Крики снаружи встревожили Диджле. В последнее время он был очень слаб, и только мысль о том, что он единственный защитник Софии, не давала ему соскользнуть в воды безумия. С ножом он теперь не расставался, и тюремщики просовывали скудные еду и питье через зарешеченное окошко в двери, опасаясь его ярости. София преданно ухаживала за ним, будто сестра или мать – перевязывала раны, рассказывала ему занимательные истории, иногда даже кормила, когда Диджле казалось, что он не может даже поднять руки. Она очень исхудала, но все еще не упускала возможности прихорошиться и улыбалась, как будто они сидели не взаперти по прихоти мерзавца, а добровольно решили испытать себя на прочность.
- Что это? – София была напугана и заинтересована. Она зажгла последнюю свечу, которую старалась беречь как можно дольше, и Диджле увидел на лице девушки тревогу.
- Не бойся ничего, - он дотронулся до ножа за поясом. – Живым я не дамся. И они не войдут.
- Может быть, нас пришли спасти? – в ее осипшем от сырости голосе звучала не надежда, но лишь тень ее. Диджле и сам уже не верил в то, что их кто-нибудь найдет в этой пещере. Он покачал головой, но София не заметила этого – она схватила оловянную плошку и принялась возить и бить ею по решетке; кричать у девушки, видно, не было сил, да и не могла бы она перекричать тот шум. Диджле подполз к ней и громко шикнул, чтобы она прекратила. Девица взглянула на него, как на мучителя, но все же опустила руки и прижала плошку к груди. Они замерли, прислушиваясь к звукам внешнего мира, пока не услышали шаги. Диджле вытащил из-за пояса нож, уже зазубренный от попыток расковырять дверь и стену, и приобнял девицу одной рукой, жестом приказывая ей отойти.
- Есть здесь кто-нибудь? – послышался смутно знакомый голос, и дверь еле дрогнула под сильным ударом ноги. – Если есть, то подай голос. Я ищу османа, но выпущу всех пленников.
София ахнула, но тут же послушно зажала себе рот ладонью по знаку Диджле. «Это ловушка, - вялая мысль родилась в его сердце, чтобы тут же исчезнуть, - они опять искушают меня».
- Я слышу чье-то дыхание, - предупредил их незнакомец. – Или тебе отрезали язык, бедолага?
В замке заскрежетал ключ, потом еще один, и, наконец, дверь отворилась. Из последних сил Диджле прыгнул, пытаясь поразить незнакомца…
…и Лисица оторопел, когда ему под ноги вывалился нерадивый осман: оборванный, грязный и отощавший, как бродячий кот. С трудом можно было узнать в этом грязном комке темных жестких волос и посеревшей одежды того, кого ему уже однажды пришлось спасти. Диджле перевернулся на спину, выставив перед собой нож, и в глазах у него стояла такая ненависть, что Лисица отступил на шаг. Девка соврала, и это к лучшему.
- Эй, Усман! Это я, не признал? – спокойно произнес он и опустился на колени рядом.
- Все ложь! – неожиданно просипел тот по-немецки. Диджле близоруко щурился в полумраке пещеры и то и дело косился в ту сторону, где бесплодно рыдала и сыпала проклятья горбунья. – Ты – греза. Сон.
- Я пришел увести тебя, - терпеливо повторил Лисица и приподнял его за плечи. – Но нам нужно торопиться.
- Шел слишком долго, - Диджле опустил нож и дотронулся рукой до лица своего спасителя. Он ощупал его, как будто не доверял своим глазам, и, наконец, зажмурился. По грязным, заросшим щекам протянулись две светлые дорожки. – Я не ждал тебя. Думал, забыл. Трудно здесь было. Искусание.
- Вольфхарт хочет сказать: искушение, - в проеме появилась худенькая перепачканная в грязи девушка; двумя пальцами она, точно герцогиня, придерживала подол когда-то нарядного и длинного платья, и присела перед Лисицей в реверансе. – Кто вы такой, спаситель? Тоже разбойник?
Лисица взглянул на нее снизу вверх, и из головы напрочь вылетело, что он хотел сказать.
- Не время для разговоров, красавица, - грубовато ответил он. – Надо уходить отсюда. Пока не хочется встречаться вновь со здешними господами.
- А я бы встретилась, - мечтательно произнесла девушка, переступив босыми ногами. – И каждого бы повесила!
Про себя Лисица вздохнул. На сегодня ему было достаточно кровожадных девиц, пусть даже и красивых – после укуса рука еще болела. Он помог Диджле встать, и тот крепко обнял его.
