По приезду в город назойливый господин Уивер увязался за ними, пояснив, что приезжим лучше держаться вместе. Диджле здорово раздосадовался, но промолчал; зато Йохан заметил, что если бы он хотел держаться вместе с господином Уивером, то нанял бы его своим личным доктором. Англичанин нисколько не смутился и в ответ на это рассказал, что именно так он и приехал в Европу, нанявшись пользовать герцогского сына, который предпринял большое путешествие в Рим. Как выяснилось, в Вене они не поладили из-за одной миленькой модисточки, которая предпочла герцогскому титулу и богатству симпатичного и веселого доктора, и, по обоюдному согласию, хозяин дал ему расчет и велел больше не показываться ему на глаза. На это Йохан ответил, что он прекрасно понимает сына герцога и, если господин Уивер вдобавок непрерывно шутил, то лично он бы дал ему расчет куда как раньше и приплатил бы сверх того, чтобы не видеть его больше. Уивер, как ни странно, не оскорбился, посоветовал относиться к жизни проще и, в конце концов, снял комнату рядом с Йоханом в той же «Львиной голове», где останавливались люди богатые и знатные.
Слух о новых приезжих распространился быстро, и в первый же день Йохану принесли несколько приглашений заглянуть в гости к сильным мира сего: от капитана местного гарнизона, от господ фон Бокков и от казначея. Разумеется, отказываться он не стал ни от одного из них и велел передать, что очень польщен и непременно заглянет к знатным господам. Диджле немедленно разволновался, что его узнают у фон Бокков, но Йохан успокоил его тем, что вовсе не собирается звать его по привычному господам имени.
Городской казначей оказался желчным и язвительным человеком, старательно пудрившим желтизну своей морщинистой кожи, отчего казался похож на старый, потрескавшийся пергамент. Жена была ему под стать: высохшая и неразговорчивая старуха в темных одеждах, которая не пустила Диджле даже на кухню, опасаясь его османского происхождения. Оба они были скуповаты, и, отведав салата из пожухших листьев и жесткой оленины, Йохан благоразумно отодвинул тарелку, чем заслужил одобрение хозяев. Разговор за столом вертелся вокруг денег и о том, как стало тяжело жить; однако обстановка в доме была отнюдь не бедная, и Йохан взял себе на заметку разузнать о казначее и его делах побольше.
Обед у капитана тоже прошел достаточно приватно, если не считать секретаря, который каждые полчаса являлся со срочными донесениями, указами и новостями: то надо было подписать, это просмотреть, распорядиться и вынести вердикт. Про себя Йохан пожалел капитана: дела не отпускали его ни на минуту; впрочем, и выглядел тот очень серьезно и умно, похоже, был из тех людей, кто подходит к делу настолько ответственно, что начинает им жить. Держался он, как человек, привыкший к жизни в столице, и это было странно – кто по своей воле поедет служить в такую глушь? То, что капитан мог бы с легкостью получить иное место, Йохан не сомневался, как не сомневался и в том, что весь этот обед был не столько обедом, сколько скрытым допросом – где он был и кто такой. У дверей дома Йохан неожиданно столкнулся с тем венгром, который отправил его в горы на погибель, и не смог отказать себе в мелком удовольствии сделать вид, что принял его за слугу капитана, и безапелляционно потребовал привести свою лошадь. Венгр густо налился кровью от негодования, но очень вежливо, сквозь зубы, объяснил, что он пришел к капитану по делу, и после, когда дверь закрылась, Йохан услышал, как он спускает гнев на подчиненных. На крик из сада тревожно выглянула черноволосая, смуглая, волоокая девица, неуловимо похожая на цыганку и лицом, и одеждой. К юбкам она заботливо прижимала маленького белокурого ребенка, но тут же смутилась и исчезла меж цветущих кустов, как только заметила Йохана и его слугу. Последний неодобрительно покачал головой и скорбно заметил, что капитан показался ему достойным человеком, но держать наложницу из рода бродяг противно Аллаху.
