Цветок на скале

Глава 30

Самир стал частым гостем в посольском дворце. Каждый раз появлялся неожиданно, непостижимым образом обходя все линии защиты. Мар как-то предложил ему разрешение на доступ во дворец, так оскорбились оба: и принц, и лорд Алат. У них, похоже, шло состязание: один постоянно совершенствовал систему охраны посольства, другой старался её обойти. Пока побеждал самирец. У посла были свои догадки по поводу удивительных способностей самирского принца, которыми он не стал ни с кем делиться.

Первый раз Самир появился в его комнате на следующую ночь, после ранения. Мар уже сносно себя чувствовал, спал, но чувство опасности разбудило его. Поднял голову и столкнулся с желтыми светящимися глазами:

— В благодарность за спасенную жизнь, я обещаю никогда не посягать на твою, — торжественно произнес самирец.

Посол хмыкнул:

— Получить такое обещание от будущего царя Самира дорогого стоит!

Принц гибко отпрянул от него, вальяжно уселся в кресло, что стояло неподалёку от кровати и только потом прохладно заметил:

— Отец ещё не определился с наследником. Да и решать, вероятно, будет не он. Победит тот, кто сильнее.

— Но ведь тебя зовут Самир? А у царя всегда такое имя. И мать твоя была любима царем, — за прошедший день, посол успел навести справки о том, кого спас.

— Это так. Но не всегда очевидное является истинным, — тонко улыбнулся принц. — Иногда это всего-лишь самая очевидная жертва. Многих моих братьев зовут Самир вторым именем. Если кто-то из них воцарится, то первое имя просто вымарают.

Улыбка принца стала шире:

— У меня шансов меньше, чем у кого бы то ни было. Царь ненавидит меня.

Мар всмотрелся в, казалось бы, равнодушное смуглое лицо, увидел ту же боль, что жила в его сердце, и не смог остаться безучастным:

— Мой отец тоже ненавидел меня. Винил в смерти матери. Но и любил тоже. Вот так странно! — и продолжил осторожно. — Так расследования не будет?

— Нет. У нас не занимаются подобными вещами. Если тебя смогли убить — значит ты был слаб и недостоин жить.

Самир оказался незаменим для дормерцев, как окно во внутренний мир своей страны, психологию её жителей. И не только. Как оказалось, принцы могли служить на благо Самира.

— Я выбрал Тайную Канцелярию потому, что тот, кто знает тайны других — правит миром, — смеялся Самир. — Я оказался один такой. Слишком грязным и приземленным остальным показалось это занятие. Некоторые выбрали Казначейство, кто-то армию. Другие плетут интриги во дворце или просто прожигают жизнь, пока она у них есть.

В Самире, и правда, были дикие для других народов обычаи. Царь имел гарем и большое количество сыновей — это считалось признаком силы. Когда он умирал и по его воле, а чаще благодаря интригам, новый царь всходил на трон, он отдавал приказ об убийстве своих братьев. Мог оставить в живых одного или нескольких по своему выбору, если у него самого не было наследника или, если считал их полезными для себя. Потому, почти с детства, принцы сбивались в коалиции и интриговали друг против друга.

О своих перспективах Самир молчал, но в завуалированной форме дал несколько очень дельных советов, по поводу переговоров с царем. Во время одного из таких разговоров, посол в лоб спросил его, не считает ли он свои действия предательством. Принц весело расхохотался, как-то снисходительно глядя на него:

— Ваше благородство, Командующий, действительно не преувеличивали. Заботиться об интересах врага и его чести! Не тревожьтесь, мир с сильным соседом пойдет только на пользу Самиру. Мы не так сильны, как кажется.

Он задумался на время, скользя взглядом по беседке, увитой розами, где они сидели, а после продолжил:

— Внутренние распри раздирают нас. Народ ненавидит знатных. Да, у нас сильная армия, но она не устоит, если сюда придет война потому, что сражаться, чтобы победить, должен каждый.

— За эту информацию вам хорошо заплатила бы разведка любой из стран, что я знаю.