- Не зря ты брат мне, - Диджле качало, как камыш на ветру. – Выйдем – лягу на колени под тобой.
- Там видно будет, - Лисица с трудом разжал ему пальцы и забрал нож. Удивительно, как тот не сломался; скован он был паршиво. Девица захихикала в кулачок после оговорки османа, невинно и одновременно призывно поглядывая на Лисицу, но замолчала, когда они вышли в зал, где в уголке лежали крепко скрученные найденной веревкой разбойники с заткнутыми ртами и завязанными глазами. Один из них так и не пришел в себя, зато второй грозно мотал головой и мычал в такт плачу горбуньи. Первым делом Лисица отдал Диджле его подушечку, и тот благоговейно прижал ее к сердцу, отлепившись от названного брата.
- Идти сможете? – Лисица вопросительно взглянул на девушку, и та важно кивнула. Диджле кое-как выпрямился, как будто в подушечке заключалась сила.
- Я думаю, Вольфхарт поможет мне, - лукаво добавила девица. Хитрое создание! Она была куда как крепче, и сама хотела помочь осману, чья гордость не потерпела бы такого позора. Диджле залился краской, но покорно опустил голову.
- Грех касаться женщины, - сипло сказал он. – Но отказать в помощи - хуже.
Лисица покачал головой – и девица, и осман будто не понимали, что им грозит смерть, если их застанут или поймают, прежде чем они доберутся до города, и оттого так много говорили о вещах лишних, неважных. Сам он не терял времени: взвалил себе на спину оба мешка, которые еще надо было где-то припрятать, оглянулся, не потерял ли чего, что могло указать на него самого, и был готов отправляться в путь.
Как только они вышли на свободу, в лес, где пахло мхом и сыростью, у Диджле невольно выступили слезы, и он зажмурился от рези в глазах. София прижалась к нему, пряча лицо у него на плече, и Диджле испугался, что они ослепли от долгого заточения. Он протянул руку к названному брату и ощутил его крепкое пожатие.
- С непривычки, - коротко обронил Лисица, приметивший их растерянность. При свете дня узники выглядели жалко, будто остатки когда-то гордых кораблей, выброшенные на берег. – Сейчас глаза привыкнут. Глядите под ноги, не на небо – мы пойдем вдоль тропы.
Диджле послушно старался следовать указаниям, но то и дело спотыкался и царапался о ветки; он даже провалился в кротовью нору, потому что каждая попытка открыть глаза вызывала жуткую боль, и он напрасно надеялся, что сможет идти по следам названного брата, ориентируясь лишь чутьем. Софии приходилось не легче – бедная девица не могла даже приоткрыть веки, и Лисица сдался: мешки давили на плечи, и заботиться одновременно о них, и приглядывать за своими спутниками он не мог. Лисица провел их к бурному узкому ручью, шумевшему неподалеку в прогалине – в ней царил полумрак, и они перешли воду вброд и какое-то время шли гуськом по каменистому берегу, вдоль пенистой кромки, пока не добрались до вывороченного трухлявого дерева, упавшего ровно поперек ручья. Здесь ветром, водой и временем вымыло небольшую пещерку, забитую перегноем из опавших листьев, и Лисица приказал остановиться здесь и не шуметь. Диджле беспрекословно повиновался, опустившись на колени; он то и дело поворачивал к ручью худое, заросшее бородой лицо, по-прежнему жмурясь, – хотелось пить. София не отпускала его и села рядом, непривычно молчаливая – она сбила себе босые ноги до крови, но не жаловалась. Лисица с облегчением избавился от своего проклятого груза, опустил мешки меж камней и закидал листьями да землей – если найдут, не жалко, а если нет – то, быть может, когда-нибудь и пригодится. Оставалось надеяться, что если у разбойников есть пес, то со следа его собьет вода, и вода же не даст прочесть, куда они ушли.
Он достал флягу с вином, откупорил ее и отдал Софии. Та вздрогнула, но приняла ее и сделала несколько жадных глотков. Лисица зачерпнул воды из ручья и протер осману глаза; Диджле отпрянул было от его рук, точно норовистый конь, но смирился.
- Попробуй не жмуриться, - приказал Лисица.
В самом деле, на этот раз обошлось без боли, точно вода и холод смыли резь. Диджле проморгался и потер веки большими пальцами – мир вокруг оказался гораздо ярче, чем ему казалось в заключении.
- Который час? – хрипло спросил он.
- Полдень миновал, - Лисица внимательно взглянул на него, но осман кивнул: все в порядке, мол. Диджле взглянул на небо и отполз в сторону – оттуда донеслось бормотание на незнакомом языке, осман бил поклоны, как мог – видно, возносил благодарственную молитву.
