Тысяча кораблей

Глава 26 Троянки

Женщины похоронили тело в песке и камнях. Поначалу Гекабе хотелось отказаться от места, которое указал Одиссей, ибо ей было неприятно, что грек так легко и быстро понял, где должен покоиться Полидор.

Но царица не могла предложить ничего другого, и в конце концов женщины подняли безжизненное тело ее сына и медленно понесли по берегу. Кассандра держала брату голову; ее как будто совсем не пугало его изуродованное лицо. Остальные взялись за конечности и туловище. Когда Одиссей вернулся к временному пристанищу троянок, солнце уже приближалось к зениту и задача была выполнена.

— Первое, — сказал он Гекабе. — Когда мы завтра отплывем на Итаку, ты будешь меня сопровождать.

— Зачем мне тебя сопровождать? — спросила Гекаба.

— Потому что вы проиграли войну, — пожал плечами Одиссей. — Я не хочу постоянно напоминать тебе об этом, госпожа, но ты сама меня вынуждаешь. Теперь вы рабыни. — Он обвел рукой всех женщин. — Наши рабыни. Оставшиеся троянки до конца дня будут разделены между греками. А ты, госпожа, поедешь со мной.

Лицо Гекабы исказила усмешка.

— Выходит, ты вытянул самую короткую соломинку? Совсем не о старухе ты мечтал.

Одиссей улыбнулся:

— Я воспользовался правом первого выбора. — Он помолчал. — Ну, преимущество, разумеется, у Агамемнона, но он остался безразличен, когда я сообщил ему, что предпочитаю тебя. Он может изменить мнение, когда дойдет до дележа, но у меня неплохие шансы.

Гекаба уставилась на Одиссея:

— Ты же знаешь, что Агамемнон выберет одну из моих дочерей.

— Да. Он горд и может удовольствоваться только царевной. Заполучить в свое окружение царицу легендарной Трои, — Одиссей почесал заросший щетиной подбородок, — соответствовало бы его положению, но не его вкусам. Ну разве только царица была бы совсем юная.

— Ты говоришь «он горд», но подразумеваешь «он тщеславен».

Одиссей снова улыбнулся и тихо предупредил на троянском наречии:

— Не все эти воины мои, госпожа.

Гекаба кивнула, ничуть не удивившись, что хитроумнейший из врагов Трои знает ее язык.

— Понимаю. Но, значит, пожилая вдова соответствует твоему положению?

— Да, госпожа. Я полагаю, что и твоему тоже.

— Нет у меня никакого положения. Я теперь рабыня, как ты не преминул напомнить.

— Было дело, — проговорил Одиссей, повернулся к скале, на которой сидела Елена; ее длинные волосы струились по прямой спине. — Мене-лай просил, чтобы я привел тебя к нему, госпожа. Не могла бы ты собрать вещи?

Елена пожала великолепными плечами:

— Все мои вещи принадлежат троянцам или остались в Спарте десять лет назад. У меня нет ничего, кроме того, что на мне.

— Неужели? — воскликнул царь Итаки. — Ты не ткала ковров, дожидаясь, когда муж заберет тебя домой? Я полагал, за эти годы ты могла бы создать нечто весьма изысканное.

— Мои ковры не идут ни в какое сравнение с работой этих женщин, — ответила Елена, отведя взгляд от морской глади и устремив его собеседнику прямо в лицо. Она заметила, как Одиссей прерывисто вздохнул. — Но у меня есть другие таланты.

— Могу себе представить.

— Вряд ли, — возразила красавица и покосилась на мужчин, пришедших с Одиссеем. — Менелай послал не самых лучших воинов, чтобы сопроводить меня в лагерь, — пробормотала она.

— Блудливые жены не заслуживают почетной стражи, — заметил царь Итаки.

— И все же когда он увидит меня, то падет передо мной ниц, — продолжала Елена, будто не услышав слов Одиссея, после чего кивнула: — Я готова, можете проводить меня к мужу.

— Благодарю тебя, милостивая госпожа.

Одиссей низко склонился перед ней, но ехидная ухмылка выдала его. Елена медленной кошачьей поступью приблизилась к спартанским стражам, которые преданно служили Менелаю и сражались не на жизнь, а на смерть за возвращение своей царицы, однако презирали ее, хоть и не могли отвести от нее глаз. Проходя мимо Одиссея, красавица замедлила шаг, протянула руку и коснулась кончиками пальцев его бороды: то был молящий жест. Но не у Елены. Она не упала на колени и не склонила голову. Она просто взглянула в его серо-зеленые глаза, и Одиссей залился густым румянцем.

— Ты не раздумывая отдал бы за меня жизнь, — промолвила Елена. — И не в силах скрыть этого, как и любой другой мужчина. Так что не насмехайся надо мной, Одиссей. Или я решу, что тебе следует пожалеть об этом.

Гекаба, ее женщины, греческие воины — все это видели: дочь Зевса одарила смертного своим ошеломляющим вниманием.

— Я понял, — ответил Одиссей. Голос у него почти не дрожал, но улыбка погасла. Елена едва заметно кивнула и отпустила его подбородок. Она прошла мимо царя Итаки к спартанцам, которые потянулись за ней, как юноши в религиозной процессии следуют за статуей Афродиты, которую несут к святилищу.

Гекабу так и тянуло позлорадствовать над унижением врага, но она сдержалась. В Елене таилась скрытая угроза, заставлявшая даже троянскую царицу дважды подумать, прежде чем вмешиваться.

— Царь будет рад, — заметил Одиссей, как только спартанцы отошли подальше.

— Какой он из себя, Менелай? — спросила Гекаба. — Разве он ей ровня?

Брови Одиссея дали ответ, которого не мог дать его язык.

— Ты пойдешь со мной утром, — сказал он. — Я разрешаю тебе провести остаток дня с дочерьми. Хотя другие греки, возможно, будут не так милостивы. Ты понимаешь?

— Зачем ты берешь именно меня? Скажи честно.

— Я решил, тебе захочется домой.

— Твой дом — не мой дом.

— Прежде чем направиться на запад, наши корабли поплывут на север, — ответил Одиссей.

Гекаба попыталась скрыть надежду, вспыхнувшую в глазах.

— Куда же ты направишься вначале?

— Во Фракию. Я послал гонца сообщить фракийскому царю (я слышал, его зовут Полиместором), что очень хотел бы встретиться с ним на херсонесском[22] берегу.