Цветок на скале

Глава 43

— Нам нужно поговорить! — требовательно рычит на ухо королю Мар. Он подошёл "поздравить" его после представления стихийников и теперь, сжимая в "братских объятиях", вымещал свою злость и требовал объяснений.

— Конечно, Большой брат. В Малом Кабинете, после всего, — ослепительно улыбается король, с лёгкостью отстраняя его. Что-что, а слабаком Величество не был.

С трудом выдержав положенное время, и отцепив от себя Дарбора, пообещав ему встретиться днём, Мар, наконец, оказался в своём крыле дворца. В голове шумело. Он содрал с себя тряпки и пошёл в душ. Открыл холодную воду и стоял под ледяными струями, пока не замёрз. В голове посветлело, но ему всё ещё казалось, что он спит и всё это — причудливый сон или, быть может, кошмар? Брат, не спросив, сунул ему в руки корону. И пусть он единолично управлял Западными провинциями уже пять лет, но статус имеет значение. Его, в итоге, настигает то, чего он боялся всю жизнь. И как, интересно, этот страх характеризует его самого? Как труса?

Он быстро обтёрся, надел повседневную одежду и построил портал в Малый Кабинет короля. Там ярко горели магические светильники. Был накрыт стол и посреди стола стояла очередная бутылка фрилла. Брат, в том же пафосном белоснежном наряде, сидел в кресле, закинув ноги на банкетку. При виде него хитро и, кажется, мстительно улыбнулся:

— Что, охлаждал голову? Ты так радовался всегда, что это не твоё бремя. А вот, придётся привыкать!

— Зачем ты это сделал?

Эльдар встал, дотянулся до фрилла и разлил напиток в бокалы. Отсалютовал брату и отпил:

— Потому, что это твоя судьба. Ты был рождён для этого. Сам посмотри, — чуть качнул головой на край стола. Мар взял бумагу, лежавшую там. Это был указ короля о признании его законным сыном и наречении наследником престола, подписанный и заверенный рукой отца. И это явно не была фальшивка.

Первым чувством, что он испытал, прочитав документ, была иррациональная радость. Пусть ты взрослый мужчина, но было таким облегчением узнать, что твоё рождение не было ошибкой, что ты был любим отцом, пусть и такой странной, больной любовью. Словно тугой узел, к которому привык уже и не ощущаешь его, развязался у него в груди. Даже дышать стало легче.

Эльдар, казалось, видел все движения его души. А, может быть, так и есть. Его способности были до конца неизвестны никому. Любой сильный маг имел такого рода тайны. Он тоже. Какая разница? Брат с ласковой, одобрительной улыбкой наблюдал за ним, потягивая вино.

— Как мамаша, что смотрит, как её малыш учится ходить, — подумал Мар.

— Ты и вправду учишься ходить, Большой брат. Учишься быть тем, кем должен.

— Ты читаешь мысли, несмотря на щиты? — брякнул Мар.

— Только вблизи, и не всегда. Ты так взволнован, что и читать не надо, достаточно взглянуть на твое лицо.

Они посидели так некоторое время. Молча, думая каждый о своём.

— Это мой дед виноват, — внезапно сказал Эльдар. — Это он уговорил советников короля скрыть бумагу, пользуясь тем, что после смерти твоей матери король стремительно терял связь с реальностью. Он пообещал им другого наследника: не такого сильного, а, значит, более предсказуемого и управляемого. А нет, всегда можно отыграть назад и наказать какого-нибудь помощника, который-де скрыл важнейшие документы.

— Как ты раскопал это? Они же должны были уничтожить бумаги после твоего рождения!

— Сегодня я назвал не всех потомков заговорщиков, — хмыкнул король. — Ты видел, как они тряслись от ужаса? И поделом. Твои дворфы и прочие ручные зверюшки пустят их по миру. Уверен, что следующий Перелом Года они будут встречать где-нибудь в долговой яме, сыновья — в услужении, а дочери — в борделе. Но одна семья останется при своём. За ними, конечно, будут присматривать, но всё же. У них хватило ума сберечь это, — опять кивок.