- Он молится. Это недолго, - негромко проговорила София. На ее курносом задорном носу виднелось пятно, и Лисице захотелось стереть его. Он достал из-за пояса старый платок и смочил его в воде.
- Не бойся, - предупредил он девицу. – Сейчас будет мокро.
Она доверчиво подставила ему лицо, и он коснулся его платком.
- Я сейчас не очень красивая, - виновато и невнятно произнесла девица. - Наверное, уродина, да?
Ей было лет восемнадцать, не больше, и уродиной бы ее никто не назвал. Волосы кое-где свалялись и растрепались, а корсет стал ей велик – под худенькой шеей сильно выступали косточки, и девица напоминала одуванчик на тонком стебельке.
- Ничуть, - заверил ее Лисица.
- У меня ноги щиплет и они болят, - она приоткрыла глаза и теперь кокетливо глядела на Лисицу.
- Я могу понести тебя на спине.
- Как тебя зовут, спаситель?
- Иоганн, - Лисица глядел на ее лодыжки и сбитые ступни - вряд ли ей вообще когда-то приходилось много ходить, слишком нежны пятки.
- Иоганн… Здесь так не говорят. Ты с севера?
Лисица кивнул.
- Я тоже не отсюда, - призналась она, уже открыто разглядывая Лисицу. – Я ехала к родственникам, но мою карету ограбили, а слуг убили. Если бы не Вольфхарт, я бы погибла и опозорила бы отца. Меня зовут София-Амалия. Мой отец - барон фон Виссен из Ансбаха.
- Неразумно ссылать свою дочь в такую глушь.
Она чуть смутилась, но тут же ответила:
- А ты слишком нахален для простого разбойника, Иоганн.
- Это оттого, что я не разбойник. Давай-ка омоем тебе ноги в ручье, прежде чем идти дальше.
Лисица помог Софии подняться, и та зашла в ручей, подобрав подол. Баронесса даже и не подумала, что добровольный помощник может заглянуть ей снизу под юбку или, быть может, наоборот, рассчитывала на это. Она морщилась от холодной воды, пока Лисица протирал ей лодыжки, и, балуясь, брызгала на него водой, отчего он щурился и отворачивался.
- А как ты узнал Вольфхарта? Я дала ему это имя, чтобы показать, что он отважен, как волк! Он сражался за меня с разбойниками – голыми руками. Мне щекотно!
- Случайно, - Лисица провел по ее узкой лодыжке пальцами уже ради удовольствия, и София тут же норовисто плеснула в него водой.
- Я думаю взять его в слуги. Пусть будет моим стражником! Но он так много молится, что мне иногда даже страшно. Может быть, он обратится в истинную веру?
- Стражником? – Лисица представил себе османа, который следовал за баронессой по пятам с ятаганом и следил, чтобы она была закутана по магометанскому обычаю. Он невольно заулыбался, и София сердито на него зыркнула.
- Мои двоюродные дядя и тетя, господа фон Бокк, позаботятся, чтобы я ни в чем не нуждалась и никого не боялась. А чем ты занимаешься, Иоганн?
- Спасаю прекрасных девиц и глупых османов.
- За мое спасение тебе тоже причитается награда, - София обрызгала его в последний раз и разочарованно вздохнула, когда он потянул ее выходить. Диджле все еще самозабвенно молился и не замечал ничего вокруг себя.
- Награда – это хорошо, - Лисица усадил баронессу на камень. Дожить бы до этой награды, дойти бы до города, а там рассказать местным гренцерам, где искать змеиное логово. Нет-нет, но его колола совесть, как он поступил с горбуньей – только подумать, он даже не помнил, как ее зовут. То ли Сусанна, то ли Цецилия – немецкое имя, и говорила она по-немецки хорошо, только с акцентом. Странно, что брат ее так походил на влаха.
- Наклонись ко мне, - попросила София. Он послушался, и девушка неожиданно обняла его за шею и поцеловала в губы. Лисица осмелел и обнял ее, но баронесса тут же оттолкнула его и погрозила пальцем.
- Это была часть награды, - она приложила палец к губам и с лукавством поглядела на него.
- Такую награду я предпочитаю получить в теплой постели, - проворчал Лисица. Баронесса его не стеснялась, видно, принимала за своего слугу, с которым можно делать все, что захочешь. Будь они наравне, наверняка бы София предстала перед ним примерной девицей, которая и думать не думает о поцелуях с незнакомцами.
- Разрешаю тебе мечтать об этом, - важно сказала девушка, и ее курносый нос задрался еще выше.
