Тысяча кораблей

Глава 18 Пенелопа

Дражайший супруг!

Меня уже предупреждали, что ты невезучий. Мама утверждала, что беда заключена в самом твоем имени и тебе не миновать несчастий. Я шикала на нее и возражала, что ты слишком умен, чтобы впутываться в неприятности. Ты перехитришь свою судьбу, говорила я. А если не выйдет, сбежишь от нее. Наверное, я должна была предвидеть, что беда найдет тебя в море, где хитроумие и быстрота не дают особых преимуществ.

Прошел год с тех пор, как пала Троя, а ты до сих пор не вернулся домой. Целый год! Неужто Троя теперь намного дальше, чем была десять лет назад, когда ты отплыл туда? Где ты пропадаешь, Одиссей? Истории, которые я слышу, не обнадеживают. Если я расскажу, какие глупости повествуют о тебе странствующие певцы, ты будешь смеяться. По крайней мере, надеюсь, что будешь.

Говорят, ты со спутниками отплыл из Трои и после нескольких пиратских нападений вы очутились на острове одноглазых великанов, так называемых циклопов, пасущих овец. Можешь представить себе подобную нелепость? Говорят, вы оказались заперты в пещере, где обитал злобный циклоп; он вознамерился вас убить и съесть. Думаю, в любом случае первым он собирался прикончить тебя.

Как повествуют сказители, спутники твои, попавшие в плен вместе с тобой, очень быстро впали в отчаяние. Но ты, как обычно, придумал средство спасения. Интересно, переиначивают ли сказители историю, когда поют в чужих домах? Само собой, в чертогах Итаки ты всегда самый быстрый, самый умный, самый хитрый. Говорят, ты дал циклопу полный бурдюк вина и уговорил его выпить. «Если это моя последняя трапеза, — сказал ты, — позволь мне все же угостить тебя». Ты подал бурдюк с неразбавленным вином великану, который обычно пьет овечье молоко. Неудивительно, что он быстро охмелел. «Как тебя зовут, чужеземец? — невнятно пробормотал циклоп. — Я хочу знать, кого буду есть».

«Меня зовут Никто», — ответил ты, не желая, чтобы циклоп потом похвалялся славой губителя Одиссея. Он был пьян и, вероятно, глуп, поэтому счел имя настоящим.

Но идея опоить великана могла прийти в голову кому угодно. Блистательная жестокость твоего плана заключалась в последующих действиях. Именно эту часть истории обожают бродячие сказители, Одиссей: они исполняют ее снова и снова. Ибо когда по жилам циклопа, точно кровь, потекло вино, твои люди решили убить его, пока он спит. В отличие от тебя до них не дошло, что они окажутся заперты в пещере с мертвым исполином. Нужно было, чтобы циклоп проснулся целым и невредимым и откатил от входа в пещеру валун, который использовал вместо двери. Вы не сумели бы сделать этого ни вместе, ни тем более поодиночке. Спутники тебе не поверили, и ты им доказал свою правоту. Три воина всей мощью навалились на валун, но он не сдвинулся с места ни на палец. Никто не сумел бы выбраться наружу. Только тогда мужчины осознали всю тяжесть положения.

Я написала — «целым и невредимым»? Конечно, ты не хотел, чтобы великан остался невредим. Однако нужно было нанести ему правильное увечье.

Ты заметил, что у циклопа есть большой посох, с которым он бродит по скалистым выпасам. Чтобы ночью, пока он спит, овцы не разбежались, а внутрь не проникли волки и другие хищники, циклоп, возвращаясь в конце дня домой, закрывал вход в пещеру валуном. Но даже великану для этого требовались обе руки. Поэтому он загонял овец внутрь, ставил посох рядом со входом и, освободив таким образом руки, брался за валун.

Ты взял посох, сунул его в тлеющие угли костра и стал поворачивать. Остальные тем временем стенали и жаловались на жестокую судьбу: уцелеть в десятилетней войне, чтобы по дороге домой погибнуть в утробе великана! Но ты, не уделяя им внимания, вращал посох, который был ростом с тебя, и он постепенно обугливался на конце. Однако спутники твои по-прежнему не понимали, что у тебя на уме, и тебе пришлось дважды приказать им отойти и спрятаться среди овечьего стада. Еще до того, как сказитель впервые запел об этом, я сообразила, что ты задумал. Твоя беспощадность была и остается одним из главных качеств, которые я полюбила в тебе, Одиссей.

