— Только не говори мне, что тебе нравятся мужчины, — Луна уставилась не него, — я правда не понимаю, почему я тебе не нравлюсь. Я ведь не уродина, подхожу тебе по положению, наши родители дружили, мы могли бы быть прекрасной парой, почему же ты все время мне отказываешь?
Сунан беспомощно вздохнул: откуда берутся все эти совершенно неважные для любви причины? Если бы ему нравилась простая девушка, что с того?
— Возможно.
Луна уставилась на него и вдруг отступила на шаг назад:
— Возможно? Возможно, что?
Глядя на ее испуганное выражение, он ответил:
— Возможно, мне нравятся мужчины.
Луна молчала. Для нее этот ответ прозвучал как гром среди ясного неба.
— Ну то есть все эти слухи верны? Тебе никогда и не нужна была женщина? — Луна сглатывала слюну.
Сунану не хотелось, чтобы она больше его донимала, при это нужно было сохранить свои уши. Он кивнул:
— Угу.
Луна несколько секунд простояла с вытаращенными глазами, как будто этот ответ ее потряс. Этот ответ был для нее нежелателен. Сначала она поверила: никогда рядом с ним не появлялась женщина, потому что он так заботился о собственном благе. Но он ей нравился.
— Ничего страшного, я тебя исправлю, — Луна опять повисла у него на руке, — ты мне нравишься вне зависимости от того, какая у тебя ориентация.
Сунан ничего не ответил.
— Я не буду слушать тебя, не буду, — она закрыла уши руками и замотала головой, ей не хотелось слушать его постоянные отказы. — Ты мне нравишься и нравишься уже много лет, никто другой мне уже не понравится.
Сунан ничего не ответил. Он не знал, что с ней делать.
— Завтрак готов, — сказала Салли.
— Хорошо, позови Канью и Марию.
Он сделал глубокий вдох, дождался, пока Салли уйдет подальше, и сказал, смотря на Луну:
— Можешь думать, что хочешь, но я тебе официально заявляю: ты мне не нравишься и никогда не понравишься.
Он развернулся и ушел. Луна осталась стоять, где была. Она никак не могла прийти в себя. Ее сердце было разбито.
На берегу реки.
Мария учила Канью рисовать гусей. Вчера они рисовали много растений, а сегодня перешли на животных. Девочка сказала, что хотела бы уметь летать. Поэтому Мария учила ее рисовать гусей.
— Но они совсем не красивые, — недовольно сказала Канья, она видела разноцветных попугаев, а теперь смотрела на черно-бело-серых гусей, и они казались ей уродливыми.
Мария улыбнулась и ущипнула Канью за нос:
— Малыш, а тебе нравится внутренняя красота или внешняя?
Канья моргнула.
Мария ей объяснила:
— Не обращай внимания, что они выглядят неказисто. Зато они самые верные птицы, гуси не живут в одиночестве, и в их стаях редко можно увидеть нечетное количество птиц, потому что, когда один умирает, второй может совершить самоубийство или умереть от тоски.
Канья посмотрела на нее, потом на лист бумаги и сказала:
— Ну тогда они мне нравятся.
Мария улыбалась от того, какая она милая. Канья тоже улыбалась. Сунан стоял неподалеку и смотрел на них.
— Папа! — увидев его, Канья отложила кисточку и помчалась к нему, — папа!
Сунан погладил ее по голове:
— Вымой руки и будем завтракать.
Канья надумала щеки:
— Мне не нравится тетя Луна.
Сунан присел, чтобы посмотреть на дочь:
— Она плохо к тебе относится? Почему она тебе не нравится?
— Она все время к тебе клеится, а тебе она не нравится, все время к нам приходит, — жаловалась Канья.
— Оставь взрослые вопросы взрослым, а сама занимайся тем, что положено ребенку.
Сунан обнял ее. Канья наклонила голову и посмотрела на него:
— Я ребенок.
— Когда маленькие дети занимаются делами взрослых, выглядит совсем не симпатично, — Сунан ущипнул ее за щеку, — поняла?
— Поняла.
Мария шла за ними, наблюдая: они действительно вели себя как настоящие отец и дочь.
— Она опять будет с нами завтракать? — моргнула Канья.
Это было уже не в первый раз. Луна часто приходила, и Канья поняла набор ее трюков. Сунан угукнул, но, когда они вошли в гостиную, там никого не было. Подошла Салли:
— Мисс Луна ушла и попросила передать, то придет завтра.
От ее ухода Сунан сразу почувствовал облегчение. Он обнял Канью и пошел с ней мыть руки.
— Сегодня поедем отдыхать, — Сунан открыл кран и стал мыть ей руки.
Канья не испытывала большого энтузиазма и просто ответила: «Хорошо». Никто не знает, что может произойти, и все планы отменятся. Особых надежд она не питала.
— Ты не рада? — Сунан принес ее в гостиную и посадил на стул.
— Она боится, что ты не сдержишь слово, — подошла Мария.
Сунан ничего не мог с этим поделать: он был очень загружен по работе и сам себе не принадлежал, он не сдерживал перед дочерью слово не специально.
Белгород.
Георгий встретился с Панковым при посредничестве Уткина. Он сидел в кресле-каталке, а Тихон стоял у него за спиной.
— Как ты мог ее упустить? — Уткин стоял перед Панковым, загораживая лампу, его тень падала на Панкова. Последний сидел в кресле в наручниках.
— В тот раз ты приказал мне забрать документы… Я увидел, что она была на занятиях, тогда она меня соблазнила, потому сказала, что беременна и что ей нужна свобода. Я не думал, что она может убежать, и я правда не знаю, где она, я говорю правду, пожалуйста, поверьте мне.
Теперь Панков понял, что совершил ошибку, и боялся. В тот день, когда он получил документы, он пытался замолвить перед Уткиным словечко за родственника, но получил отказ. Он разозлился, а Уткин отдельно попросил его следить за Людмилой, и ему хотелось отомстить. Людмила была красива, к тому же у нее были свои приемы, так что он ошибся и оступился.
— Эта женщина испортила мне будущее, я не буду ее покрывать, пожалуйста, поверьте мне. — Панков дрожал всем телом: — Меня она тоже обманула.