Где-то в чаще закуковала кукушка, и от порыва ветра на Диджле упала ветка. Осман отбил последний поклон и поднялся – теперь он не кренился из стороны в сторону, будто молитва придала ему сил. Лисица достал из походного льняного мешка свой завтрак из хлеба и ветчины, который приберег для османа. Половину он протянул с насмешливым поклоном баронессе, и та тут же вонзила в хлеб острые зубки, вторая досталась Диджле. Осман торопиться есть не стал и первым делом подозрительно обнюхал ветчину.
- Из птицы, - пояснил для него Лисица и закудахтал.
Диджле оторопело взглянул на него, а затем заулыбался в бороду, когда понял, к чему была эта пантомима. Лисица глядел, как они жуют: София – жадно, осман – нарочно медленно, но на душе у него царила тревога. Даже если разбойников переловят всех до одного, еще остается Шварц и Бог весть сколько подручных. За себя он не волновался, но спокойствие дома господина Вильгельма Дома было ему дорого, не хотелось, чтобы по его вине что-то случилось с Анной-Марией. Слова Софии о награде будоражили кровь, но Лисица решил, что от нее придется отказаться, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимания. О спасении баронессы будет гудеть весь город, так пусть героем станет осман – ему это нужней, чтобы заслужить благосклонность общества.
Когда они доели, Лисица посадил Софию к себе на закорки. Диджле глядел на них неодобрительно, но возражать не стал – он видел, что девица устала и идти дальше не сможет.
Извилистый ручей делал большой крюк, но Лисица упрямо шел вдоль него, чтобы не подниматься в лес и не заблудиться там. Один раз ему показалось, что он слышит вдалеке грубый смех и крики, но вряд ли разбойники были дураками, чтобы возвращаться среди бела дня с награбленным. На месте их главаря он бы днем отсиделся где-нибудь в горах, поделил добычу, ненужное бы выкинул, и только потом, ночью вернулся бы к логову. Но то ведь он, а то – эти, неразумные.
К вечеру они вышли наконец под мост на тракте, и, когда они поднялись, София потребовала спустить ее на землю – мягкая пыль казалась ей лучше гальки. Лисица снял девицу с облегчением – не столько она была тяжела, сколько непоседлива и избалованна: то она видела рыбу в ручье и просила остановиться, то пыталась вплести Лисице в косы листьев и веток, то вертелась, оглядываясь по сторонам, – и откуда у нее бралось столько сил на баловство? Диджле не проронил ни слова и шел из последних сил, на одном упрямстве, но как только они вышли на дорогу, он съежился и набычился, будто не ждал ничего хорошего. К счастью, судьба решила, что приключений им хватит, и на закате они благополучно добрались до города. Дороги к дому своего дяди София фон Виссен не знала, и Лисице пришлось нарушить сладкое уединение какого-то слуги и его смазливой девицы, чтобы задать ему этот вопрос. Вначале тот хорохорился, но после того, как увидел саблю на поясе, на эфес которой Лисица весьма эффектно положил ладонь, скис и неохотно поплелся проводить Софию, явно недоумевая, что понадобилось этим оборванцам у господ фон Бокков.
У ворот особняка они распрощались. София расстроилась, что Лисица оставляет их, но сделала вид, что ей все равно, а Диджле крепко обнял названного брата и после объятий приложил руку к сердцу и поклонился в пояс.
- Два раза я должен жизнь, - торжественно сказал он. – Я отдам.
- Там видно будет, - серьезно ответил Лисица. – Надеюсь, что не придется.
Диджле не понял его, но значительно кивнул и добавил несколько слов на своей тарабарщине; Лисица услышал слово «Аллах» и понял, что осман благословляет его.
- Осторожность, брат, - добавил Диджле и беспомощно оглянулся на Софию, которая уже нетерпеливо поглядывала на дом. Баронессе наверняка хотелось сесть или даже прилечь, принять теплую ванну, чтобы смыть грязь и сырость пещеры и, конечно, поесть досыта, но Лисица задержал их еще на несколько минут, чтобы рассказать девушке, как найти разбойничье логово и убедиться, что она запомнила дорогу. Он не собирался показываться на глаза местным воякам, а баронессе так или иначе придется это делать. София послушно пообещала сделать все, что наказано, и с упреком добавила, что он мог бы быть погалантней и не бросать бедную девицу перед встречей с родными. Она укоризненно зыркнула на него большими глазищами и присела перед ним в шутливом полупоклоне, мол, «если вы не принимаете мою благодарность, возьмите ее хоть так».
- Я найду вас, если что, - с этими словами Лисица оставил их.