Ты вонзил заостренный посох циклопу в глазницу и провернул; глаз лопнул и зашипел. Как вещают сказители, от вопля великана могли бы восстать погибшие в войнах. Ты бросился назад, к своим людям, которые спрятались среди овец, крепко вцепившись в их мягкие шеи, чтобы те не разбежались. Циклоп выдернул посох из склизкой почерневшей глазницы и опять взвыл, еще громче прежнего. Он издал такой жуткий вопль, что сбежались остальные великаны. Говорят, циклопы — племя одиночек, каждый живет наособицу в пещере со своим стадом. Но никто из них в жизни не слыхал такого крика, и они не могли пропустить его мимо ушей. «Что происходит?» — кричали циклопы, столпившись у входа в пещеру. Откатить валун в сторону было бы, в их представлении, слишком большой дерзостью. Исполины стояли молча, прислушиваясь. «Я ранен!» — завопил циклоп.

Будь на их месте мы с тобой, Одиссей, мы бы крикнули: «Куда ты ранен?» Я бы могла спросить: «Тебе помочь?» Но у циклопов другой обычай, и они задали самый важный для них вопрос: «Кто тебя ранил?» Раненый циклоп знал ответ, и потому из его осипшей глотки вырвался вопль: «Никто».

Великаны переглянулись и пожали плечами. Этому племени не присуще любопытство. В голосе собрата как будто звенела адская боль, но все прекрасно слышали: его никто не ранил.

Рассерженные шумихой, циклопы вернулись в свои пещеры и больше не обращали на возмутителя спокойствия внимания. Но, хотя ты уже многого добился и хитрость с вымышленным именем сработала много лучше любых ожиданий, ты продолжал думать. Что за молодец!

На этом месте сказители обычно останавливаются, чтобы подкрепиться. Разумеется, они любят нагнетать напряжение, оставляя вас пленниками в страшной пещере. Они знают, что благодаря ожиданию слушателей заработают лишнюю чашу вина. После этого они продолжают: вы поняли, что уже наступило утро, поскольку в крыше пещеры имелось отверстие — впрочем, слишком маленькое, чтобы в него мог пролезть человек, и слишком высоко, чтобы до него добраться. Сквозь него выходил дым и в пещеру проникал солнечный свет. Овцы тоже увидели, что рассвело, и начали блеять в сероватом полумраке. Циклоп понял, что пора выпускать стадо на пастбище, но он был полон решимости не дать пленникам сбежать. Поэтому он откатил валун только наполовину и сел рядом с ним.

Один из твоих спутников издал стон, потонувший средь блеяния овец. Твой товарищ по-прежнему был убежден, что великан тебя одолеет, Одиссей. Но у тебя уже появился новый план. Связав трех овец вместе, ты велел своему воину покрепче ухватиться за мохнатое брюхо животного, стоящего посередине. Потом пнул овец ногой, и они побежали к двери. Когда ты начал привязывать к следующей тройке второго человека, циклоп опустил исполинскую руку, ощупал три пушистые спины и овечьи головы, не обнаружил никаких следов человека и посторонился, чтобы животные могли выйти. Когда наконец подошла твоя очередь — как всегда, последняя, — остался всего один огромный баран. К счастью, ты невысок. Уцепившись за его брюхо, ты пробрался мимо циклопа и очутился на воле.

Вы спаслись невредимыми, чего нельзя было сказать об уроде, взявшем вас в плен. Но — о Одиссей! — беда пристала к тебе, как шерсть к овцам. Отплывая, ты не удержался и крикнул изувеченному великану, что ты, Одиссей, взял над ним верх. Не мог не похвалиться своей победой! Сдается мне, если бы ты знал, что ослепил сына Посейдона и тот призовет на тебя проклятие отца, ты все равно не поступил бы иначе. Ты никогда не мог удержаться от злорадства.

Сказители поют, что Посейдон проклял тебя, Одиссей, и напророчил, что для возвращения на Итаку тебе понадобится десять лет. Властитель морей присовокупил, что твои спутники будут наказаны наравне с тобой и ты вернешься домой без них. Один-единственный из всей команды. Покинут ли они тебя, Одиссей, или погибнут, пытаясь добраться до дома? Обе вероятности одинаково мрачны для тех, кто ждет вас всех на Итаке. Мне никогда не хотелось тебя изменить, муж мой. Но я сожалею, что не успела зажать тебе рот, прежде чем ты назвал циклопу свое имя.

Твоя любящая жена

Пенелопа