Принц опять смеётся:

— Вы никому не расскажете. А если бы и так, то для многих это не секрет. Кому нужен Самир — этот клубок змей на краю пустыни! Нас легко завоевать, но невозможно контролировать. К тому же, у нас нет несметных богатств того же Гарнара.

Так зажигательно они и общались. Самирец приоткрывал тайны своей страны, но ровно настолько, чтобы они могли понять его мысли и проникнуться нуждами жителей. Никогда не намекал, что был бы рад помощи Дормера в борьбе за трон. Он, казалось, думал о будущем ещё меньше, чем они сами.

Они, и правда, не думали о будущем. Ни у кого из них, кроме, быть может, Лавиля, его не было. Их прошлое и настоящее предопределили это. Они понимали и смирялись. Хотя, это не значило, что каждый из них не будет бороться до конца. И, кто знает, быть может, в итоге победит. Кто знает! Сдаваться без боя, не в их привычках.

Иногда приятели вставали в спарринг друг с другом. Форму надо было поддерживать, да и интересно было прощупать один одного. За Посольским дворцом раскинулся обширный сад. Его накрыли непроницаемым магическим куполом, поэтому делать там можно было что угодно, не опасаясь слежки самирских служб.

Лавиль от тренировок чаще всего отказывался, упирая на то, что жизнь ему ещё дорога. Он довольно прилично мог защитить себя, но была в его словах и большая доля истины: остальные трое из их компании были смертельно опасны, причём каждый в своём роде. Магией в спаррингах не пользовались. Это и понятно: в запале могли разнести пол столицы. Но и обычная демонстрация каждым из них воинских искусств впечатляла.

Мар в бою вёл себя так же, как командовал армией: предельно собранно, просчитывая каждое движение и его эффект. Машина для убийства, но чётко контролирующая себя. Лорд Алат был сама ледяная ярость: невообразимо быстр, смертоносен. Иногда он забывался и бросался на соперника всерьёз, словно боролся за свою жизнь. Принц двигался словно гуттаперчевый: его гибкость и скорость были непостижимы. Он делал такие странные связки, выходил из них и наносил удары под такими немыслимыми углами, что сражаться с ним было невообразимо сложно. Вся логика западного человека вставала в тупик.

Хоть Мар и был немногим старше, но иногда чувствовал себя с ними умудренным жизнью папашей. Случалось это, когда ему приходилось растаскивать зарвавшихся щенков, чтобы они не поубивали друг друга. Проблемы у парней были не меньшие, чем у него самого. Это и понятно: детство каждого было, судя по всему, филиалом преисподней, и игры в которые они играли сейчас, пытаясь выгрызать себе место в жизни, не способствовали здоровой ментальности.

Регулярно устраивали попойки, куда же без них! Инициатором всегда был лорд Алат. В нём постоянно, день за днём, копилось и нарастало напряжение, словно сжималась пружина, и нужно было нечто, чтобы расслабить её. Тренировки на грани измождения помогали, но не совсем. Проходило время и он становился всё более раздражительным, вспыльчивым. Личина веселого раздолбая начинала сползать, обнажая что-то и вовсе жуткое. Тогда он и устраивал эти с позволения сказать "пирушки". Остальные трое с энтузиазмом поддерживали его. У них были свои поводы…

Начиналось всё невинно: вином за ужином, а потом под весёлые разговоры и байки, в которых ещё поди пойми, где правда, переходили к более крепким напиткам. Напивались они, что характерно, примерно одинаково: целенаправленно вливали в себя самые ядрёный напитки и в самых диких сочетаниях. Явно не для удовольствия, а чтобы забыться. В основном, молчали. Словно уже то, что они не одни сейчас, утешало их.

Смеялись, конечно, тоже. Над собой и над другими. Иногда подтрунивали над Маром из-за нежелания того заводить интрижки.

— Если бы не приключение на охоте, тебя, мой лорд, уже записали бы в любители мальчиков, — блестел насмешливо глазами Самир. — Но и сейчас все в недоумении и всё больше склоняются к этому мнению. Скоро тебе начнут дарить юных привлекательных рабов. Вот увидишь!

