидели пеструю толпу ожидавших их воинов.

— Едва ли это похоже на почетный караул, на который мы рассчитывали, — недовольно заметила Клитемнестра. — Разве у вас совсем нет уважения к Агамемнону и его семье?

Мужчины пробормотали извинения, но в голосах их не было искренности. «Они жаждут воевать, — подумала Ифигения. — У этих людей нет ни малейшего желания присутствовать на свадьбе человека, которого большинство из них никогда не видели в сражении, и дочери того, кто предводительствует ими, но еще не водил их в бой». Время для гордости и почета еще не настало. Мать не могла этого не понимать.

Бойцы подождали, пока девушка поправит сандалию, чтобы не натирал ремешок, и направились к морскому берегу, находившемуся поблизости. Ифигения молча шагала рядом с Клитемнестрой, представляя, как она выглядит в профиль с абсолютно прямой шеей. На мгновение ей захотелось, чтобы рядом очутился отец и заверил дочь, что все будет хорошо. Но Агамемнон так и не вернулся в их шатер, и накануне Ифигения тоже разминулась с ним. Впрочем, обогнув высокие дюны у побережья, она сразу увидела отца у походного алтаря.

У воды выстроилось целое войско, а за ним виднелась флотилия парусных кораблей. Троя ни за что не устоит перед такой мощью. Ифигения ощутила мимолетный прилив грусти оттого, что ее муж не успеет отличиться в столь скоротечной распре. Возможно, будут и другие войны. Девушка приближалась к отцу, необычайно величественному в своем ритуальном облачении, стоявшему возле богато одетого жреца. Но тут она почувствовала, как песок царапает кожу на ступнях между пальцами, и поняла: что-то не так.

Паруса кораблей совершенно сникли. Было слишком рано для зноя, но воздух казался слишком плотным, и девушка задыхалась. То же самое Ифигения заметила и вчера, наблюдая, как братишка играет в каменных бассейнах, однако отмахнулась от этой странности: они находились в защищенной от ветров части побережья. Но здесь было столько людей, столько кораблей, и все же ничто не колыхалось на ветру, паруса бессильно повисли. Никогда еще воздух над водой не был столь неподвижен. Не предзнаменование ли это? Ифигения почувствовала, как участилось дыхание. Неужели боги предостерегают ее от этого брака? Или наоборот: они усмирили ветер ради свадебной церемонии? Ей очень хотелось спросить мать, но Клитемнестра не замечала ничего необычного. Она бодро шагала вперед, словно торопилась на собственную свадьбу. Царица даже как будто растерялась, когда между ней и дочерью вклинились воины. Клитемнестру отвели в сторону, а четверо мужчин продолжили путь к алтарю вместе с невестой.

Ифигению тревожило не только безветренное небо. Было и кое-что еще. Девушка понимала, что свадьбы, вероятно, интересуют мужчин куда меньше, чем их жен и сестер. Однако настроение вокруг было совсем не праздничное. Царевне подумалось, что перспектива выпить несколько бурдюков вина могла бы вызвать у солдат немного радости; тем не менее мужчины казались замкнутыми, отчужденными как друг от друга, так и от нее. Когда Ифигения проходила мимо, воины хмурились, уставившись в землю, вместо того чтобы восхищаться ее красотой. На один ужасный миг ей почудилось, что она в чем-то сплоховала: надела уродливое платье или неудачно накрасилась. Но рабыни матери в один голос хвалили ее. Для свадьбы царевна нарядилась подобающе.

А потом Ифигения увидела блеск отцовского ножа в лучах утреннего солнца и в один миг обо всем догадалась, словно некое божество подсказало ей ответ. Предательская неподвижность воздуха ниспослана свыше. Артемида была оскорблена проступком Агамемнона и теперь требовала жертвы, иначе корабли не смогут отплыть. Итак, Ифигения не получит ни свадьбы, ни мужа. Ни сегодня, ни после. Девушка мыслила с абсолютной ясностью, хотя чувства ее почти отключились. До нее донесся яростный вопль матери, но откуда-то издалека, словно эхом отражаясь от стен пещеры. Мужчины остановились у подножия жертвенника, и Ифигения поднялась по трем шатким ступеням навстречу отцу. Он казался совершенно незнакомым.

Дочь молча опустилась на колени перед Агамемноном. Слезы текли у него по бороде, но царь не выронил ножа. За спиной у него стоял дядя Ифигении, чьи рыжие волосы сияли в лучах утреннего солнца. Она почувствовала, как Менелай протянул отцу руку, предлагая поддержку в предстоящем испытании. Царевна озирала море кожаных доспехов, гадая, кто же из этих воинов Ахилл. Справа яростно голосила мать, но в ушах у Ифигении стоял неумолчный звон, и она не могла разобрать слов. Девушка увидела, что Клитемнестру удерживают пятеро мужчин, один из которых в конце концов схватил царицу за горло. Однако она не упала без сил им на руки. Мать продолжала кричать и потрясать кулаками еще долго после того, как в легких у нее не осталось воздуха.

Немало греков в первых рядах отвели взгляды, когда опустилось лезвие жертвенного ножа. И даже те, кто не ужаснулся, впоследствии редко говорили об увиденном. Один воин был уверен, что в решающий миг девушку похитили и заменили ланью. Но его никто не слушал, потому что даже те мужчины (и юноши, повидавшие мало сражений, и отцы дочерей, повидавшие их слишком много), которые отвернулись, когда острие вонзилось в плоть, и закрыли глаза, чтобы не видеть кровь, хлещущую из шеи, — даже они лицезрели белое безжизненное тело Ифигении, лежавшее у ног ее же отца. А затем они ощутили, как на них повеяло легким ветерком.

Загрузка...