- Все-то ты успел подметить, - рассеянно попенял ему Йохан, и Диджле важно наклонил голову, приняв его слова за похвалу.
У фон Бокков царили совсем иные обычаи. Их дом - подражание венским особнякам, насколько у местного архитектора хватило вкуса и фантазии, - уже от ворот удивлял ухоженностью сада: кусты повыше были искусно подстрижены в виде кубов, кусты пониже - шаров, молоденькие деревья – конусами, а посыпанные красным песком дорожки вели исключительно прямо, неожиданно заканчиваясь иной раз игривым завитком. Гостей здесь любили и ждали: каждого почтительно провожали в дом, и первым делом молоденькая племянница хозяев, баронесса фон Виссен, собственноручно наливала каждому пришедшему подогретого вина со специями из серебряной чаши. Йохан велел Диджле подождать его на кухне, и тот с видимым облегчением ретировался прочь.
София поправилась и похорошела за эти дни. Щеки у нее округлились, и она напоминала спелое наливное яблочко, а не худую кошку, как во время последней их встречи. Рядом с ней соляным столпом стояла безмолвная служанка, державшая в руках тряпицу, если вдруг баронесса будет неаккуратна и разольет сладкую жидкость, а напротив юной хозяйки, готовой вручить гостю бокал вина, разглагольствовал вездесущий мистер Уивер, который, как видно, пришел чуть раньше Йохана.
Не глядя, Лисица отдал шпагу и шляпу слуге, и тот с поклоном унес их. София повернула голову к новому гостю, уже привычно лучезарно улыбаясь, но улыбка застыла на ее лице. Она широко распахнула глаза, уже не слушая речей господина Уивера: все-таки узнала, несмотря на другой облик.
- Барон Йохан фон Фризендорф, - отрекомендовался Йохан, дождавшись, пока англичанин сделает паузу набрать в грудь воздуха. – Очень рад оказаться в вашем гостеприимном доме.
- Баронесса София фон Виссен, - София не сводила с него взгляда. – Очень рада увидеть вас, барон…
Она настолько забылась, что протянула ему вино, приготовленное для господина Уивера, и Йохан не стал поправлять ее.
- Мы ждали только вас, - слова девицы прозвучали столь многозначительно, что Уивер высоко поднял бровь, ревниво поглядывая на Йохана, и настойчиво кашлянул. Баронесса неожиданно смущенно поглядела на него и быстро налила ему вина, зачерпнув из чаши. После того, как он принял бокал, София присела в реверансе и, извинившись, пригласила господ пройти в обеденную залу, пока она распорядится унести чашу и столик.
- Это было весьма невежливо с вашей стороны, мистер Неженка, - шепнул Йохану господин Уивер, улучив мгновение, пока они остались наедине. – Баронесса дала вам мое вино! Как джентльмен, вы должны были передать его мне.
- Относитесь к неудачам стоически, господин шутник. Не наше дело – поправлять прекрасных дам, если они явно выказали свое предпочтение.
Уивер собирался ответить что-то саркастическое, но, увы, не успел; когда они вошли в залу, полную людей, как тропический лес цветов, их тут же подвели к хозяевам. Йохан поставил пустой бокал на стол, и незаметный лакей споро унес испачканную посуду.
Господин и госпожа фон Бокк неуловимо напоминали королевских особ, вернее, пытались быть на них похожи, как всякий неофит тщится быть подобным учителю – осанкой, улыбками, радушием и щедростью. Они были из нового поколения аристократов; того, что получало титул не за дела ратные, но за дела торговые или же за брак с титулованной особой; недовольные поговаривали, что будто на этом мир не остановится, и вскоре его заполонит новое дворянство - из лавочников и купцов с титулами, уже открыто купленными за золото. Госпожа фон Бокк, хоть и была немолода, кокетливо улыбнулась гостям из-за яркого веера китайской бумаги, хозяин же со всеми церемониями поздоровался, чтобы после перейти к непринужденной беседе о дороге, об охоте, о разбойниках и казнях.