— Женщины — зло, — авторитетно заявил уже хорошо набравшийся Алат. — Они все одинаковы. А самирки ещё хуже: прикрывают свою лживость и корыстность раболепием. Конечно, когда ты рабыня, иначе не выжить. Двуличные змеи! — сфокусировал взгляд на принце. — Прости, Самир! Твоя мать ведь тоже была самиркой.

— Она не была самиркой и не была двуличной. В её жизни всё решала только она сама, — вперил свои сумрачные глаза куда-то в пространство принц. — Для меня честь, что именно она была моей матерью.

Серьезность и трагичность его тона сбила радостное настроение и все постепенно потянулись спать. Самирцу уже давно выделили комнату во дворце, где он иногда оставался ночевать.

Лавиль задержался, сел прямее в кресле и уставился на посла своими немного осоловелыми глазами. Понятно, хочет сказать что-то и без этого не уйдёт.

— Ну?

— Тебе и правда стоит завести любовницу, Мар, — выдал лекарь. — Твоё исцеление так пойдёт быстрее.

Оба хорошо понимали, о чём идёт речь. Говорить откровеннее и называть имя той, о ком шла речь, не было нужды.

— А если я не хочу исцеления? — звучит в ответ равнодушное.

— Это необходимо.

— Кому?

— Тебе самому.

Дамиан явно волновался. Язык заплетался и он говорил немного невнятно, быстро, словно хотел успеть сказать всё, что надумал за прошедшие месяцы:

— Я много думал и абсолютно уверен теперь, что вы с ней были совместимы. Ты должен разорвать эту связь, чтобы полноценно жить дальше.

Мар устал гонять в голове мысли о том, что могло бы быть, если бы он вёл себя иначе, если бы обстоятельства были другими. Сплошные "если бы". Ни к чему хорошему эти мысли не вели, и сейчас просто хотелось, чтобы Дам замолчал. Потому он и заговорил умиротворяюще, чтобы прекратить пьяные откровения Дамиана:

— Не тревожься, друг мой. Пусть всё идёт своим чередом. И моё выздоровление тоже. Тем более, что она ушла навсегда.

Лекарь как раз пил, в тот момент, и потому неэстетично фыркнул:

— Ты сам веришь в это? Такая как она не просидит всю жизнь в глуши. Да даже если бы и так. Она и там будет заметна! Мы ещё услышим о ней, попомни моё слово!

Голос лекаря стал почти мечтательным. Он смотрел прямо перед собой и внутренним взором опять видел её:

— Если бы мы жили несколько сот лет назад, когда окончательное смешение рас ещё не произошло, я сказал бы, что мы встретили высшую сидхе древней крови. Даже худая, замученная, больная она действовала на всех так, что, казалось, посмотрит на тебя и ты поползешь следом как пёс. Не всегда, но иногда что-то такое зажигалось в ней… И эта безумная храбрость, словно жизнь — игра, и нужно просто отыграть свою роль, как можно лучше.

— Да ты поэт! — улыбнулся насмешливо Мар, стараясь оборвать наконец эти излияния.

Но лекарь сказал ещё не всё. Лицо его внезапно ожесточилось, застыло. Странно было видеть таким Дамиана. Он был мягок и ласков практически всегда и со всеми, поэтому Мар прислушался к его бормотанию внимательнее.

— Она точно безумна, я утверждаю как лекарь, — выдал Лавиль.

Испытующе поглядел на друга, насколько у него вышло в таком состоянии и признался:

— Я ведь не выдержал тогда, поехал посмотреть, как они уезжают… Ты почти сошел с ума от горя, а она была спокойна. Как можно быть спокойным, когда рвётся связь?! Все исследователи сходятся в одном — это невозможно. Разрыв приводит к дестабилизации магии, страданиям, часто, к смерти. Ты вписываешься, она — нет!

Чтобы прогнать из головы картинку отъезда Нейры Ривз из Лиметты, Мару пришлось залпом выпить стакан крепчайшейшего самирского самогона. В голове зашумело. Тогда он смог сказать нейтрально:

— Может быть, ты просто ошибся, мой учёный друг?