Король выпил целый бокал фрилла и продолжил:

— Дед даже перед смертью не признался. Ему, видно, льстило, что его кровь будет владеть Дормером. Остальное не имело значения. Я не знал, но со временем меня насторожило поведение этих лордов. Они так тряслись и пугались друг друга, будто бы старая история не завершена. А значит, было ещё что-то. Понадобилось время, чтобы раскопать всё. Хочешь знать, как всё случилось?.. — Эльдар помедлил немного, и не дождавшись от брата реакции, продолжил. — Он был Хранителем тайн и знал, что сможет получить ребенка от короля, если принесет достаточно большую жертву. Знал и то, что потеря пары и предательство её доконают короля очень быстро. Ты же помнишь его. Разве мог такой ублюдок не воспользоваться тем, что само шло ему в руки? Целое королевство! Что стоили по сравнению с этим жизни нашего отца, матерей, твоя и моя?

— То есть ты тоже считаешь, что мои родители были парой?

Надо увести брата от мыслей о дедушке-ублюдке и от мыслей о том, что он, по сути, занял трон не по праву. Тем более, что он, что бы он там себе не думал, может править. А сам Мар — только управлять.

Король опять кривит губы: то-ли от невыносимой горечи фрилла, то-ли так горчат мысли брата:

— Ты, как обычно, недооцениваешь себя. Оно и понятно, привык быть в тени. Но ты научишься, Большой брат, этому не трудно научиться. У тебя есть многое другое, что сделает тебя прекрасным королём с каким-нибудь вдохновляющим прозвищем, — хохотнул Эльдар. — Смотри, ты ещё не король, но твои люди уже преданы тебе. У меня есть целая армия управленцев, соглядатаев, Тайная Канцелярия, а у тебя есть преданность. Конечно, в эти ряды могут затесаться предатели, но я спокоен за тебя. Дарбор, Васкин и другие, кто намного хитрее и беспринципнее тебя, не дадут случиться измене. Они вырвут глотку любому, кто пожелает посягнуть на тебя.

В словах брата звучала настоящая боль. Поэтому Мар и заговорил с ним как в детстве, когда приходилось говорить о тяжёлых, страшных вещах — предельно откровенно потому, что от этого зависит сама жизнь:

— Ты тоже научишься, Дири. Даже не так. Этому, наверное, нельзя научиться. Но ты будешь взрослеть, меняться и рядом появятся верные и любящие. У тебя уже есть Алат, Лавиль…

— Твои друзья! — перебил король. — Ладно! Не стоит меня жалеть. Я — тот ещё мерзавец и, наверное, не стою того. А по поводу твоих родителей, да. Я уверен, что они были истинной парой. Кстати, в этом уверен не только я, а и Марвин тоже. Он-то и вбивал мне эту мысль в голову с самого детства.

Видя изумление брата, покивал головой:

— Да-да, — и предвидя вопрос, ответил на него сразу. — Тебе он не говорил ничего, чтобы не бередить раны. А я должен был править и принимать решения. Он всегда хотел, чтобы я вернул в качестве законов старые принципы магии. И принцип: "пара — превыше всего", первым. Считал, что мы и вырождаемся потому, что искажаем и извращаем суть магии и свой путь под небесами.

Эльдар прервался и уставился на брата, ожидая, что тот задаст вопросы. Но их не было. Мар достаточно наслушался проповедей Лавиля и много размышлял о своей собственной истории с Нейрой Ривз, чтобы понимать о парности многое. А это было похоже на правду: дикая, неконтролируемая тяга отца к матери, его безумие и смерть после того, как она ушла.

— Значит, у неё был шанс выжить в родах?

— Безусловно, — отрезал Эльдар. — Если бы он принял её как пару, у неё был бы реальный шанс. А если и не так, наш отец был всё-таки очень сильный маг, то он сам бы не сошел с ума и не умер, даже если бы потерял её. Я говорю это тебе, как лекарь. Его доконало многократное предательство своей души.