Высокомерная баронесса Катоне тоже была здесь, избалованная чужим вниманием. Она с легкой улыбкой ощипывала ромашку из букета, который подарил ей один из окружавших ее господ; и что было гораздо хуже, одним из этих господ был должник Йохана, которого знали здесь под именем Рейнгольда Пройссена, а вторым – Иероним Шварц. Последний держался ниже травы и тише воды, кротко наклоняя голову всякий раз, когда в разговоре обращались к нему. Баронесса равнодушно и холодно посмотрела на Йохана, поймав его взгляд, и отвернулась.
В веселой сутолоке до рукава камзола Йохана дотронулся слуга. Он протянул поднос, на котором лежали закуски, и одновременно шепнул, что господина просили на несколько минут подняться наверх. В соседней светлой комнатке, где стоял сложенный карточный дамский столик, Йохана уже ждала немолодая служанка. Она поманила его за собой и тихо, незаметно от других, провела по широкой лестнице на второй этаж, чтобы оставить в библиотеке.
- Я знала, что вы не исчезнете просто так, Иоганн, - София фон Виссен успела переодеться и теперь сияла, как начищенный кофейник. – И я рада, что не ошиблась в том, что посчитала вас благородным человеком!
Йохан приложил палец к губам, призывая ее понизить голос.
- Иоганн остался в лесах вместе с разбойниками, - заметил он. – Не думаю, что другим людям стоит знать об этом. Мне довольно видеть вас живой и веселой, чтобы посчитать себя вдосталь вознагражденным.
- Я никому не скажу, - София низко присела перед ним. – Но вы так переменились… Вы действительно шведский барон, как говорят?
- Вне всяких сомнений.
- Это так интересно, - невпопад призналась девица. – Но вы… Я бы хотела стать вашей конфиденткой, барон. И помочь, чем могу. Я умею стрелять и хорошо ездить верхом. И держать язык за зубами.
В последнем Йохан сомневался, но говорить об этом вслух не стал: София лучилась радостью причастности к чужой тайне и оскорблять ее подозрениями было так же нечестно, как отбирать последние деньги у бедняка.
- Не думаю, что вам придется применить ваши выдающиеся навыки, - осторожно ответил он. – Мои дела не требуют оружия.
- Но вы же спасли нас с Вольфхартом.
- Он – мой слуга, и я не мог оставить его в беде.
- Слуга!.. – София взглянула на него иначе и закусила губу. – Я не знала. Он не говорил мне об этом. Он называл вас братом, барон.
- И это тоже верно. Я приехал сюда из-за женщины, - отрезал Йохан, чтобы прекратить этот разговор, но лишь больше разжег любопытство юной баронессы.
- Из-за кого? – в голосе у Софии послышалась робкая надежда, и она даже потупила взгляд.
- Из-за баронессы Катоне.
Он назвал первое попавшееся имя, пришедшее ему на ум. В конце концов, это будет маленькая месть гордячке баронессе. Как знать, может быть, она и смилостивится. Или рассердится, но это тоже неплохо.
- А-а.
София вон Виссен разочарованно вздохнула, но тут же вновь заулыбалась.
- Не успеешь влюбиться в прекрасного незнакомца, а его сердце уже занято. Жизнь так несправедлива! – пожаловалась она шутливо, хотя глядела вовсе невесело и печально. – А если я уроню перед вами подвязку, вы примете ее?
- Любой бы почел это за честь, - и это было правдой. София ему нравилась, и Йохан вспомнил поцелуи у ручья. Но отступать было уже некуда, и он с искренним сожалением добавил: – Но я связан клятвой.
- Она выходит замуж.
- Я знаю.
- Вы хотите помешать им?
Йохан кивнул.