Лавиля понесло. Он, как гончая взявшая след, рвался вперёд:

— Вот именно, что учёный! Я собрал факты и проанализировал. Всё сходится, кроме её реакций!

Злость, похоть, восхищение — всё, что он прятал так долго, и от себя в том числе, прорвалось наконец. Он взъерошил волосы отчаянным резким движением и почти выкрикнул:

— Понимаю, почему наши предки истребляли высших фейри без пощады, даже детей! Эти твари безумны и непредсказуемы, а, значит, опасны! Они отравляют всё вокруг себя!

Он его просто достал! Сидит тут и с умным видом рассуждает, кто достоин жить, а кто нет. Попробуй посмотреть на себя и свои мотивы! Как тебе понравится?

Мар заговорил вкрадчиво, но холодок страха продрал Дамиана:

— А ты не думаешь, что они убивали их просто из мести, когда видели кого-то настолько свободного и понимали насколько несвободны сами? Мечтали быть такими, но не могли. А ещё потому, что хотели получить от них то, что те не хотели и не могли им дать! — и с презрением. — Я не понимаю, ты ненавидишь Нейру Ривз или любишь её?

Лавиль растерял свой запал и выглядел теперь просто жалко. Раскачивался в кресле, вцепившись руками в волосы и дрожал крупной дрожью:

— Не знаю… Но я ненавижу себя за то, что всё это есть во мне! И мысли о ней вытягивают эту грязь наружу!

Что ж, он и сам недалеко ушёл от Лавиля в своей безумной тяге к этой женщине. Тот только треплет языком. А сам он поступал гораздо хуже. Да и сейчас… Правда в том, что если бы северяне не смогли уйти за Перешеек вовремя, то Нейра Ривз была бы сейчас в его власти и, вероятнее всего, в его постели. Все его мечты и желания приручить её, добиться доверия, разбились бы о жесточайшую потребность быть с ней рядом. Вряд ли он остановился бы перед чем-нибудь, чтобы получить своё.

Он даже радовался, в глубине души, что Гарнар закрыт и до неё никак не добраться. Там она в безопасности, от него так точно. Больно сознавать, но он оказался похож на своего отца больше, чем мог бы предположить когда-нибудь. Поэтому не ему осуждать кого-то. Пора закончить этот вечер воспоминаний. Спать. Завтра новый день. Пусть полный опасностей и трудностей, но без этих разрушающих душу чувств и мыслей. Не печалься, Лавиль, ты не самое страшное чудовище в этой комнате! Мар улыбнулся другу и сказал примирительно:

— Если ты понимаешь всё это, значит, не безнадёжен, друг мой.

Встал, ободряюще похлопал его плечу и поволокся в свою башню. Там сидел и пялился в окно, пока рассвет не окрасил красные горы нежным румянцем.

— Было ли тебе больно оставить меня? Пусть не так как мне, но хоть чуть-чуть было? Было ли хоть что-то правдой? Сможешь ли ты простить меня?

Вопросы эти рефреном прокручивались в голове и не было на них ответа. Будет ли когда-нибудь этот ответ, или он обречён носить призрак в душе всю жизнь? И на это он был согласен. На всё согласен, только бы не отпустить и не забыть.

Они уезжали. Самир тайно пришёл проститься. Церемонно раскланялся со всеми, потом стоически выдержал объятия Лавиля и Алата. Встал перед Маром, поклонился:

— Да хранят тебя боги, друг мой! Надеюсь, ты уже не думаешь, что твой брат как-то накажет тебя по возвращении? — спросил неожиданно.

Дождался отрицательного движения головы посла и продолжил:

— Значит, ты выздоравливаешь. Пески забвения, такое, мне кажется, есть у вас выражение? — тонко улыбнулся. — Слава богам, что боль твоя утихает!

Обнял его сам и шепнул на ухо:

— Помни, что я друг тебе навсегда.

Мар задержал его, когда он отстранялся от него, и ответил, глядя ему в лицо. И так же тихо:

— И тебя пусть хранят боги, Сын пустыни! — глаза принца блеснули. — Для меня честь быть твоим другом.