— Значит мы зря всё детство боялись сойти с ума?

Этот страх действительно преследовал каждого из братьев, они однажды признались друг другу.

— Зря. Он был нормальным. Только слабовольным и доверял не тем. Наука нам с тобой. Спроси завтра у Марвина, он расскажет тебе. Он хорошо знал твою маму.

— Созрел, значит!

Так отреагировал Марвин, когда Мар заявился в его кабинет и попросил рассказать о матери. Он встал и потащился в свою "сокровищницу" — хранилище архимага. Защищена она была лучше, чем королевская сокровищница и попасть туда мог только сам Марвин. Разведка любой страны, отдала бы что угодно, чтобы попасть туда. Алат, впрочем, мечтал о том же. Не судьба. Архимаг хорошо хранил свои и чужие тайны, потому собственно, и дожил до таких преклонных лет на такой неоднозначной должности.

Вернувшись, он поставил на стол шкатулку и тут же открыл её:

— Я и так знаю, что там лежит, мой мальчик. Она собирала её при мне. Там есть письмо для тебя. В него я, конечно, свой нос не сунул. Но я кое-что добавил туда. Вот. Элвин забрал из академии для тебя. Это она. Ты же раньше не видел её портрет?

Конечно, не видел. Отец, после смерти фаворитки, собственноручно уничтожил все её портреты. Мар впился взглядом в простенький портрет.

— Рыжая! — ахнул он.

В его представлении мать всегда была фигурой трагической. Он представлял её себе прекрасной бледной девой. А перед ним была полная жизни совсем юная девчушка, с лукавым взглядом и открытой улыбкой. Явно оптимистка и хохотушка.

— Не рыжая! — оскорбился старый маг. У неё были удивительные, солнечные волосы. Умница, отличница. Добрая и полная жизни, — Марвин, не осознавая, гладил портрет старыми узловатыми пальцами. — Они встретились в академии. Король влюбился в неё с первого взгляда. У него не было шанса не влюбиться…

— У неё тоже не было шанса, — вырвалось у Мара резче, чем хотелось.

— Да, ты прав, — вздохнул Марвин. — Он, в итоге, не оставил ей шанса. Когда убил её любовь.

— Она что, любила это чудовище?

— Не называй его так! — строго, как в детстве оборвал его маг. — Ты не знаешь всего. Конечно, она любила его. Как можно не любить отражение своей души? Ты наслушался тех бредней, где она предстаёт эдакой жертвой насилия, а твой отец — монстром. На самом деле, всё было не так.

— А как? — агрессивно спросил Мар. Как ещё можно трактовать факты?

— Они оба были виноваты. Он, конечно, больше. Он слишком доверял своим советникам и не доверял себе. Она не была уверена в себе. Не могла поверить, что судьба безродной девушки из глухого угла — быть королевой. Этим и воспользовались советники, задурили ей голову, внушили, что она недостойна. А ведь она могла настоять! Он ни в чём не смог бы ей отказать. Достаточно было попросить. Она не попросила. А он предавал свою любовь раз за разом. И она тоже. Да, не хмурься! Когда он в первый раз убил их ребенка, она не понимала, что происходит. Но когда забеременела во второй раз, уже знала, что будет, и ничего не сделала! И только после того, как увидела, что он превращается в чудовище: безумное, ревнивое, поняла, что для них всё кончено.

Архимаг помолчал, переплёл пальцы и глядя в окно, не на Мара, продолжил:

— Она тоже залезла в Архив Тайн и прочитала всё, что там было об истинных парах. После того, как он убил их детей, для короля не было надежды. И она боролась, хотя бы, за тебя. Изо всех сил. И очень хотела тебя. Она не была жертвой, Мар, — перевел взгляд. — Она была сильной и боролась до конца. Поэтому не печалься о ней через чур и отпусти её… Ты ведь похож на неё: тоже не уверен в том, что достоин самого лучшего и готов оставаться в тени. Ты не ценишь себя, Мар, так как должно, — и пока он не прервал его добавил, — а ещё, у тебя её глаза и улыбка.