- Я никому не скажу, - предупредила его София и вздернула острый носик. – И попробую вам помочь. Но поцелуйте меня, пока у нас есть время, барон. В последний раз, правда-правда!
Целовалась она страстно и самозабвенно, полуприкрыв глаза, и Йохану не хотелось останавливаться. Баронесса стерла с его лица краску для губ и чуть-чуть припудрила, а потом со вздохом велела спускаться, пока их не хватились, и еще раз заверила в своей преданности.
Внизу шло прежнее веселье. Англичанин успел собрать вокруг себя целый цветник из дам, которые внимали каждому его слову. Шорох вееров, шелест разноцветных юбок, духи на любой вкус, худышка или толстушка, черноглазая и смуглая или беленькая, бледненькая, как акварельный рисунок, сильно разведенный водой – только выбирай! Господин Уивер наслаждался этим обществом и охотно отвечал на вопросы, как мужчин, так и женщин. Рассказывал он о далеких индийских обычаях, и когда послышался томный голос баронессы Катоне, Уивер обернулся к ней, да так и прикипел к ней взглядом. Йохана кольнула фривольность, появившаяся в голосе у англичанина, и он сам не заметил, как нахмурился.
София незаметно появилась в дверях, успев шепнуть пару слов лакею, стоявшему у темной деревянной панели, которыми была отделана зала, и чинно села рядом с хозяевами. Она нарочно не глядела на Йохана и только один раз за весь вечер неожиданно ободряюще улыбнулась ему.
Вернуться домой пришлось уже после полуночи, когда только самые стойкие остались в доме у господина фон Бокка, чтобы составить карточную партию. Йохан вежливо отказался от приглашения, пообещав, что присоединится к господам в следующий раз. Карт с него пока хватило.
Диджле был необычно задумчив. Он со вздохом сказал, что его никто не узнал, но, видимо, памятуя его же поступки, слуги чурались его, обращались опасливо, как с чумным.
- Они заставили подавать мне еду несчастную сироту, - мрачно заметил он, поглаживая рукоять кинжала за поясом. – Она лишилась дара речи от страха. Я говорил с ней. Она только улыбалась. Скромный цветок в саду Аллаха!
- Красивая? – Йохан думал о своих делах и задал вопрос просто так, но Диджле поперхнулся от неожиданности.
- Ее красота нежна, - ответил он после некоторых колебаний. – Я спрашивал о моих ловчих птицах, но она ничего не ведает. Или не смеет отвечать.
Осман вздохнул и замкнулся в себе, нахохлившись, как мокрая галка.
Первым, кто их встретил в «Львиной голове», оказался вездесущий господин Уивер, который сидел внизу, в полутемном пустом зале, пил вино и курил длинную изогнутую трубочку, будто ему было мало угощения у фон Бокков. Сонный слуга стоял у него за спиной. Он время от времени таращил глаза и гримасничал, чтобы не заснуть. Шутки господина Уивера вводили его в магнетическое состояние, и он всякий раз неуверенно и подобострастно хихикал, в надежде, что рано или поздно попадет в лад. Диджле ощетинился, как только увидел господина Уивера, но промолчал.
- А! – нисколько не стесняясь, поприветствовал их Уивер. Глаза у него заблестели, и он радушно указал трубкой на место рядом с собой. – Господин барон Белоручка! Присядьте. Я угощу вас хорошим крепким табаком, не теми измельченными листьями малины, которыми вы потчевали меня в дороге. Жаль, в этой глуши не найти курильни или человека, который знает толк в индийской хукке. Удивительная вещь! Прочищает голову лучше ведра холодной воды.
- Я поставлю воду для омовения, господин, - сухо произнес Диджле, когда Уивер замолчал. Йохан кивнул, и осман с мольбой взглянул на него; «не разговаривайте с этим нечестивцем, мой господин», но вместо того, чтобы послушаться, Йохан отдал ему шпагу и сел рядом с англичанином.
- Это другое дело, - одобрительно заметил тот. – Хотите выпить?
Диджле с отчаянием взглянул на хозяина.
- Благодарю. Но я уже достаточно пил сегодня.
Осман посветлел взглядом, и Йохан сделал ему жест идти.
- Смотрю, ваш слуга вас школит, мистер барон, точно маленького мальчика? – поинтересовался Уивер, как только Диджле исчез наверху. – Шучу, шучу. Это просто так забавно.
- Вы до сих пор не извинились за ваше глупое поведение в пути, - напомнил ему Йохан.
- А, это… Ерунда, - Уивер махнул рукой и чуть покачнулся. – Вы же мне друг, верно? Какие между друзьями могут быть счета?
Он наклонился к Йохану и крепко сжал ладонью его плечо.
- Знаете, Фризендорф, - доверительно сказал Уивер и заглянул ему в глаза. – Я бы мог сейчас припомнить вам мое пропавшее вино из рук баронессы. И ваш нелепый… Слышите? Я настаиваю на этом! Нелепый гонор. Вас будто только что выгнали из дворца, где люди шагу не могут ступить без правил. Но я прощаю вас. Да-да. Прощаю. Давайте лучше поговорим о сегодняшнем вечере. Как вам местные дамы? – он наконец-то отпустил Йохана. – Некоторые из них соскучились по мужскому вниманию, верно?
Йохан вздохнул и подпер подбородок костяшками пальцев.
- Уверен, многие из них будут рады уронить перед вами подвязку, как говорят французы, - скучно заметил он.
- Какой вы зануда, мистер Неженка. Иди-ка ты отсюда, братец, - последнее относилось к слуге. Тот благодарно поклонился, выставил руку вперед, и Честер покопался в кармане кюлот, чтобы высыпать на раскрытую ладонь пару крейцеров. – Но принеси еще вина, слышишь? А вы, говорят, положили глаз на баронессу Катоне?
- Уже говорят? – Йохан почувствовал, что недооценил Софию фон Виссен и ее длинный язычок.
- Я слышал нечто такое, - Уивер кивнул, посасывая кончик трубки. – Трудно вам будет улучить миг, чтобы увести ее от Рейнгольда Пройссена. Они не расстаются перед свадьбой. Но если вы позволите, я могу дать несколько советов. Как давно и безутешно влюбленному.
Йохан откинулся назад на спинку стула и скрестил руки на груди. Он не ожидал, что круг так причудливо замкнется на его должнике. Если баронесса Катоне собирается выйти замуж за мота, труса и глупца, то она должна быть очарована его богатством. Но деньги не задерживались в руках у этого человека, а баронесса… Роксана казалась Йохану слишком умной и наблюдательной, чтобы этого не понимать.
- Я не так уж безутешен, господин Уивер, - сказал он. – Благодарю вас за добрые намерения.
- Знаете, Фризендорф, - Уивер экспрессивно ткнул трубкой в его сторону, - смотрю на вас и думаю: рано или поздно вы сломаете себе шею. Отказываться от добрых советов не стоит так решительно! Одному ни с чем не справиться. Я в свое время это хорошо осознал.
- Не сломайте шею сами, господин Уивер. Считать каждого другом бывает опасно.
Уивер пожал плечами, затянулся и выпустил клуб дыма изо рта.
- Время пройдет, посмотрим, - уверенно заявил он. – Где этот чертов слуга с вином? Я усохну от жажды.
- Рекомендую вам последовать моему примеру и отправиться спать.
Йохан поднялся, и Уивер насмешливо приподнял брови, провожая его взглядом. Он остался сидеть, положив ногу на ногу.
- Учтите, мистер Задери-Нос, - прозвучало напоследок, когда Йохан уже поднимался по лестнице, - я не отдам вам ни одной красивой леди и девицы. Если вы не хотите быть мне другом, тогда повраждуем!