Теперь архимаг неуловимо быстрым движением подался к нему, схватил за руку. Впился в лицо острым, совсем не старческим взглядом:

— Только прошу, не совершай их ошибок! Помни прошлое и никогда не поступай так! Эльдар уже связал себя с чужой, жестокой женщиной. И сам ожесточается в ответ. В нём пробуждается всё самое худшее, что только есть в его душе. Позволят ли ему боги встретить свою пару, когда он такой? И что он сделает со своей парой, если всё же встретит её? А ты, не упусти, не предай, не обмани, даже в малом. Ибо расплата, поверь мне, будет чудовищной!

На банкет по случаю первого дня нового года были приглашены немногие. А после него остались и вовсе избранные. Королева отправилась к себе.

Атмосфера сразу оживилась, пафоса поубавилось. Дарбор пожелал приподнести королю подарок. Под любопытными взглядами собравшихся, четыре гнома с величайшими предосторожностями внесли в зал два ящика фрилла.

Гном, как актер на сцене, представил подарок и разразился тирадой торжественной и ехидной одновременно:

— Я слышал, Ваше Величество, что вы скупили весь фрилл, какой только был в Дормере. И сделали это по таким грабительским ценам, что того и глядишь, разоритесь. Поэтому вот!

Король расхохотался и приказал откупорить несколько бутылок.

— Нет! — прервал его гном. — Это только для вас. Для праздника есть третий ящик!

И правда, гномы втащили третий ящик. Стали споро вытаскивать бутылки и открывать их.

— Это, как я понимаю, благодарность за то, что я дал вам независимость? — не менее ехидно улыбается король.

— Нет, Ваше Величество, — очень серьезно отвечает гном. — Это проявление дружеских чувств. А за то, что вы дали нашим народам надежду, вы достойны только верности. И от нас она перейдет к нашим детям.

Гном с достоинством опустился на колено, приложив руку в сердцу. И с ним к клятве присоединились все лорды Запада. Это было торжественно и искренне, без намека на подхалимство. Эльдар вдруг растерялся, но привычно быстро взял себя в руки. Ответил:

— Спасибо, друзья мои! Надеюсь, что однажды наступит день, когда мы действительно сможем назвать друг друга друзьями, — голос короля чуть дрогнул.

После, веселье понеслось неудержимо. Пили фрилл и сравнивали свои ощущения от дивного напитка. Ощущение и правда были дивными: кто-то смеялся, кто-то плакал. К концу вечера восточные и западные лорды сидели в обнимку, пели вместе баллады о любви, а некоторые и братались.

— Признайся, старый плут, ты устроил это специально? — подмигивает король Дарбору.

— Что ты, Величество! Случайность, не более того! Кто же знал, что эльфийское пойло сделает их всех такими дружелюбными?

Перед отъездом в Лиметту Мар зашёл к брату попрощаться. Протянул ему лист бумаги:

— Это копия письма моей матери, что она написала мне… перед моим рождением. Сказать "перед смертью" было тяжело до сих пор.

Эльдар отдёрнул руку:

— Ты что, с ума сошел? Делишься со мной друзьями! А теперь это!

— Подожди, не вспыхивай! Выслушай меня, — схватил Мар его за руку. — Ты знал своего деда. Ответь мне. Он сказал бы ей?

Понятно было, о чём он. Эльдар замер, покачал головой и медленно ответил:

— Нет, не сказал бы.

— Твоя мать была совсем юной и не училась, в отличие от моей. Она просто не знала! Не понимала, что умирает. Если бы она знала, то написала бы тебе. Возьми! Там нет ничего личного. Только слова любви матери к ребенку. Только утешение и ободрение. Всё письмо о том, что дитя любимо и желанно даже если его рождение несёт для матери риск или смерть.

Чуть дрожащей рукой король взял листок.

— Спасибо, брат.